Во все времена придворных лекарей ценили, многие из них достигли высокого положения, но, как гласит пословица, «близ царя — близ смерти».
Трагически завершилась медицинская карьера Родриго Лопеса, придворного врача английской королевы Елизаветы I. Он был повешен, живьём выпотрошен и четвертован в Тайберне 7 июля 1594 года. Обычно подобной изуверской казни в Англии подвергали преступников, осуждённых за государственную измену, а Лопеса обвинили в попытке отравить королеву и передаче секретных сведений её врагам.
Сама Елизавета считала своего врача невиновным и приговор о смертной казни не подписала. Но в тёмном деле Лопеса были замешаны интересы самых влиятельных фигур двора. Врач «слишком много знал» и к тому же владел монополией на импорт аниса в Англию, получить которую жаждали многие. После задержания Лопес находился в Тауэре и считался арестантом королевы — его не могли ни казнить, ни освободить без её согласия. Тогда враги врача применили хитрость. Без ведома Елизаветы узника перевели в тюрьму, на которую не распространялась юрисдикция королевы, и казнили. Своё отношение к Лопесу Елизавета выразила тем, что вернула его вдове всё конфискованное имущество.
Не менее печально сложилась судьба Иоганна Фридриха Струэнзее, лейб-медика датского короля Кристиана VII. Этот монарх был психически болен, и Струэнзее, став любовником его супруги Каролины Матильды, заменил Кристиана и в постели, и в управлении государством. Против поднявшегося на немыслимую высоту придворного врача сложилась враждебная придворная партия, а прогрессивные реформы, проводимые им чрезвычайно круто, нажили немало врагов. Был организован заговор, Струэнзее арестовали, обвинили в «оскорблении величества» и обезглавили 28 апреля 1772 года.
Иоганн Фридрих Струэнзее. (Wikimedia Commons)
В России первое широко известное «дело врачей» произошло при Иване III. Из летописей до нас дошли сведения о двух придворных лекарях — немце Антоне и венецианском еврее Леоне. Иван III как-то «одолжил» немца-лекаря касимовскому царевичу Даньяру, чтобы тот вылечил его сына царевича Каракучу. Это не удалось, царевич скончался, и родственники умершего заподозрили в его смерти злой умысел врача. Никаких доказательств они не привели, но великий князь безоговорочно принял сторону обвинителей. Испуганные иностранцы, самым авторитетным среди которых был Аристотель Фиораванти, строитель Успенского собора Кремля, решили уплатить татарам большой выкуп за попавшего в беду лекаря. Сородичи Каракучи согласились принять деньги и тем закрыть дело. Однако Иван III распорядился иначе и несчастного Антона увели к реке, где зарезали под мостом «яко овцу».
Судьба другого врача Ивана III также сложилась трагически. Наследник престола Иван Молодой мучился «камчугом» (то ли подагрой, то ли какой-то кожной болезнью). Лекарь Леон заявил, что берётся исцелить князя и ручается за его выздоровление головой. Скорее всего, он счёл болезнь тридцатидвухлетнего князя неопасной. Лечил же её прикладыванием «скляниц» с горячей водой. Но Иван Иванович умер, и голову Леону отрубили. Вполне возможно, что лекарь не нёс ответственности за смерть наследника и тот пал жертвой династической борьбы. Смерть Ивана Молодого открывала путь к престолу потомству второй жены Ивана III — злой «гречке» Зое Палеолог, и молва именно её обвиняла в смерти молодого князя.
Гибель лекарей Леона и Антона не испугала их европейских коллег, и они продолжали прибывать в далёкую Московию, где им предоставлялись выгодные условия и щедрое содержание. Врачи приезжали со своими семьями, помощниками и слугами (российским подданным было запрещено служить у иностранцев). Придворным медикам платилось немалое жалованье, давалось поместье с крестьянами и выделялся обильный провиант для прокормления самого лекаря с семейством и его прислуги. Практиковались и единовременные вознаграждения дорогой одеждой, тканями и соболями. Было издано и специальное распоряжение о том, чтобы «ни один медик не дерзал, под опасением ссылки, пользовать вельмож без именного приказа государя».
Получить приглашение к московскому двору было непросто. На царскую службу принимались лишь врачи, представившие рекомендации от правящих особ или от известных в Европе медиков. В основном это были опытные, знающие специалисты и весьма уважаемые личности. Случались и исключения, и пришлись они на страшное правление Ивана Грозного. Так, один из придворных медиков этого царя Елисей Бомелий (Элизеус Бомелиус) вошёл в историю как выдающийся злодей.
Смерть Ивана Грозного. (Wikimedia Commons)
Этот выходец из Голландии долго жил в Англии и изучал медицину в Кем- бридже. В аристократических кругах Лондона известен Бомелий был, однако, не как врач, а как астролог и колдун. В этих качествах он в основном и проявил себя и в Москве, где, как говорили, готовил яды, жертвами которых стали многие бояре. В народе этого лекаря называли «лютым волхвом», не любили его и в иноземном сообществе. Управляющий английской торговой Московской компанией Джером Горсей характеризовал Бомелия как «лживого колдуна», «человека порочного, виновника многих несчастий». Закончил свой путь Елисей Бомелий скверно. Он запутался в дворцовых интригах, был заподозрен в шифрованной переписке с королями Польши и Швеции и попал в руки палачей. Бомелия жестоко пытали, привязали к деревянному шесту или вертелу и зажарили живьём.
Последним врачом Грозного был фламандец Иоганн Эйлоф. Под его началом царь постигал азы астрологии и алхимии, с помощью которых надеялся разрушить козни врагов и получить эликсир вечной молодости. Когда же Грозный внезапно скончался, поползли слухи, будто он был убит, пав жертвою заговора приближённых. По версии Горсея, в интриги был посвящён и Эйлоф, но неясно, на чьей стороне выступал врач, — царя или недовольных им придворных.
Слухи о причастности Эйлофа к отравлению Ивана Грозного просочились в город, и оставаться в Москве ему стало смертельно опасно. И хотя мягкосердечный новый царь Фёдор Иванович позволил врачу благополучно покинуть Россию, повезло Эйлофу относительно: он навсегда расстался с родными, удержанными в качестве заложников его молчания.
На судьбе придворных медиков сказались и трагические события Смутного времени. Многие из врачей-иностранцев были вынуждены покинуть Москву, и вступившим на престол Романовым пришлось практически заново набирать врачей из-за границы.
Первые Романовы обладали плохим здоровьем, а царь Фёдор Алексеевич, унаследовавший престол в пятнадцать лет, был так слаб, что не мог даже идти за гробом своего отца — его несли на носилках. Царя лечили несколько докторов и чаще всего — Симон Зоммер, Иоганн Гутменш и Степан Фунгадин (Стефан фон Гаден). Фёдор Алексеевич всё время болел, скончался на 21-м году жизни, и его ранняя смерть вызвала слухи об отравлении.
Фёдор III. (Wikimedia Commons)
Слухи распространялись Милославскими, родственниками первой жены царя Алексея Михайловича, которые боролись за власть с Нарышкиными, родственниками его второй жены Натальи Кирилловны. 15 мая 1682 года начался спровоцированный Милославскими жестокий и кровавый стрелецкий бунт. Его жертвами стали Нарышкины, их сторонники и «врачи-отравители «. Фон Гадену удалось скрыться в первый день бунта, но рассвирепевшим стрельцам удалось найти и убить его 22-летнего сына, слуг и Иоганна Гутменша. В среду 17 мая был задержан сам врач, скрывавшийся в Марьиной Роще. Он пришёл в Немецкую слободу, пытаясь раздобыть еду, и был выдан стрельцам. Просьба за него со стороны вдовы Фёдора Алексеевича — царицы Марфы Нагой и царевен не увенчалась успехом, так как, ко всем бедам, в доме фон Гадена стрельцы обнаружили краба — «мор- скую рыбину с множеством ног», которую приняли за колдовское средство. Под жестокими пытками несчастный врач сказал всё, что от него желали услышать, а затем был убит — разрублен на куски.
С воцарением Петра I царский двор перестроился на западный манер, и, согласно Табели о рангах, 24 января 1722 года среди прочих придворных чинов были упомянуты медицинские. Личный врач императора стал именоваться первым лейб-медикусом, а его чин — соответствовать коллежскому советнику или полковнику.
Романовы хорошо относились к своим врачам, одаривали их чинами и деньгами, а те честно и добросовестно выполняли свою работу. Выход за границы профессиональной деятельности для них был опасен, и история невероятного взлёта и падения Иоганна Германа Лестока — наглядный пример того, что могло произойти с придворным врачом, вмешавшимся в большую политику.
Лесток был одним из самых активных участников заговора, возведшего на русский престол цесаревну Елизавету Петровну. После успешного переворота Лесток, оставаясь домашним врачом императрицы, занял должность директора Медицинской канцелярии, то есть фактически «министра здравоохранения», получил звание статского советника, а от императора Священной Римской империи ещё и титул графа. Елизавета часто хворала и проводила с Лестоком много времени, а врач использовал его, давая советы, отвечавшие интересам Пруссии и Франции и поставляя послам этих стран (за крупное содержание, разумеется) ценную конфиденциальную информацию. Политическим противником Лестока был влиятельный канцлер Алексей Бестужев-Рюмин, ориентировавшийся на Англию и Австрию и также получавший от них большие деньги. В конце концов, в 1748 году Бестужев сумел свалить лейб-медика, убедив императрицу в том, что Лесток может совершить покушение на её жизнь как человек, имеющий «доступ к телу». Но ещё больше встревожило Елизавету Петровну то, что врач, знавший все её интимные тайны, имел тесные связи с дипломатами. Лесток был арестован 17 ноября 1748 года, «допрошен с пристрастием» и сослан на долгие годы в Великий Устюг, откуда его возвратил в 1762 году император Пётр III.
Иоганн Герман Лесток. (Wikimedia Commons)
Опала, правда, заочная, постигла и другого лейб-медика елизаветинского двора — доктора Антониу Нуньеса Рибейру Санчеса. Находясь в России, он написал несколько научных трудов, в том числе — трактат о пользе парной бани, и пользовался большим авторитетом как учёный. В 1747 году Санчес подал в отставку и покинул империю. В именном указе Елизаветы Петровны его назвали «искусным доктором» и «честным человеком», а императорская Академия наук избрала его почётным иностранным членом с ежегодным жалованьем в 200 рублей. Но через год покинувший Россию Санчес запоздало попал под изданный пять лет назад указ о высылке всех евреев из России. Кто-то донёс императрице, что врач — скрытый иудей, и его лишили академического жалованья и звания. Санчесу повезло. Он хорошо лечил юную великую княгиню Екатерину Алексеевну. Вступив на престол под именем Екатерины II, она восстановила Санчеса в звании почётного академика с пожизненной пенсией в тысячу рублей.
Однако с другим придворным лейб-медиком Якобом Монсеем (Джеймс Монсей) новая императрица поступила совсем не милостиво. Монсей, глубоко преданный Петру III, следил за здоровьем императора и был прекрасно осведомлён о его состоянии. После убийства Петра, официально объявленного смертью от «припадка сильнейшей геморроидальной колики», врач был уволен Екатериной «по слабости здоровья» и покинул Россию.
Умение хранить тайны было обязательным условием службы придворных врачей, и обычно оно свято соблюдалось. Так, лейб-медики, приводившие в течение 30 часов в порядок страшно изуродованное лицо Павла I, похоронили увиденное в стенах Михайловского замка, где погиб император.
Но слухи о насильственной смерти того или иного правителя возникали независимо от неосторожных слов врачей или людей из ближайшего окружения монархов. Поводом к их распространению служила таинственность и скрытность, окружавшая уход из жизни главы государства. Власть, часто дававшая разноречивую, а иногда и недостоверную информацию, также способствовала рождению слухов и легенд. Подобная секретность часто приносила вред и имела тяжёлые последствия, которые выражались в смутах и появлении самозванцев.
Джеймс Монсей. (Wikimedia Commons)
От слухов приобрело скандальную известность имя лейб-медика Мартына Мартыновича (Мартина Вильгельма) Мандта. Его обвиняли в причастности к якобы имевшему место отравлению императора Николая I, который скончался 18 февраля 1855 года. Официально было объявлено, что император умер от пневмонии. Но сразу же после кончины Николая возникли распространявшиеся с молниеносной быстротой легенды. Первая версия — царь не смог пережить поражений в Крымской войне и покончил с собой. Вторая — лейб-медик Мандт отравил императора.
В действительности же Николай, потрясённый неудачами Крымской войны, чувствовал недомогание и затем сильно простудился. Несмотря на болезнь, он назначил смотр войск, потом дважды выходил на парады в жестокий мороз без шинели. Мандт, предупреждая императора об опасности, будто бы сказал: «Государь, что вы делаете? Это хуже, чем смерть: это самоубийство», но Николай не обратил на его слова внимания, и это свидетельствует в пользу версии, что император не желал излечиться, надеясь умереть. Сторонники версии отравления основным аргументом в его пользу сочли стремительный отъезд Мандта за границу. Они рассматривали внезапное бегство врача как признание вины. В действительности же оно свидетельствовало о здравомыслии и хорошем понимании российских реалий.
Последний лейб-медик Николая II и его семьи, Евгений Сергеевич Боткин, пошёл на смерть добровольно. В Екатеринбурге он был помещён вместе с Романовыми в Ипатьевском доме. Незадолго до расстрела Боткина вызвали в революционный штаб, где сообщили, что «будущее Романовых выглядит несколько мрачно» и революционный штаб решил выпустить Боткина на свободу. На это врач ответил, что дал своим пациентам честное слово быть при них до тех пор, пока он жив, поблагодарил и остался с царской семьёй до конца.
В июне 1918 года Придворная медицинская часть министерства императорского двора была упразднена, лейб-медики исчезли. Новую власть стали обслуживать врачи, получившие название «кремлёвских».
