Никто Екатерине не виноват, что осталась одна. Возомнила себя царицей небесной, - как сказал ей сын, - а все, кто был рядом с ней, просто мелкие букашки.
Зима ей показалась долгой, а вот сегодня солнце пробилось из-за туч, первый его лучик упал ей на лицо, она даже улыбнулась. Жизнь не стоит на месте.
Еще осенью ее дом был полон смеха, разговоров. С ней жил сын со своей семьей. Сама не осознает, что у нее в голове перемкнуло, вероятно, устала от постоянного шума, гама.
- Семен, вам не кажется, что пришла пора оставить меня в покое. Но сколько можно сидеть у меня на шее?
- Ты чего, сегодня встала не с той ноги?
-Причем здесь ноги? Ты бы Соньке своей напоминал, что я не железная, можно встать и помочь мне. При такой ораве мать спит до обеда, где это видано?
- Мам, ты же знаешь, она на предпоследнем месяце, ей тяжело управляться с делами, ноги стали отекать.
-Еще бы не уставала сидеть на диване. Я не пойму, вы куда плодитесь? У вас что, других целей в жизни нет? Вон Потап, твой одноклассник, одного с женой родили, на этом остановились. Как-то поинтересовалась у него, так он ответил, что по нынешним временам и один ребенок обременительно. У вас уже пятеро, шестой-то куда?
- Сколько бог дает, все наши.
- Что? До сорока лет Сонька тебе еще больше десятка родит. Остепенитесь. – И соседки Екатерину ругали, чтоб гнала сына в три шеи.
- Кать, это где же видано, чтоб сноха твоей пенсией распоряжалась?
- Ну как же. Не успеет почтальонша из дома выйти, как она мне уже список несет, кому пеленки, кому обувку, самой какой-то бандаж, живот ее книзу тянет. Ой, девоньки, устала. Принесу килограмм сахара утром, а вечером и чай не с чем попить. Сонька сама хлещет его весь день и детей своих к этому приучила.
- Да, крольчиха тебе попалась, а не сноха. Где только Семен ее выкопал? Ты бы ей напомнила: любит сладко спать, вот сама пусть и кормит своих детей. Да и сын у тебя, я смотрю, не очень разбежится. Здоровенный мужик устроился охранником, там что, много платят?
- Откуда я знаю? Они передо мной отчет не держат. Сколько бы ни зарабатывал, все в прорву уходит. Не научила я сына распоряжаться деньгами. С получки везет всякую дребедень, игрушки, косметику жене. И куда ей мазаться? На огород и то не выходит.
- Да с таким выводком и отдохнуть некогда, какой там огород. Купи сама ей что ли таблеток, да заставь пить. А то тебе скоро и голову на ночь преклонить будет негде. Сейчас-то так и спишь на сундуке за печкой?
- У меня другого места в доме нет. И то малой постоянно лезет ко мне под бок. Мать-то их отшвыривает, только и слышу: «Вон идите к бабушке, она вас накормит… или включит мультики…». Детям ласка нужна, вот и липнут ко мне. А я как приду с огорода, сил нет никаких, а отдохнуть некогда, ужин надо готовить, сын скоро с работы приедет, и пять внуков стоят с открытыми ртами, как птенцы.
- Нет, Кать. Дай себе хоть пожить, а сына отправляй туда, откуда он привез себе жену. Пусть другая мать помучается.
Ну и правда, года идут, а она света белого не видит. Не сразу придумала, как выжить сына с семьей, пришлось помучиться. А тут как раз православный праздник, собралась с утра и в церковь. Душа болела страшно, как там внуки без нее, поди, уже есть хотят, а Соньку взрывом гранаты не разбудить. Извелась вся. После службы летела, ног под собой не чуяла, а тут дальняя родственница ее окликнула.
- Катя, куда разогналась? Праздник же, Успение, делать ничего нельзя, пошли ко мне, хоть посидим в кои века.
- Тоня, прости, но не могу, внуки голодные, - Екатерина скрестила руки на груди, как бы извиняясь перед женщиной.
- Дура ты, дожила до седин, а ума не набралась Ты до каких пор будешь пестовать сына? Посмотри, каким он бугаем стал, а ты уже вся высохла. Пошли говорю, - Антонина взяла за локоть родственницу и потащила в дом.
- Высохнешь тут, когда за весь день присесть некогда.
- Вот и сиди сегодня. – Антонина уже успела пирожков напечь, часть отнесла внукам, их у нее всего двое. Сын с дочкой родили по одному и остановились, что, значит, люди с головой дружат. Достала из подпола наливочки, нарезала колбаски, огурчиков. – Знатно с тобой посидим сегодня, - потирая руки и предвкушая веселое застолье, потому что должна зайти Валентина, местная певунья, - произнесла Антонина. Она даже и часы сняла со стены, чтоб Екатерина на них не смотрела.
Весь тон этой маленькой компании задала Валентина. Она и колонку с собой принесла, заставила внуков, чтоб показали, как ей пользоваться. В открытые окна до вечера слышалось пение. Так Валя их еще и танцевать вытащила. Хромаешь, а ногами двигай. А душа-то у Кати болит, она начала елозить по стулу.
- Так,- начала приказным тоном Антонина, - выбросила все лишнее из головы, у тебя сегодня праздник, - и давай настраивать женщину против снохи. – Пожалей себя. Сколько нам осталось, неизвестно. Вон молодые уходят, и наша очередь не за горами. Выгнала всех из своей комнаты, поставила туда телевизор и наслаждайся жизнью. Каждый вечер буду приходить и выдергивать тебя из этого ада. И хватит ныть, жалостливая ты наша, тебя хоть раз кто-нибудь пожалел? Что ты видела с Сергеем?
И, действительно, ничего хорошего в ее жизни не было. Одна радость – это Семен. Вышла она замуж рано, Сережка предложил ей замуж сразу после армии. Мать ее уговаривала, чтоб погуляла еще, замуж всегда успеет. Но любовь затуманила ей голову, а она и не слушала, какими напутствиями сопровождали ее родители каждый вечер. Сережка для нее – свет в окошке.
Как-то в дождь он завлек Катю к себе на сеновал, не мокнуть же им под ливнем. Понимала, что большой грех отдаваться парню до свадьбы, но силы сопротивляться были парализованы ласками Сергея. И будущая свекровь увидела в окно, как они выходили из сенника и отряхивали с себя былинки. Выскочила и давай ее стыдить.
- Это что за срамота такая? Совесть-то у тебя есть? Да порченая сноха мне в доме не нужна. Самой-то несовестно, когда свадебный стол пузом своим двигать будешь. Я вот твоей матери скажу. – И сказала. Мать ее тут же сгребла и отвела к Семеновым. Вот так без свадьбы она и вышла замуж.
Сережку будто подменили, она стал ее винить в том, что эта она виновата, оставила его без торжества. За всю жизнь ему и вспомнить нечего. Начал поднимать руку. Однажды так ударил по животу, что Катя попала в больницу, первую беременность не удалось сохранить. А дальше пошло и поехало, как по наезженному, свекровь себе ее обливала грязью, муж себе прикладывался к ней руками.
Оба муштровали ее, как солдата. А тут еще забеременеть долго не могла. Свекровь каждый день ей напоминала о беспутстве. Сережка начал пропадать вечерами. Как известно, где гулянки, там и пьянки. И она ведь ничего не могла ему сказать против, свекровь, как зверь, щетинилась.
- Сама же испортила мужика, нечего его винить. От хороших жен мужья налево не смотрят – Часто хотелось ей напомнить Нине Михайловне, что она ничуть не лучше ее, раз свекор до сих пор за юбками бегает. Но еще больший гнев вызывать не могла, и так нельзя было голову поднять.
Лишь только через пять лет почувствовала, что она теперь не одна, в ней зародилась новая жизнь. Надеялась, что эта новость остановит ее мужа, и свекровь к ней будет относиться по-другому. Но ничего не изменилась. До самых родов на ней ездили, всю работу по дому выполняла, да еще и сено метать ее брали. Поставят на стог, чтоб лучше утаптывала, а у нее голова кружилась. С земли командовали, чтоб шевелилась, быстрее орудовала вилами… Да, может, от того и решила, что свою сноху она будет любить, беречь.
И в роддом ее сосед увез, не муж. Сережка тогда был в очередном запое. Хотела сына назвать Димой, так свекрам три «С» подавай.
- Если Семенов, то только Семен. Ты посмотри, как звучит: Семенов Семен Сергеевич. – Екатерина противоречить не стала. Но голову уже начала поднимать. Поедят, за посуду сразу не хваталась, бежала к сыночку одеяльце на нем поправить, пустышку сунуть в ротик.
- Да когда это кончится, - ворчала свекровь, - по полдня посуда стоит грязная.
- Не обманывайте, всего пятнадцать минут, я же Сенечку грудью кормила. И с вами ничего бы не случилась, если вы помыли бы три тарелки да три ложки, - Нина Михайловна покрывалась красными пятнами, но заставить Катю замолчать уже не могла. Это днем Екатерина была такая, а ночью рыдала в подушку, потому что муж приходил хмельной под утро. И ничего поделать с этим не могла.
Если бы бабушка не умерла, неизвестно, как бы сложилась ее жизнь. Когда Екатерина решила уйти от мужа, родная мать от нее отказалась, поддержал Катю только отец. Он-то сначала отремонтировал эту хибарку, но с весны занялся расширением, пристроил две комнаты, просторную веранду. И Семен к деду привязался.
Три года понадобилось, чтоб хибарка превратилась в добротный дом. И ее Сергей будто очухался. Сначала вроде, как к сыну приходил, потом стал оставаться на ночь, замаячила надежда, теперь они с мужем заживут. Свекровь к ним лезть не будет. Да и Катя ее просто не пустит на порог своего дома.
Так опять нашелся повод для ссор: жена игнорирует его мать. Сначала были просто упреки, а потом опять в дело пошли руки, не за горами пьянки, гулянки. Никто ей не виноват. Может, была бы с мужем построже, и жизнь у нее была бы совсем другая. Следовало бы выгнать Сережку еще тогда, когда застукала его в постели с соседкой. Простила же, поверила тому, что это последний раз, такого больше никогда не повторится.
У них подрастал сын, и Катя не могла его оставить без отца. Это она постоянно думала о Семене, а муж, казалось, напрочь забыл, что у него есть наследник.
Отец заставил выгнать мужа из дома, потому что он позорит Екатерину.
- Катька, гордость-то у тебя есть? Ты посмотри на себя, писаная красавица, а он тебя поливает помоями. Не выгонишь, отправлю тебя опять к свекрам. Сына-то пожалей, какой пример ему отец показывает? Палец о палец не стукнул. Разве это хозяин? – Указала Катя мужу на дверь. В тот день Сергей ни словом не обмолвился о прощении.
Что их с Маринкой понесло на реку, неизвестно, только утром на берегу нашли их одежду. Ближе к полудню обнаружили и тела. У Маринки трое детей осиротели. После того, как она пустилась во все тяжкие, муж ее оставил. К тому времени Виктор повторно женился, новая жена отказалась от его детей. Так и выросли девчонки в приюте.
- Эх, - Екатерина тяжело вздохнула, - верно, Тоня, ничего хорошего-то и не было в моей жизни. Одна радость – Семен. А сейчас и он мной только пользуется. Хоть бы раз поинтересовался, не болею ли я, или пожалел:
- Ты, мать, пойди приляг, замаялась же за весь день, - такого она от сына, вероятно, никогда не дождется. Пока только она Семену твердит:
- Сходил бы на рыбалку что ли. Поди, голова уже идет кругом от этого шума. Вы хоть немного детей воспитывайте, они же даже слова «нельзя» не знают. Давече Степке сказала, что нельзя трогать утюг, так он вытаращил на меня глазенки, так и не понял, к чему я это сказала. А ему ведь скоро в школу. Пора, сынок, заняться детьми.
- Ты бабушка, вот и занимайся. Опыт уже есть. Соне некогда, она жалуется, что на пацанах все гором горит. Пенсия-то твоя когда?
- А твоя зарплата когда? Почему вы разеваете рот постоянно на мою пенсию?
- Мать, так мы же одной семьей живем, у нас общий котел. Какие могут быть вопросы? – Но никто Екатерине не виноват, что согнулась перед сыном в три погибели. А к словам Антонины надо прислушаться. Да и Валентина тоже дело говорит.
- Дура ты, Катя, сразу, как только Семен приехал к тебе, надо было указать им свое место, тогда бы они тебя уважали. Пока еще непоздно, пересмотри свою жизнь. Хотя о чем я говорю, ты смолоду была такая. Все надеешься, что люди оценят твою доброту. Не в таком мире мы живем, да и раньше он такой же был. – Ну разве могла Катя возразить, если характер у нее такой.
Женщины сидели за столом до тех пор, пока с улицы не послышалось мычание коров. Тут уж Екатерина не смогла усидеть. Весь день внуки без присмотра, да и сын приедет с работы, а на плите пусто.
- Чего встрепенулась? – Антонина подошла к родственнице, руки положила ей на плечи и придавила к стулу. – Пока не усвоишь, что тебе начинать надо новую жизнь, никуда ты отсюда ней уйдешь. Семен и сам сможет картошки пожарить, если у твоей снохи руки не из того места растут. – И затянула песню «Катя, Катерина…» женщину тут же ее подхватили, до конца не допели и рассмеялись.
- Это точно, не поверишь, Тонь, представила картину: хозяйки гонят скотину, а Катина семья выстроилась вдоль забора и выглядывают ее. – Валентина просто закатывалась от смеха. – Мне такое и во сне не приснится. Петька хоть и наседает на меня до сих пор, но вы же знаете, шею я перед ним никогда не вытягивала. Пусть дома шаром покати, а у меня душа никогда не болела. Найдут, что поесть. Тем более сейчас на огороде всего полно. Морковку погрызут и уже будут сыты. А взрослые пусть голодают, если лень засучить рукава…
Домой Екатерина вернулась уже затемно. Семен сразу накинулся на мать.
- Ты где была? Ополоумела, что ли? Все голодные, и я жрать хочу, не обедал, пирожок не на что было купить.
- Правда? Сынок, по-моему, ты кое-что забыл. Со всеми этими претензиями ты должен обращаться к жене. Вот где она? Опять с телефоном в руках валяется?
- Мам, Соня…
- Все я знаю. Тобой беременную, меня загоняли на стог, не думали о том, что через две недели мне рожать. А эта седьмой месяц дохаживает, и у нее сил нет семью накормить? Прости, я наеденная, была в гостях а Тони, вы уж тут как-нибудь без меня обходитесь, а мне надо полежать.
- Мать, ты пошутила?
- Нет, это не шутки. С внуками буду ходить только на детскую площадку, как все бабушки. А остальное время пусть родители с ними проводят, а то они забыли, что у них семеро по лавкам. Да, забыла, я уже не в том возрасте, чтоб спать на сундуке. Пора бы вам мне спальню освободить.
- Точно сбрендила. Тетя Тоня тебя подучивает? Сама неделями не видит своих внуков и тебя этому же настраивает. Где, по-твоему, пацаны спать должны? С нами на диване? И как ты себе это представляешь?
- Так же, как и ты. Вы куда их рожаете? Дом не резиновый, его не растянешь. Мало места, думай о своем жилье, а то смотри, какое пузо уже отрастил. У мужиков в пятьдесят меньше, а тебе только тридцать. – Семен психанул, выскочил на улицу. Внуки присмирели, а Сонька хоть бы нос свой показала.
- Ну что, Степан, ты старший, тебе и кормить свои братьев ужином, пошли, буду учить яичницу жарить. А ты Ромка готовь бутерброды с маслом. – Мальчишки смотрели на бабушку и ничего не понимали. Но она взяла в свои руки еще не окрепшие ручонки внука, помогла нарезать хлеб, показала, как ложкой намазывать масло. Степан к этому времени разбил несколько яиц на сковороду вместе со скорлупой, пришлось ее вылавливать. Общими усилиями дети были накормлены.
Пришлось ей спать на старом месте, за печкой. Но на следующий день Екатерина вытеснила внуков из своей комнаты, принесла из кладовой старенькие матрасы, которые ждали, когда их место будет на свалке. Расстелила их посреди зала, накрыла старенькой простыней, кинула подушки, подошла к снохе.
- Поднимайся, лежанку я тебе приготовила, дай хоть моим косточкам немного понежиться.
- Вы меня выгоняете?
- Не мешало бы. Только куда вы пойдете в зиму? На дворе уже осень, живите уж до весны. – Что сноха напела Семену, Катя не слышала. Только на следующий день сын подогнал к дому уазик, погрузил вещи, детей, помог своей утке забраться на переднее сиденье, не забыл обозвать небесной царицей мать и укатил в неизвестном направлении, потому что от него до сих пор ни слуху, ни духу.
Первое время с ума сходила, не находила себе места, тишина ее просто съедала. А сегодняшнее утро, будто открыло ей двери в новую жизнь, тихую, спокойную. Женщина имеет полное право пожить для себя, так, как ей хочется. Болит душа за сына, надеется, что его сердце недолго будет ледяным. Пригреет солнышко, оно обязательно растает.