Утро было почти настоящим. Белые ночи постепенно выдохлись, сошли на нет, и появилась разница между тяжелым, темным ночным покрывалом и легкой невесомой кисеей утра - влажного, холодно-росистого, непривычного. Правда, солнце удивительно яркое для этих мест быстро испаряло эту мокрую кисею, победно взбиралось повыше и превращало неприветливый север почти в юг. Забраться туда, чуть повыше, где река делает крутой поворот и прячется за холмом, сесть на странную травку - то ли трава, то ли деревья, закрыть глаза… И ты почти дома… Веет влагой от нагретой солнцем речной травы, пахнет нежно земля, лучи грееют так, что горячо лицу и шее, хочется опустить пониже платок, прикрыть веки. Но солнце быстро остывало… После трех ледяной холодок тянул со стороны моря, а еще через час оттуда наползали сизые тучи, дышали льдом, казалось вот-вот пойдет снег. И тогда такая тоска обрушивалась на Аленку, такое желание сбежать с этой проклятой земли и снова очутиться на берегах родного Карая, что она кусала губы, чтобы не взвыть волчицей, искала работу, на побольше, чтобы не думать и не вспоминать.
- Вы в грузовик, лошадь с конюхом во второй, я с сыном и Любой в машину. Она понадежней тебя будет, больно ты трычка, как я погляжу. В вашем грузовике еще охрана, так что потеснитесь, не баре. Вперед. По машинам.
Аленка кивнула Проклу, тот махнул в кузов и подал ей руку, и она было прыгнула, но дикий визг, от которого заложило уши метнулся от мощного автомобиля Мирона, и накрыл двор. Аленка даже не сразу поняла, кто так орет… А потом до нее дошло - Мишаня. Он вцепился в полуоткрытое окно переднего сиденья, давил побелевшими от усилия пальцами вниз, стараясь его открыть и орал. Даже не орал - верещал. Тоненько, пронзительно и очень громко. А над его головой нависло плотное, мясистое и совершенно растерянное лицо ночной няньки, и оно выглядело так, как будто по небу врезали чугунной сковородой
- Алеееена…. Я с Алееееной… Уйди, дура! Пусти!
С водительского сиденья даже не выпрыгнул, вылетел Мирон, он рывком открыл дверь, схватил сына в охапку, сначала растерянно прижал к себе, а потом толчком отшвырнул, и мальчик покатился по траве, как сломанная игрушка
- Миша. Ну что ты! Конечно, я к тебе сяду! Ну, не плачь, маленький.
Аленка с разбегу бросилась перед орущим мальчиком на колени, обхватила его горячее дрожащее тельце, гладила по голове. А он всхлипывал, прижимался, как побитый щенок, закрывал глаза, дрожал.
Мирон стоял поодаль с совершенно опрокинутым лицом. Он был бледен, почти с синевой, точно под цвет свободной хлопковой рубахи, которая на его худощавом теле казалась свободной, как блуза уличного художника, глаза у него тоже были белесыми то лт от злости, то ли от беспомощности, он молча смотрел, как Алена поднимает Мишу, ведет его к машине, усаживает, взбирается по высоким ступеням тоже. Махнув Любови Митрофановне в сторону грузовика он легко запрыгнул в кабину, искоса глянул на Аленку. Она сидела с натугой выпрямив спину, смотрела в окно, а на ее коленях прикорнул вспотевшей головенкой Мишаня. Он спал и сопел своим кругленьким, совсем детским смешным носиком.
- Позволяешь себе… Много… Кто разрешил менять порядок посадки? Ты что - тут поперед батьки в пекло решила лезть?
Мирон говорил тихо и отрывисто, но Аленка не слышала в его голосе злобы, скорее усталость.
- А вы бы тщательнее продумывали свои порядки, так их и менять бы не приходилось. Еще пару минут и у Миши начался бы приступ. И не факт, что его получилось бы вывести из него.
Аленка тоже говорила тихо. Но понимала - Мирон слушает ее, слушает напряженно и внимательно.
- Ты поучить меня решила, что ли? А не боишься, что я тебя приживалкой свое сделаю, век будешь за моим сыном ходить и не рыпнешься. Здесь тебе не большая Земля. Здесь ты клоп безродный, исчезнешь, никто и нет поймет где тебя раздавили…
Мирон смотрел в одну точку, но машину вел спокойно, уверенно и очень профессионально. Мишаня мирно спал, открыв рот, и его дыхание почему то защищало Аленку от страха
- Нет. Не боюсь. Ты прекрасно знаешь, что приживалкой тебе меня не сделать. Проще убить.
Мирон хмыкнул, но промолчал. Дорога вильнула в сторону моря, но потом он повернул налево, проехал небольшие пологие холмы, и Аленка раскрыла от удивления рот. Перед ней шумел невысокими кронами настоящий сосновый бор. Темный, тайный, он манил внутрь себя узкими, но странно хожеными тропками, сосоновые ветви нависали над землей, образовывали низкие шатры, а но красивой, круглой, как будто ее очертили циркулем поляне уже были заготовлены дрова, выложен небольшой очаг, стояли сумки. А поодаль паслась лошадь. И у нее был такой же сказочный вид, как тогда, в поселении.
Мишаня проснулся в прекрасном настроении, он уже напрочь забыл, что произошло, с радостным любопытством рассматривал все вокруг…. И вдруг увидел лошадь. Мальчика, как будто подменили. У него появился удивительный свет в глазах, из них полностью исчезло безумие, он вытащил из кармашка шортиков два кусочка сушеного хлеба и пошел к лошади, держа ладонь перед собой. Яшка было дернулся за ним, но Мирон остановил его, ухватив за локоть.
- Не лезь. Пусть. Он же уже держится в седле?
Яшка настоящим цыганским движением заломил назад свою странную шапку, цвыркнул сквозь сжатые зубы
- А то. На него если не находит, так он тебя обскачет. Маленький, а цепкий, в лошадь вцепится - не оторвешь. Не боись, хозяин. Твой парень родился верхом на коне…