Глава 351
Д’Артаньян ожидал, что после того, как он освободит августейшего Короля от кляпа, Его Величество разразится чудовищной бранью. Но к его удивлению этого не произошло.
Король, хотя и был довольно юным, уже умел отлично владеть собой, когда он этого хотел. Длительное пребывание в положении узника, то есть в таком положении, в каком он уже однажды был почти целые сутки, когда он имел возможность всё хорошенько обдумать, и когда он уже вполне представил себе, что это его положение никогда не изменится к лучшему, он стал философом. Своим чудесным спасением он был обязан прозорливости и верности д’Артаньяна, он этого не забывал. Не случись в числе его придворных такого человека, никто кроме него не спас бы Людовика. Быть бы ему пожизненно узником Бастилии или Пиньероля, если бы не д’Артаньян. И он, как ему казалось, по достоинству оценил верность этого человека.
Но истина открылась ему в откровенных высказываниях его капитана.
Действительно ли он по достоинству оценил эту верность? Людовик с опозданием понял, что он поступил в отношении этого благороднейшего человека ровно противоположно тому, как следовало бы поступить!
Действительно, д’Артаньян был единственным человеком, который делом доказал, что он неподкупен, честен и верен, что его верность держится не на надеждах на подачки, чины, звания и ордена. Этот человек был верен Королю просто из убеждений, исключительно вследствие личной убеждённости в том, что дворянин должен быть верен своему Королю.
Вся Франция была полна людьми, которые считали совершенно иначе. Были во Франции дворяне, в особенности наиболее знатные, принцы, герцоги и пэры, которые только того и хотели, чтобы Людовик пал, освободил им путь к ещё большей власти. Те же, кто не желали его падения, хотели этого не из почтения, любви или признательности, а из холодного расчёта. Этим людям просто было легче пробиваться наверх в случае сохранения Людовика у власти, нежели в случае его отстранения. Были и такие, которые могли бы с лёгкостью сменить хозяина в зависимости от того, что было бы им выгодней. Они могли быть верными в том случае, если бы убедились, что это выгодно, и они же могли быть неверными, если бы убедились в обратном.
Людовик, пока д’Артаньян говорил свою тираду, одновременно и слушал его речь, и задавал себе вопрос: а кто же в королевстве столь же верен ему, как был верен д’Артаньян, до тех пор, пока не потерял терпение?
Быть может, в их числе был маршал де Грамон? Этот старик, вероятно, просто был мудрее прочих, он идеально просчитал, что законный наследник Людовика XIII имеет больше шансов стать истинным Королём Франции, чем все эти герцоги, принцы, пэры и маркизы. Они способны лишь создавать суету вокруг трона, толкотню. Среди них не было человека сильного и уверенного, авторитетного и властного, обладающего всеми качествами для того, чтобы занять престол, вырвав его у малолетнего Людовика XIV. Если бы был жив Генрих де Гиз по прозвищу Меченный, такой человек, вероятно, мог бы сеять одну смуту да другой. Если бы был жив кардинал-герцог де Ришельё, он стал бы Королю опорой, укрепил бы его власть, а заодно и государство. Если была Королева-мать была бы столь же изощрённой в интригах, как Екатерина Медичи, вероятно, она могла бы держать нити правления в своих руках, но и в этом случае такое ничего не сулило бы мятежникам. Наоборот, с учётом того, что Анна Австрийская обожала своего старшего сына, Людовика, и желала лишь передать ему трон Франции в положении, не худшем, чем он достался ей, никакие интриги не могли бы привести к успеху надёжней, чем верность малолетнему Королю. Активные действия кардинала Мазарини, пока он был жив, усиливали эту ситуацию в пользу Людовика даже при всём том, что Мазарини был вороват, подловат и себе на уме. Все эти качества были мелкими и несущественными чертами его характера, его основные и самые сильные устремления были в том, чтобы быть верным слугой Её Величеству Королеве-матери и юному Королю, всему семейству в целом. Людовик вспомнил, что Мазарини очень ценил д’Артаньяна, никогда не жаловался на него, всегда его хвалил и настойчиво рекомендовал использовать его для любых дел, преимущественно самых важных, сложных и деликатных, а также срочных и тайных.
Как же распорядился Людовик этим богатством? Растранжирил по-пустому! Он поручил ему единственные поручения из всех возможных, которые ни при каких обстоятельствах не следовало бы поручать! Сначала он использовал его для того, чтобы свалить другого сильного вельможу, в чьей преданности, как оказалось, можно было бы не сомневаться. Что ж, если при помощи д’Артаньяна был свергнут Фуке, человек, свержения которого никто не ожидал, поскольку все искренне считали, что это будет просто не под силу юному Королю, если этот огромный человечище был свергнут и низведён до простого узника, тем сильнее следовало бы ценить д’Артаньяна и опасаться сделать из него врага. Ему следовало всеми силами стараться сделать из него друга, и только друга, поддерживать его верность обещаниями дальнейших благ, которые время от времени должны были бы сбываться, пусть хотя бы всего лишь наполовину, на треть, на четверть. Его верность не следовало подвергать столь суровому испытанию!
Он сделал три ошибки в отношении д’Артаньяна. Во-первых, он не обнадёжил его, не убедил его, что его ожидает лишь всё самое лучшее и за то, что он уже сделал, и за то, что ему предстоит сделать. Во-вторых, он не предоставил ему заслуженное им повышение хотя бы за то, что он спас своего Короля! Никогда ни герцог де Люинь, ни маршал и «господин Главный» фаворит и миньон де Сен-Мар, ни Сен-Симон, ни даже Ришельё не сделали для Людовика XIII того, что сделал для Людовика XIV скромный гасконец, капитан мушкетёров Шарль д’Артаньян. Его следовало сделать маршалом тут же! На следующий день! Для него следовало, может быть, возродить звание коннетабля Франции. Неужели для человека, который единственный защитил своего Короля, могут быть какие-то пределы в отношении того, как следовало бы его вознаградить? Его следовало сделать герцогом, наделить владениями! А что он сделал вместо этого? Тут-то и приходит самое ужасное – это «в-третьих!» Ведь в-третьих Людовик, не удовлетворившийся тем, что проявивший исключительную прозорливость и верность, преданность и предприимчивость д’Артаньян не только не обиделся на то, что он не получил должного вознаграждения, но он даже, кажется, и не заметил того, что мог бы на таковое претендовать. И вместо того, чтобы предельно бережно относиться к тому единственному чувству, которое удерживало верность д’Артаньяна лучше всех подачек – к чести дворянина! – Король поставил под сомнение эту самую честь! Он своими силами создал все условия для своего свержения! Теперь он это понимал. Не было никакого смысла гневаться на д’Артаньяна, ему следовало гневаться на себя, ведь это он сам своими ошибочными действиями привёл к тому, что получилось.
К своему осознанию неправоты Людовик добавил и тот факт, что ни Атос, ни Рауль не угрожали ему, их можно и следовало бы оставить в покое, а барон дю Валон, действительно, был обманут, о чём Людовик уже достоверно знал. Единственным его врагом был я, д’Эрбле, епископ ваннский, но д’Артаньян был прав в том, что, пребывая три года в Испании и побывав во многих других европейских государствах, я не выдал этой тайны никому, и не покушался на то, чтобы вновь предпринять свой заговор. Если д’Артаньян не помогал моему аресту, то он, во всяком случае, помешал реализации моего плана, так что Людовик мог быть уверенным в том, что при условии его полного доверия д’Артаньяну и не причинении ему обид и оскорблений, д’Артаньян был бы первым человеком, который надёжней всякого другого охранял бы трон Людовика, он стал бы трехголовым Цербером подле трона Людовика XIV, если бы Людовик сам не оттолкнул его.
Но Людовик был ещё юным, он был гордым, он был Король, во всяком случае ещё сутки тому назад. Поэтому он не привык признавать свои ошибки, он не мог тут же признаться в своей неправоте, а извиняться, просить прощения – этого он не умел, и не желал. Он подумал, что признавать ошибки и просить общения в ситуации, когда он не свободен, бессмысленно, это не будет понято и не будет оценено должным образом. Сговорчивость под дулом пистолета ценится не дорого. Признание своей неправоты от человека со связанными руками и ногами не вызовет доверия, такое самобичевание не тронет сердца капитана мушкетёров, поскольку Король понимал, что это сердце должно было сначала зачерстветь, или, во всяком случае, запереться в себе, оно закрыто для Короля, откровенного разговора не получится.
Людовик заранее решил, что разговорами делу не поможешь, как не вернуть сочувствиями и припарками отрезанную голову. Поэтому он решил всё-таки высказаться, но сделать это предельно спокойным голосом. Мазарини учил его, что голос гнева никто не слышит, тогда как голос разума всегда говорит тихо, поэтому тихую речь скорее будут воспринимать как разумную, чем крик.
— Капитан д’Артаньян, — сказал Людовик. — Что бы вы ни говорили, вы нарушили присягу. Какими бы правами на трон не обладал мой брат, короновали мою голову, я – помазанник Божий, поэтому корона Франции принадлежит мне и только мне, всякий другой, кто похитит её с моей головы – узурпатор, а всякий, кто содействовал этому – государственный преступник. Даже моя августейшая матушка Королева признаёт себя моей подданной и подчиняется моей воле! Филипп, мой брат, всего лишь брат Короля, и не более, он не Король перед Господом. Вы не просто имели наглость подло похитить меня, после чего ещё возомнили, что можете позволить себе поучать меня, вы – государственный преступник, согласно законам моего государства, вас следует казнить. Я понимаю, что я в ваших руках, что вы можете убить меня в любой момент, но вы не можете заставить меня перестать быть вашим Королём. Вы не заставите меня отречься от власти и принять постриг. Вы можете стать моим убийцей, новым Франсуа Равальяком или Жаком Клеманом. Если вы избегнете казни на этом свете, тем более страшная кара ожидает вас на свете том. Знайте же, убьёте ли вы меня сейчас, или позже, или отвезёте в темницу, Господь покарает вас, а также я не исключаю, что ещё раньше покарает вас суд земной, ибо сказано, что всё тайное рано или поздно становится явным. Нет никакого смысла мне проклинать вас, поскольку вся Франция прокляла бы вас, если бы знала о вашем злодействе.
После этих слов Король замолчал и закрыл глаза в знак того, что разговор окончен.
—Благодарю Вас, Ваше Величество, за то, что Вы не кричали, иначе мне пришлось бы вновь воспользоваться кляпом, —ответил д’Артаньян. — Не советую звать моих мушкетёров на помощь, они предупреждены, что я везу сумасшедшего человека, возомнившего себя Королём Франции, так что при малейшей попытке освободиться или призвать на помощь кого бы то ни было, и прежде всего моих людей, я веру кляп на своё место, а также надену на вас железную маску. Это – то, что я хотел сообщить вам относительно нашего с вами поведения, и если вы это понимаете и признаёте, вы сможете ехать и дальше с большим комфортом, нежели в том случае, если будете оказывать сопротивление.
Людовику не хотелось, чтобы во рту его вновь оказался кляп, и он не сомневался в решительности д’Артаньяна, поэтому он не ответил.
— Вы совершенно правы, Ваше Величество, в своих обвинениях, — продолжал д’Артаньян. — Однако, я должен заметить, что вы совершенно не приняли в расчет те сведения, которые я имел честь сообщить вам перед началом вашего выступления. Если не возражаете, мы некоторое время поедем в молчании. Вижу, не возражаете. Через час мы подъедем к дому, где заночуем. Подумайте окончательно, что вы выбираете – татуировка, или пожизненное заточение. Должен напомнить, что распоряжение Филиппа, вашего брата, продолжающего править под именем Людовика XIV, не давало вам этого выбора, так что, предлагая его, я совершаю очередной бунт, но мне не привыкать. Забыл сказать вам, что имя вашего брата – Луи-Филипп, а также тот факт, что законами Франции близнецы имеют равные права, поэтому он имеет полное право называться Людовиком, как по законам человеческим, так и по законам божьим. Что касается коронации, то народ, церковь и дворянство были обмануты, полагая, что Вы, Ваше Величество, являетесь неоспоримым наследником трона. Если бы Королевский совет знал о существовании Вашего брата-близнеца, имеющего равные с Вами права короноваться, тогда коронация прошла бы по-другому. История знает прецеденты, когда на троне, предназначенном одному человеку, сидели два брата, имеющие равные права. Я не исключаю, что и в будущем, вероятно, такое будет случаться, поскольку рождение близнецов – не столь уж невозможное дело, оно происходит время от времени, и я не вижу причин, почему бы оно снова не произошло когда-нибудь при рождении старшего потомства некоторого монарха. Так или иначе, мы не помирились с Вами, и Вы в моей власти, я не из тех людей, которые отступают перед трудностями, или меняют свои планы без весомых причин. Я заменил Вас для того, чтобы спасти своих друзей, и если мне это удастся, мы, возможно, вернёмся к вопросу о Вашей дальнейшей судьбе. Если же по Вашей вине я не успею их спасти и они погибнут, Ваша судьба не изменится к лучшему. Я палец о палец не ударю, чтобы сделать для Вас что-то хорошее. Я предоставлю Вас Вашей Судьбе. Пусть Небо решает, жить ли Вам Королём, или оставаться вечным узником, вернуть ли вам ту судьбу, которую Вам приготовил Ришельё, или же жить той жизнью, которую он выбрал для Вашего брата. Вспомните, Ваше Величество, что разница между вашей судьбой и судьбой Вашего брата зависела от такой малости! Если бы на свет первым появился Ваш брат, Вы провели бы всю жизнь в тюрьме в качестве узника. Считали ли бы в этом случае свою участь справедливой? Или если бы кардинал Ришельё счёл, что Ваш брат имеет больше прав на престол, чем Вы? Если бы Вы родились менее здоровым, чем Ваш брат, вероятно, Ришельё предназначил бы эту ужасную судьбу Вам, а не Вашему брату. Все мы ходим под Господом, и, как говорят Священные книги, ни один волосок с чьей-либо головы не упадёт, если этого не захочет Господь, наш Спаситель! Мы – только лишь инструмент в его руках! Так что всё, свершившееся с Вами, не просто Судьба, это Божий промысел. Смиритесь же и молитесь Ему, быть может, он смилостивится, и вернёт Вам всё то, что было у вас отнято Судьбой и немного мной, который вызвался ей помогать по причинам, Вам хорошо известным.
(Продолжение следует)
Полностью «Мемуары Арамиса» вы можете найти тут
https://litsovet.ru/books/979343-memuary-aramisa-kniga-1
https://litsovet.ru/books/979376-memuary-aramisa-kniga-2
https://litsovet.ru/books/980135-memuary-aramisa-kniga-3
https://litsovet.ru/books/981152-memuary-aramisa-kniga-4
https://litsovet.ru/books/981631-memuary-aramisa-kniga-5
https://litsovet.ru/books/983912-memuary-aramisa-kniga-6
https://litsovet.ru/books/985284-memuary-aramisa-kniga-7
https://litsovet.ru/books/985482-memuary-aramisa-kniga-8
Также в виде файлов
эти книги можно найти тут
https://proza.ru/2023/03/11/1174
https://proza.ru/2023/04/25/1300
https://proza.ru/2023/06/20/295
https://proza.ru/2023/08/07/1197
https://proza.ru/2023/09/26/622
https://proza.ru/2023/12/30/1670
https://proza.ru/2024/03/04/1278
https://proza.ru/2024/03/04/1278
https://proza.ru/2024/06/01/884