Напомню вам, дорогие друзья, что в предыдущей части увлекательнейшей истории, которую рассказывает нам Зои Лионидас, наш юный герой осмелился возвысить свой голос против своего тестя и воспитателя (не по должности, а по сути) Жана Бургундского.
Следует отметить, что король в это время вновь потерял связь с реальностью, так что последнее слово оставалось за нашим героем, и он без лишних слов приказал остановить войну, разработать компромисс, в той или иной мере устраивающий всех, и заключить между сторонами уже окончательный мир.
В ответ на попытку бургундца воспротивиться его приказу, Людовик столь же прямо напомнил расходившемуся временщику, что казна пуста, что королевство слишком ослаблено перед лицом внешней угрозы, и в таких случаях стоит уметь поступаться самолюбивым желаниям. Для Жана Бесстрашного это был ушат холодной воды – уже не детский каприз, и не сентиментальный порыв, неизвестно с чего возникший – мальчишка покушался на государственную власть, которую временщик за истекшее время привык почитать личной своей прерогативой, и собирался пользоваться ею до конца жизни, а при определенной удаче – передать по наследству.
Впрочем, Жан Бесстрашный все еще отказывался верить, что дофин сам принял подобное решение, и по каким-то своим причинам решил, что его подбил на подобное Эдуард, герцог Барский, один из немногих представителей «арманьяков», остававшихся при дворе.
Как и следовало ожидать, бургундец воспылал к герцогу Эдуарду самой жестокой ненавистью, и теперь ожидал только момента, чтобы напомнить ему, кто хозяин Франции, а заодно, по необходимости, и строптивого мальчишку поучить уму-разуму, но пока… Но пока что порка своенравного мальчишки была отложена на потом, прилюдного скандала, и всего прочего, что могло бы последовать за прямым неповиновением наследнику престола, не хотел никто.
Посему, хочешь-не хочешь, обе стороны были вынуждены сохранять хорошую мину при плохой игре. Возможно, единственным, довольным текущей ситуацией был только Жан Беррийский, в какой-то момент изготовившийся (если ему предложат что-либо в достаточной мере приемлемое) покинуть своих сиюминутных союзников. Однако, не случилось, бургундец, как и в прежние времена, делиться властью и полагать себе равным хоть кого-либо – реально, а не чисто словесно – вовсе не собирался.
Но, так или иначе, крепость открыла ворота, старый герцог Беррийский торжественно поднес наследнику ключи от ворот, а новая встреча помирившихся противников была назначена в Осере, в июле того же года.
Сколь о том можно судить, искусственно навязанным им «миром» были недовольны обе стороны – т.к. Жан Бургундский полагал, что у него отобрали победу, а Карл Орлеанский был столь же твердо уверен, что случись ему дождаться подхода англичан, ситуация могла бы кардинально измениться. Но Томас Кларенс подоспел слишком поздно, и понимая, что в его услугах уже не нуждаются, стал попросту грабить и жечь все, до чего только мог дотянуться, а за свое возвращение в Англию потребовал столь неподъемную сумму, что герцог Карл был попросту не в состоянии таковой отыскать в ближайшие годы. Посему, как мы помним, к жестокому горю всех орлеанских братьев, самый младший из них – Жан Ангулемский, должен был отправиться в Англию в качестве заложника и гарантии того, что деньги будут выплачены полностью. Как мы помним, несчастный проведет на Британских островах большую часть своей жизни и возвратиться домой лишь много лет спустя. (О чем я и говорила! Сдал родного брата! 🙈)
Что касается среднего брата – Филиппа, графа Вертю, таковому должно было обвенчаться с одной из дочерей герцога Бургундского (видимо, Анной), что должно было, в свою очередь, стать гарантией того, что «арманьяки» и бургундцы волей-неволей вынуждены будут помириться уже окончательно. Как известно, эта свадьба также никогда не состоится, т.к. Филипп умрет несколько лет спустя от чумы, а его несостоявшаяся невеста выйдет замуж за герцога Бедфордского. Но обо всем по порядку.
Итак, мир, вопреки воле обеих сторон, все же был подписан 12 июля, под прямым нажимом наследника престола, и противостояние на какое-то время прекратилось. Любопытно, что в Осер так и не явился старый герцог Беррийский. Официально извиняясь, в одной из тайных депеш он отписал дофину, будто в Осере готовилось покушение на его жизнь, и его предупредил об этом не кто иной, как Пьер дез Эссар – один из самых доверенных людей Жана Бургундского, занимавший должность прево Парижа. Неизвестно, было ли это правдой, и если да – что толкнуло дез Эссара на подобный шаг, но то, что он через какое-то время, в самом деле, предаст своего господина, сомнений не вызывает. Следуем за событиями.
Итак, короля и наследника с почетом проводили прочь, и после длинной череды пиров, турниров, и всего прочего, по обычаю должных сопровождать заключение мира, оба вернулись в Париж.
После бесславной войны против собственных подданных (в условиях постоянно растущей военной угрозы со стороны Англии), королевская казна была пуста, посему, чтобы ее наполнить срочно требовался экстраординарный налог. Но в те времена королевская власть была далеко еще не абсолютной, и даже в самых отчаянных случаях для подобного требовалось согласие Генеральных Штатов – собрания из представителей всех трех сословий королевства.
Генеральные Штаты благополучно собрались, однако, просьба о новом налоге, среди тех, кто уже несколько лет ожидал отмены налогов как таковых, вполне ожидаемо, вызвала нешуточное возмущение. Генеральные Штаты не только наотрез отказали предоставить королю желаемое, предложив вместо нового налога заем у тысячи богатейших горожан и купцов (список которых был тут же услужливо предоставлен), но и принялись в свою очередь давить на монарха и временщика, требуя, чтобы затянувшаяся реформа государственного механизма наконец-то была проведена.
Впрочем, Эсташ де Павильи, депутат от третьего сословия, которому в недалеком будущем предстоит стать одним из вожаков народного возмущения, был куда более прямолинеен. Дерзко глядя в лицо монарху, он прямо потребовал отставки дез Эссара, называя его взяточником и казнокрадом, и кроме того назвал еще имена 23 человек, по его словам, растаскивавших казну. Любопытно, что все они были в той или иной степени представителями или сочувствовавшими орлеанской партии, но в тот конкретный момент, ни этот нюанс, ни сама угроза, содержавшаяся в словах Павильи, не обратили на себя внимания, а зря. Мина, можно сказать, была уже заложена, и взрыва оставалось ждать совсем недолго…
Ну а что это за взрыв такой ожидался и сколько еще его было ждать, мы с вами, дорогие читатели, узнаем уже в следующей части нашего "текстосериала", так что подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное. Те же, кто лишь недавно к нам присоединился, смогут найти начало рассказа (а также другие интересные истории о героях XV века) здесь: