Несколько отрывков из рецензии на роман моего друга, поэта, актера, журналиста и музыканта, Евгения Муравича. Сразу скажу, на мой взгляд, многие вещи в романе Евгений не понял, но претензии адресую лично себе - значит, что-то я недоработал.
... Ты проделал огромную работу, собрал значительную фактуру. Корпус деталей эпохи, описаний характерных для времени заката СССР вещей, нравов и обычаев, впечатляет. Твоя память хранит многие краски и полутона. Незначительные и значительные эпизоды, родимые пятна времени, оживляющие повествование и придающие ему индивидуальность. Респект энд уважуха.
Композиционно книга выстроена удобно для моего понимания. Флеш-бэки и переходы между периодами гармоничны. Я, туповатый читатель, которому надо несколько раз возвращаться к прочитанному, не путался во временах и героях.
Язык твой прост и повествователен, не претендует на затейливость и «обертоны», что для меня, скорее, плюс, учитывая большой объём текста. Диалоги легки, живы и передают время, среду обитания и характер героев. Многие сцены выписаны блестяще. И, по моему разумению, как раз не те, в которых герой выглядит (или хочет выглядеть) удальцом.
К примеру, вся линия Вариной дочери Маши очень точна, с попаданиями в возрастной контекст и в нюансы отношений отцы-дети.
С такой же ясностью предстают социальные и рабочие отношения в линии Идриса и вообще все коллизии героя с работодателями с общественной, предпринимательской и идеологической средой 80-х и 90-х годов и рубежа веков. Живой пейзаж коллапса страны и последовавших метаморфоз.
... Время в романе меняется, а герой нет. Он не метафизичен. И это основная моя претензия к твоему протагонисту, начиная с первой твоей книжки про Мозамбик: я не вижу разницы между человеком на первых страницах и человеком в конце повествования. Автор даёт некоторые посылы, помогающие мне предположить, что Журов задумывается над просранной жизнью, но никакие ожидаемые в его возрасте мысли и заключения в моём понимании не возникли. Возможно, я их пропустил. Возможно, задача твоя была показать именно не изменяющегося героя, но, при его интеллектуальных возможностях и задатках, я не верю, что он не пришёл к некоторому глубинному пониманию про себя.
Сюжетным финальным ключом к развитию характера могла бы стать референция в эпилоге (а эпилог – сильный!) о том, что из себя представляет написанный Журовым текст. Пусть опосредованно, через дочь или иных героев. Но этого не происходит. Я так понимаю, автор намеренно оставляет в тени главный труд жизни Журова. Значит, этот человек и вправду пустышка?
...Открытая интрига усиливает финал, но тогда читатель мысленно возвращается к герою на протяжении всего текста, в поисках признаков таланта, который лишь под занавес жизни раскроется.
... В зачёт персонажу я могу поставить лишь ловкачество трикстера, хорошо нам известное по плутовскому роману. Его сексуальные и алкоголические достижения оставляют меня равнодушным, равно как и способности к мелко-спекулятивным операциям. Что он понял про время, про жизнь? Чем он отличается от ментов, торгашей и фарцовщиков своей юности?
А вот, кстати, персонажи Витя и Идрис выдались более характерными и осязаемыми. Нахожу в этом момент провиденческой иронии – когда текст принимается управлять автором.
... Моё брюзжание прими как вовлечённость в проделанную тобой колоссальную работу, к которой я испытываю взаправдашнее уважение. Если бы я мог произвести такой солидный продукт, мне было бы не стыдно считать его важным делом жизни.