С древних времен сексуальное бессилие губило репутацию, а с 16 века во Франции представляло реальную социальную проблему. Импотенция была юридически предосудительна и подлежала судебному разбирательству. Если к мужской неверности религиозные власти относились спокойно, то с неисполнением супружеских обязанностей дело обстояло иначе. Пара, состоящая в браке, должна не просто любить друг друга, а исполнять свой супружеский долг по закону, каждый из супругов обязан вступать в половой акт по требованию другого. В противном случае это лез-мажесте (оскорбление величества) и нет худшего преступления, чем нежелание увековечить свой род. Оно могло стоить не только развода, но и крупной компенсации.
Супружество на службе общественных интересов
Отказ угодить свой жене считалось сознательным нарушением таинств брака, посягательством на Церковь и Бога. Фактически мужчины, вступившие в брак, несмотря на свою сексуальную недееспособность, считались виновными в мошенничестве за то, что они обманули семьи, лишив потомков, и жён – воспользоваться их единственным законным выходом для удовлетворения сексуального влечения как христианок.
Луи Сервен, генеральный юрисконсульт парижского парламента при Генрихе III описывал их как «мошенников», которые «совершают деяние, худшее, чем злостный вор, от которого можно защититься более эффективно, чем от того, кто выдает себя за зятя, прекрасно зная, что он таковым быть не может».
Разводы в католической Европе запрещались с начала 12 века. Брак – это акт, регулируемый Церковью с самого начала, таинство, основанное на четырёх столпах – нерасторжимости, моногамии, консенсуализме и экзогамии. Но расторжение брака становится возможным по одной и только одной причине – на основании неспособности к плодотворной деятельности. Только вот доказательства представляли неразрешимую проблему практически с того момента как половое бессилие было признано основанием для аннулирования брака.
В конце 12 века папа Александр III запретил супруге клясться, утверждая о половом бессилии партнёра, что повысило значимость медицинских показаний и свидетельств других людей. Другие доказательства, принятые средневековыми знатоками церковного права, оказались не менее проблематичными, как трёхлетний срок и клятва семи человек. Иннокентий IV посчитал медицинские осмотры супругов наилучшей формой доказательства, но их полезность также была ограничена, особенно в случаях, когда жена не была девственницей при вступлении в брак.
В некоторых юрисдикциях яички обвиняемого помещали в холодную воду и наблюдали за кожей, венами и волосяным покровом в поисках признаков паралича полового члена. Испанские суды использовали тёплые ванны, пытаясь вызвать эрекцию. Свидетели в средневековых английских церковных судах давали подробные анатомические описания, чтобы доказать свои утверждения о мужественности или импотенции обвиняемых. По крайней мере, в одном церковном суде привлекли «честных женщин», которые обнажали грудь, целовали мужчин и терли им яички, пытаясь возбудить.
Еще в конце 13 века провансальский канонист Бернар Монмиратский, известный как «Аббас антиквус», советовал прибегнуть к конгрессу, как особой форме трибунала по импотенции, при определенных обстоятельствах, и эту позицию поддержали другие канонисты и папские врачи в 14 веке. Папский врач Ги де Шолиак описал конгресс в своём трактате по хирургии «Chirurgia Magna», опубликованном в 1363 году. Он отмечает, что после физического осмотра «судьи могут постановить, чтобы пара лежала вместе в течение нескольких дней в присутствии повитухи, которая привыкла к таким вещам. Повитуха даёт супругам пряности и вина, согревает их и намазывает теплыми маслами, растирая их у костра из виноградных веток, велит им разговаривать, ласкать и целовать друг друга. Затем эта повитуха доложит врачу о том, что она видела. И когда врач будет извещен, он может представить истину в суде».
Разыскивается либидо
Со временем от конгресса отказались, за исключением французских церковных судов. В 1426 году впервые было объявлено об аннулировании брака по причине отсутствия эрекции. В 16 и 17 веках судебные процессы по делам импотенции достигли своего карнавального зенита. К середине 16 века, как заметил президент парижского парламента Кретьен Франсуа де Ламуаньон более века спустя, конгресс «стал почти стилем», привычной процедурой, практикуемой судом. Стоя перед внушительным скоплением суровых «судей», обвиняемый должен был доказать отсутствие эректильной дисфункции, высоко подняв флаг мужественности.
По мнению критиков, никогда еще не было такого количества мужчин-импотентов, как во Франции в 16 и 17 веках. «Случаи мужской импотенции сегодня встречаются гораздо чаще, чем когда-либо прежде», – сардонически комментировал прокурор начала 17 века Винсент Тажеро. Браки теперь, сетовал Тажеро, «больше зависят от совести женщин и процедуры, чем от истины и действительной импотенции мужчин».
Суды превратились в публичные мероприятия – сложные и унизительные, запутанные и ненадежные, сомнительные с медицинской точки зрения (тогда не существовало понимания в разнице между импотенцией и бесплодием). С обнародованием частных медицинских проблем о недугах подсудимых узнавали быстро за пределами суда, их репутации препарировались в шумных салонах.
После жалобы жены, супругов вызывали в суд, где их по отдельности допрашивали судьи перед большой аудиторией, состоящей в основном из священнослужителей. Им задавали очень интимные вопросы. Затем медицинские эксперты официальной власти «осматривали постыдные и естественные части». Орган мужчины подвергался спекулятивному ощупыванию хирургами, врачами и акушерками – его «растирают, измеряют длину и эластичность». Проверялись различные гипотезы. Может ли он вызвать эрекцию? Извергать репродуктивные жидкости по требованию? Способен ли он на здоровое функционирование или принуждал свою партнершу к развратным позам без обещания рождения детей? Либо судьи быстро приходили к выводу, что муж импотент, либо они не могли решиться и просили осмотреть интимные места женщины на предмет ширины и глубины.
Как объяснял хирург Амбруаз Паре, если эксперты находили «дефекты» в «частях, посвященных поколению», суд мог аннулировать брак. Но когда, как это часто бывало, ни одна из сторон не обнаруживала явных дефектов, суд, по словам Паре, «приказывал паре лечь вместе в присутствии врачей и других лиц, чтобы узнать, смогут ли они совершить игру Венеры».
Для действа арендовали комнату. По некоторым данным, совокупляющуюся пару окутывали только тонкие бумажные ширмы, «свидетели» собирались за полуоткрытой дверью. Акушерки оставались рядом с кроватью. При входе супругов раздевали и осматривали все доступные отверстия на предмет наличия амулетов или других предметов, которые могли бы помешать или искусственно способствовать половому акту. Женщинам могли приказать принять тёплую ванну, чтобы устранить вяжущие средства, которые они могли использовать. После «процесса» гениталии и простыни проверяли на наличие жидкостей.
Если сторонники защищали конгрессы как несомненные, прямые доказательства, то критики считали их совершенно ненадежными. «Мне кажется, что такое испытание не очень надежно», – писал Паре, добавляя, что «игра не может быть завершена в присутствии стольких свидетелей и с женщиной, которую не любишь». Он утверждал, что «подобные действия не зависят ни от нашего духа, ни от тела, ни от воли, так как части, предназначенные для таких действий, не подчиняются нашей воле, как другие члены». Тажеро называл конгресс «практически невыполнимым для любого мужчины». Но хуже того, как утверждали критики, сама невозможность удовлетворительного завершения испытания давала женщинам несомненное средство добиться развода и снова выйти замуж.
Громкие процессы
Наиболее цитируемые источники касаются знатных семей. Чаще всего всплывают имена трёх пар – Катрин де Партене и Шарль де Келленек, Мари де Корби и Этьен де Бре, Мари де Сен-Симон и Рене де Кордуан, маркиз де Ланже. Эти семейства стали предметом сочинений самого разного толка – серьёзных трактатов, пасквилей, популярных песен, сатирических стихов.
Катрин де Партене – наследница могущественной гугенотской семьи Партене-Л'Аршевек – вышла замуж в 13 лет за барона Шарля де Квелленек из дома Пон-л'Аббе в Бретани (он был старше жены на 6 лет). Мать Катрин, Антуанетта д’Обетерр, от доверенных ей слуг узнала, что барон дю Пон (Шарль де Келленек) не оказывает должного уважения жене. Она пожаловалась Теодору Беза, затем королеве Наварры, Жанне д’Альбре. Они уверили её, что это может послужить основанием для расторжения брака.
Шарль де Келленек попал в плен в битве при Жарнаке. Ему удалось бежать, и он отправился в Ла-Рошель, где сражался по приказу виконта Рене де Рогана. Тяжело раненный в челюсть, он вернулся в Бретань и узнал, что его жена бежала в Ла-Рошель к матери, которой призналась в бессилии барона. Призванный оправдаться Жанной д'Альбре и Теодором Беза барон уверял, что слухи об его импотенции – клевета и пообещал, что выполнит свой супружеский долг. Но вместо этого он забрал жену из Ла-Рошели и запер её в своём бретонском замке.
Из замка Катрин писала матери письма на греческом и латыни невидимыми чернилами из сока цитрусовых, продолжая жаловаться на барона. Мать обратилась за советом к герцогу Анжуйскому (будущему королю Генриху III) и Екатерине Медичи. Но они встали на сторону Келеннека. Антуанетта д’Обетерр написала королю Карлу IX, обвиняя барона в том, что он не может обеспечить потомков. Дело было передано на рассмотрение в высший судебный орган (Парижский парламент)11 сентября 1571 года, после чего – консилиуму врачей и, опять же, судей.
Присутствуя на свадьбе Маргариты де Валуа и Генриха Наваррского, Шарль де Келленек был убит во дворе Лувра, в Варфоломеевскую ночь. Согласно свидетельствам и легендам, собранным протестантом Симоном Гуларом, его обнажённое тело выставили под окнами Лувра, поскольку придворные дамы хотели воочию убедиться, почему Антуанетта д’Обетерр была так безжалостна к зятю, который будучи настолько красивым и мужественным жантийомом, оказался бессилен с женщинами.
Этьен де Бре, в свою очередь, был советником короля. Мари де Корби обнародовала свою жалобу на импотенцию мужа «предупреждениями, опубликованными в нескольких церквях города Парижа». После третьего конгресса, назначенного вследствие неоднозначных результатов первых двух, дело де Бре послужило вдохновением для работы советника парижского парламента и бескомпромиссного католика Антуана Отмана «Трактат о расторжении брака из-за бессилия и холодности мужчины или его жены» и сонета, опубликованного в «Галантные дамы» Пьера де Брантома.
Однако ни один процесс по обвинению в импотенции не достиг такого уровня публичности, как «дело Ланже». Три источника подробно рассказывают о том, как разворачивалось дело Ланже – «Мадам де Ланже» в «Занимательных историях» Жедеона Таллемана де Рео (мемуары, написанные между 1659 и 1661 годами), отчёт в Journal du Palais от 1677 года, «Обращение к конгрессу» 1680 года Кретьена Франсуа де Ламуаньона, президента парижского парламента. Текст Таллемана наиболее близок к событиям и реакции разных аудиторий.
Фиаско маркиза Ланже
Обвинить мужа в импотенции, чтобы аннулировать брак, было правом жены, если не обязанностью, по мнению некоторых теологов и юристов конца 16 века. Но в основе этого права лежало не столько разочарование от отсутствия потомства, сколько мысль о том, что «жена импотента – больная женщина, лишенная соответствующего ухода, поскольку женщина по природе своей похотлива и будет сильно страдать или искать удовлетворения в другом месте, если её не лишить девственности в должной форме».
Маркиз женился 2 апреля 1653 года на девушке тринадцати или четырнадцати лет, мадемуазель Мари де Сен-Симон де Куртемер. Ему было двадцать пять. Все началось как приятный во всех отношениях союз. Когда муж бывал в разъездах, жена выражала в письмах живое нетерпение, которое она испытывала по поводу его возращения. Всегда обращалась к нему с нежной привязанностью, то, что составляет счастье супружеской жизни. Взаимопонимание продолжалось четыре года, до 1657 года, и вдруг мадам де Ланже обвинила мужа в бессилии.
Её жалоба, дойдя до судебных органов, была передана в Парижский парламент. Парижская публика с нетерпением ждала дня испытания больше года, зная, что Ланже настоял на его проведении. Визит двенадцати экспертов (вместо четырёх, поскольку маркиз был гугенотом), среди которых две матроны, «оказался благоприятным для него: мужественный член выглядел целым и работоспособным, в то время как его жена, казалось, уже потеряла девственность». Маркиза де Ланже была признана ответственной за моральное разложение женского населения Парижа, но она утверждала, что если она и перестала быть девушкой, то только из-за грубых привязанностей мужа-импотента, который пускает в ход всё, чтобы удовлетворить себя.
Однако оскорбленный маркиз настоял на ненужном конгрессе, чтобы ещё раз доказать как она не права. Таллеман говорит о «многих странностях» маркиза, включая ревность и хвастовство ещё до того, как его жена возбудила против него дело. Почему он настоял на конгрессе, когда уже выиграл дело? Обвинение в том, что он совратил жену «десятью пальцами» витало в воздухе и он «чувствовал себя обязанным просить о конгрессе, честь обязывала».
В день, когда был заказан конгресс, Ланже кричал о победе как о свершившемся факте. По дороге в дом, принадлежащий владельцу местной бани, где должно было состояться испытание, он сказал: «Принесите мне два свежих яйца, чтобы я мог с первой попытки сделать мальчика». Толпы женщин, привлеченных его располагающей внешностью, собирались у выхода, чтобы мельком взглянуть на него. Парижане разного статуса делали ставки, рисовали карикатуры, обменивались непристойными брошюрами.
А когда дерзкий маркиз, после нескольких попыток не смог добиться успеха, он воскликнул «Я устал!». Время испытания истекло, и его вывели из узилища. Его почитатели не смели поднять глаз. Женщины восклицали в ярости: «Он негодяй, и не заслуживает, чтобы о нём говорили».
Конгресс состоялся в сентябре 1658 года, в январе 1659 года он подал прошение о повторном испытании, объясняя свою неудачу коррумпированностью экспертов, враждебностью жены, неправильным способом принятия ванны и злыми чарами. Его просьба повторить эксперимент была отклонена 8 февраля 1659 года, а брак признан недействительным с обязательством вернуть Мари де Сен-Симон её приданое с процентами. Кроме того, ему запрещалось вступать в повторный брак. Но на следующий день после приговора он выступил с протестом перед двумя нотариусами, заявив, что «не признаёт себя импотентом и, несмотря на запреты на брак, он обеспечит себя браком, когда сочтет нужным».
В августе 1661 года он женился на Диане де Монто-Навай. В этом браке родилось семь детей, что стало источником шуток для Таллемана: «Когда у Ланже появились дети, он постоянно хвастался ими. Но как-то Исаак де Бенсерад сказал ему: «Месье, я никогда не сомневался, что мадемуазель Навай не способна рожать детей»».