Если есть чувство вины, будет и наказание, как-то сказала мне одна моя знакомая-психолог. Я думаю, люди делятся на тех, кто почти не испытывает чувство вины, или испытывает ее какое-то недолгое время, потому это нерациональное, глупое ощущение самобичевания, которое по сути не приносит никакой пользы. Ни тебе, ни другим. А есть идиоты, которые чувствуют себя виноватыми даже за то, что их не касается. Например, за чужой покосившейся забор, за бездомную кошку, мировую несправедливость, без которой ведь нет и мира, она - часть природы.
Помню в детстве мы с папой как-то встретили случайно родителей его друга – им было лет по 50-60. «Как твои родители себя чувствуют?» - спросили они моего папу. И папа ляпнул: «Как все пожилые, как старики…» Поболтали еще о чем-то, разошлись и папа потом всю дорогу корил себя: «Я назвал своих родных стариками. Это так оскорбительно. Как же это у меня сорвалось, как у меня язык повернулся, же я так смог. Не подумал». Другой бы сказал и забыл, и даже бы не задумывался, стариков назвал стариками, ничего особенного, но мой папа, который был очень тонким человеком, винил себя в этом и мучился. И я мучилась вместе с ним и даже думала, что надо теперь бежать просить прощения.
Мне кажется, что и скорбь об умерших завязана в первую очередь на чувстве вины по отношению к ним: «Я-то живу, а они уже нет». Или так: «Не успела сказать им самое главное, не успела им сделать добро и уже никогда этого не получится». Или так: «Им тяжелее, чем мне, значит это несправедливо и часть вины за эту несправедливость – на мне». Жалость всегда связана с чувством вины. Сочувствие – непременно. В сострадании обязательно это чувство присутствует. То есть чувство вины – это такой букет из ответственности, сострадания, жалости, причастности и осуждения себя самой за то, что существует в мире несправедливость. И еще из ощущения своей беспомощности, что не можешь изменить ситуацию – не омолодишь старика, не вылечишь больного, всех бездомных кошек к себе домой не заберешь. Когда понимаешь все это, тяжко смотреть на людей, потому что в каждом видишь муку. И отстраняешься. Наверное, поэтому существуют всякие отшельники, схимники, монахи - от слова «моно». В одиночестве с Богом переживать чужую боль легче? А может, легче наращивать корку – держать удар. «Я ранимый, не снимай с меня хитиновый покров», - как пел один рэпер. Хитиновый покров – это защита не от ударов, направленных на тебя, а от боли, которую ты видишь в других. Даже если эти другие своей боли не осознают.
Отсюда – желание оградиться, выстроить стены, защититься, не ощущать чужое. Отсюда и, например, название группы «Аквариум» - коробка, в которой тебе тепло-хорошо, а то, что происходит за ее стенами ты видишь лишь в преломлении от воды, где-то в недоступном далеке. Ты такая хладнокровная рыбка, плавно плавающая в уютных водорослях, вдоль стекла. Сама с собой, сама в себе.
Многие музыканты, поэты, творческие люди, испытав на себе чувство вины за несовершенство мира и людей еще в молодости, чтобы сохраниться, выжить, строят стены – прячутся от боли за других и своего чувства вины. Алкоголь тоже можно воспринимать как защиту, он притупляет боль. И Джим Моррисон назвал свою группу «Двери» - это та крохотная щелочка, через которую он впускал в себя боль за людей. Но не смог и этот небольшой объем боли выдержать. «Наутилус» - тоже из этой серии. Может, и не думал об этом Бутусов, но ведь название группы говорит о подсознательном желании уйти на дно – уйти от людей, притупить в себе боль за них, страх за них, мучительное сострадание. Это такое подростковое переживание, болезненное, как многое в переходном возрасте. Но что касается Бутусова, уверена, он сейчас еще как держит удар в своих молитвах.
А вот гребенщиковы и проч. слишком слабы, слишком большой хитиновый покров нарастили, спасаясь от чувства вины, отстранились от людей так далеко, что просто вылетели из реальности. Обилие поклонников, последователей ведь подразумевает чувство ответственности за них, а значит – чувство вины. Чтобы пережить (переживать) славу, нужно ой какой мощный хитиновый покров иметь! Прямо броню. Со временем она врастает в сердце и уже не то что чувства сомнения в себе, вины, сочувствия нет, уже и душа – какая-то не совсем живая, как стекло, как слова из песен Бориса Гребенщикова. Красиво, но холодно. Красиво, а ничего не понятно. Отстраненно. Приятно от того, что непричастен, что скрыт, что – за толстыми стенами аквариума на плаву.
Я с детства слушала «Аквариум», почему любила его, никогда не могла себе объяснить. Лишь недавно поняла – его тексты, да и музыка отдаляют от реальной жизни, окутывают сладкими фантазиями, и, может быть, примиряют с несправедливой действительностью, с мучительным чувством вины. Поэтому БГ ненавидит Достоевского. Федор Михайлович – о покаянии, о прощении, о сострадании, об ответственности и о боли человеческой. БГ – о забытьи, о лукавой обманчивости, о пьянящем равнодушии. Малодушии. О закрытости сердца, чтобы не испытывать боль. Как алкоголь – выпил и забылся. И не зря БГ во многих своих песнях откровенно пропагандирует алкоголь. Вот только после пьянства у нормального человека наступает похмелье, а иногда и чувство вины «Ах, где был я вчера, не пойму, хоть убей…» А у БГ – гордое, самовлюбленное постоянное опьянение. Чтобы не сочувствовать, чтобы не сопереживать, чтобы никакой вины. Лишь другие – виноватые. А он – весь в белом на красивом холме.
Поэтому все, что связано с любовью к людям, для него немыслимо, недоступно. Нет чувства причастности в аквариуме.
Я знаю, что многие, увидев наших солдат, испытывают сильное чувство – смесь преклонения, уважения, любви и вины – за то, что ребята нас спасают, а мы можем лишь молиться за них. Вы можете представить себе собирательного БГ рядом с воином? Это несоприкасаемо, невозможно. Потому что БГ – про поражение. Потому что рядом с воином любое БГ стирается в хлам, в пыль, в пепел. Потому что БГ – это аквариум, а воин – это безграничное явление, мощь и воды, и огня, и земли, и духа. Потому что БГ – это лежачего не бьют, это про сложить лапки, смириться-забыться в равнодушии, в безответственности, в неспособности любить. Ведь любовь – это как раз про сострадание, ответственность, покаяние.
Почему я испытываю сейчас чувство вины, думая о БГ, которого слушала столько лет? Не испанский стыд за другого, нет. А скорее жалость. Он настолько долго и настолько тяжело боролся с миром внешним, что окончательно уничтожил все живое в самом себе. Наверное, так.
Я сегодня ехала в монастырь Раифу, по дороге крутилась в машине в ВК всякая музыка, и вдруг зазвучал уже полузабытый тенорок Гребенщикова. С его мелодией в голове и зашла в монастырь. Первое, что увидела – это длинная линия стендов, рассказывающих об истории монастыря. Стандартная для большинства наших монастырей, храмов, церквей. Революция, разрушение, расстрелянные и сосланные монахи, 70 лет Раифа была тюрьмой, колонией, в храме – склад, в кельях – тюремные камеры. На стендах монастыря фотографии тех лет. Страшные. Люди с одинаковыми глазами – что в погонах, что в робах. А дальше шли стенды о реставрации, возвращении монастыря церкви. И снова на фотографиях увидела одинаковые взгляды – благодарные монахи в обнимку с Ельциным. Лицо человека, повинного в обнищании, да и гибели миллионов, рядом с иконами. Ну, ладно. Раз монахи сами так считают.
Раифа – прекрасное место, ухоженное, древнее, намоленное, хранящее в себе и тень тюремного прошлого, как чудовищного испытания, как страницы истории страны, да и каждого из нас – часть. Выстоявшая, сохранившая свой дух в чудовищных страданиях. И сейчас фотографии Раифы-тюрьмы и фотографии Ельцина, которые следуют воспринимать как уже часть новейшей истории монастыря, вызывают чувство несправедливости. И снова – вины.
Вот БГ – против этого, против всей многогранной, разной истории испытаний. Он – против испытаний, естественного хода жизни. Он – за блаженство. Он – об аквариумном райке в отдалении, в стороне, в заточенности лишь на себе. Он не в ориентации на людей. Он – в концентрации лишь на личном кайфе. Потому что, когда начинаешь погружаться в человеческое – обязательно больно. И эта боль в круговерти, в этой человеческой вечной каше – обязательна. И не жди справедливости, не ищи кристальной честности, чистоты. Не мучай себя их поиском и чувством вины. И права моя знакомая-психолог, которая говорит, что, испытывая вину, ты только сама себя наказываешь? Зря!
Недавно я спросила одного пожилого человека: «Ты когда-нибудь чувствовал вину? Обвиняешь себя в чем-то?» - «Ты хочешь меня обидеть?» - ответил человек. Он как обвинение воспринял сам вопрос. Он уверен, что не виноват ни в чем. И, когда я попыталась узнать его биографию, я поняла, что он не помнит, не хочет помнить плохое, болезненное. Очень правильная самозащита, подумала. А вот сегодня, увидев стенды со страшной историей Раифского монастыря, поняла, что если не осознавать свою вину, то и историю свою не знать. И фотографии монастыря-тюрьмы-колонии, и фото расстрелянных монахов, и фото красноармейцев, их расстрелявших, и фотографии пьяненького Ельцина в монастыре – это все покаяние. Еще в храм не зашел, а уже – вина накрывает. Без нее нет человека. Нет истории. И человек живой, пока может все это осознать, чтобы осознавать дано нам чувство вины. Через него растем. Но если не растем, тоже норм.
БГ же живет норм? Живет?
