Мы все привыкли к тому, что все люди рождаются равными, и сомневаться в этом нехорошо. Если бы Вы рассказали об этом ирландцу железного века, Вас бы не поняли, а то и сочли на голову скорбным.
Во-первых, люди — это собственный кин. То есть, произошедшие от общего предка. Всё, что не кин, то есть, не относятся к клану — бесчестные фудиры, надломленные люди. И соседские короли — тоже. Но и внутри клана равенство даже не ночевало.
Всей полнотой прав — принимать решения и отвечать за них, участвовать в общественной жизни, отстаивать свои права в суде, избирать и быть избранным, жениться и разводиться, заключать и расторгать договоры, распоряжаться имуществом — обладали только те, кто владел ферраном, то есть пахотной землёй. Было ли это пожизненное наследуемое владение или клин общинной земли в постоянном переделе, совершенно неважно. Ферраном распоряжался глава дэривине, то есть семьи, состоявшей из потомства одного деда. Главой мог быть этот самый дед, отец, дядя или кто-то из внуков, если раздел имущества между наследниками делал их слишком бедными, чтобы сохранить право на ферран. Вот этот глава семьи и был полноправным членом общества, а остальные — нет. И бородатые дядьки, и усатые молодцы, и безусые юнцы, были не суверенны в своих решениях, не заключали контрактов, не брали и не давали в долг, не участвовали в выборах, и действовали самостоятельно только с оглядкой на главу семьи. За все их выкрутасы тоже отвечал глава семьи и безропотно расплачивался имуществом за преступления и мелкие проступки.
Но это — полбеды. Что человек может, а что ему не дозволено, зависело от его статуса, то есть, положения в обществе. Положение в обществе зависело от богатства, крови (происхождения) и мастерства. Например, богатый землепашец фир мруигвер мог взять в долг коров у фла — наследственного землевладельца, без поручителей, а окири — новичок, ведущий хозяйство со скрипом — не мог. В течение жизни положение в обществе менялось как в лучшую, так и в худшую сторону, случалось, что и сильно.
Все сословия, на которые можно было распределить дэривине по признаку достатка и владения землёй, были чётко определены законодательством. Человек всегда знал, к какой категории относится и чего ждать от людей, а о чём и думать напрасно. Положение в обществе имело денежное выражение — пресловутую цену лица (лог н'эне), которую в русскоязычной литературе принято называть ценой чести.
Часто цену чести объясняют через штрафы, которые присуждали ответчику за преступления против личности или имущества истца. Они и в самом деле зависели от достатка истца, и одной из составляющих штрафа была цена чести. При том, что судебные тяжбы в древней Ирландии были третьей по популярности народной забавой, после войны и хёрлинга, строить такую сложную и продуманную классификацию людей только для прокорма судейских было бы расточительно. К тому же, большая часть населения покидала свой клахан — деревню несколько раз в жизни и просто не имела возможности регулярно посещать суд. А вот контракты каждый глава семьи заключал постоянно по любому поводу, и тут без цены чести никак не обойтись.
Важно, что цена чести не равнялась количеству скота в собственности и количеству ценного добра в доме и около. Так, для окири — новичка, недавно получившего ферран, был следующий имущественный ценз: семь коров с быком, семь свиней, семь овец, лошадь для поездок, съезженная упряжка волов, стрекало, плуг, борона, четыре помощника, котёл, доля в общественной печи, амбаре и мельнице. Для получения феррана нужно было выделенное крупным шрифтом, чтобы полноценно взаимодействовать с обществом — всё по списку. При этом цена чести — всего три нетели.
Любой полноправный человек был вправе заключить договор, цена которого не превышала цену чести. Если цена контракта была выше цены чести, нужно было найти богатого поручителя, который заплатил бы в случае неудачи за срыв сроков или невыполнение обязательств. Например, если окири решил занять четырёх нетелей, достаточно поручительства боире (цена чести пять нетелей), если восемь — нужен кто-то побогаче. То же самое относилось к выполнению каких-то работ, например, ремонтных: самое главное, чтобы цена выполнения и залог за срыв договора за пределы трёх нетелей не выходили, иначе - только под поручительство. Институт поручительства влёк за собой дополнительные расходы — бесплатно такое одолжение не делали. Купить за один раз окири мог только три нетели либо нетель и дойную корову. Иначе откуда средства взял на покупку? А ну как украл?
Достаток и честь людей благородных измерялись прежде всего в количестве кейли — контрагентов по договорам займа скота. Чтобы эти заёмщики вообще появились, нужно было заслужить уважение членов клана, а это не покупается. Чтобы скот отдать в лизинг, его должно быть реально много, больше, чем нужно для ведения хозяйства.
Человек сохранял цену чести до тех пор, пока его достаток соответствовал его положению в обществе. Цена чести любого человека обнулялась безо всяких вариантов в случае совершения проступков по перечню, в который входили клевета (ложный донос), нарушение долговых обязательств и нарушение обязательств по поручительству, но не входили воровство, разбой и убийство. После этого, даже если по суду преступника в рабство не низвели, для общества он умирал. Его переставали замечать, не здоровались с ним, не звали в гости и не ходили к нему. Естественно, из передела (кооператива по перераспределению земли) он вылетал сразу. Он ничего не мог ни купить, ни продать. С ним не разговаривали, потому что даже на раба падает тень чести хозяина, а на бесчестного человека — только тень его преступлений. Все заёмные договоры с ним расторгали без возмещения. Семья, конечно, поддерживала, но не в открытую. И из дома лучше бы уйти, а то как бы чего не вышло. Только мне кажется, что такая жизнь смерти не стоит?
Возникает вопрос, а как же быть, если феррана нет и не предвидится? Мастерам, то есть зависимым фла, ферраны в принципе заменяло само мастерство. Даже если ремесленник по той или иной причине не имел пашни, каждой профессии присуща цена чести, и мастер гарантированно честью обладал до тех пор, пока мог держать в руках инструмент. Она была небольшой, но не меньше, чем у землепашцев, что позволяло рассчитывать на уважение членов клана. Кто и сколько стоил — отдельная тема.
Но у нас остались не охваченными неправоспособные люди: сыновья живых отцов, внуки главы семьи от взрослых и подросших сыновей, племянники главы семьи от братьев по отцу, жёны и дочери членов клана, а также разорившиеся и впавшие в ничтожество. Послушные сыновья стоили половину цены чести отца, непослушные — одну нетель (и проштрафившиеся отпрыски наследственных землевладельцев тоже, достаточно было, чтобы обиженный отец обнародовал имеющиеся разногласия). В их интересах действовал всегда глава семьи, но в пределах цены их чести. Слушаться и не раздражать родителей было разумно и выгодно. Сын и внук главы дэривине стоили совершенно одинаково. То же касалось и неполноправной родни по мужской линии, если главой семьи являлся не дед или отец, а другой член дэривине.
За пределами моего рассказа остались женщины. У них всё было просто. Женщина не правоспособна, как ребёнок, не пришедший в возраст. Она взаимодействует с обществом через посредника, который называется защитником чести. Сначала это отец, потом — муж или брат, если женщина не замужем, сын либо внучатый племянник, или клан назначит защитника, если у неё нет родственников мужского пола. Цена чести женщины — половина цены чести защитника. Именно он действует в её интересах и отвечает за все безобразия, которые женщина может организовать. Если женщина чего-то не хотела, говорила об этом прямо и никакой ответственности за отказ не несла. Принуждать её было не принято, положено только убеждать. Поручитель разруливал ситуацию в какой-то мере, но не всякую и не до конца. То есть, за кражу или побои поручитель отвечал, а за отказ идти на свидание, замуж выходить за конкретного человека, плетень соседский чинить вместо мужа, отправляться за стадами на летник в компании неприятных ей соседок — нет. И уж тем более, за глупые шутки, задевавшие чьё-то самолюбие. А вот женщины мужчин обижали очень часто и успешно вмешивались во все дела клана, действуя исподтишка, из-за спины полноправных мужчин, не обязательно защитников чести.
При этом женщины умудрялись лишиться чести на совершенно законных основаниях. Для этого достаточно было опозориться: распустить нелепые слухи, подраться с кем-то или побить мужа, «водить мужчин в кусты» (так и написано - ни отнять, ни прибавить), пьянствовать беспробудно, чудесить по пьяни, сочинять сатиры или сатириста нанять. В общем, попасться на обычной бытовухе. Бесчестная женщина теряла не саму цену чести, а право на её защиту.
У разорившихся людей проблемы были куда серьёзнее. Такой человек шёл к богатым родственникам в ботаки. Прозвище пошло от слова «бохан» — халабуда, лачуга, землянка, в которой за забором усадьбы поселяли прибившихся бедняков. Ботаки не имели цены чести, но всякое притеснение, которое им чинили, оскорбляло хозяина, и он заступался за ботаков до тех пор, пока они работали на него за еду, кров, напитки и одежду, но также и отвечал перед кланом за их поведение. Поскольку это хозяин делился своей честью, выступать стороной договора самостоятельно ботак не мог, в том числе наняться к кому-то на работу за существенное вознаграждение. Покупать и продавать — не мог. Не мог жениться и найти алтрама для воспитания детей, да дети и внуки его — урождённые ботаки, лишённые чести и возможности выбраться из этого плачевного состояния. В суде ботак свидетельствовал только в пользу хозяина, иные его заявления не принимались. Заводить в хозяйстве такое подспорье или не нужно — отдельный вопрос. Ботак крепостным не был и мог убираться куда угодно, если было куда, но свободным человеком его называть язык не поворачивается. У нас любят искать в древней Ирландии клиентеллу как форму зависимости. Так вот, клиентелла — это именно ботаки.
Были ещё рабы. У них тоже цена чести отсутствовала за неимением самой чести. Рабом становился должник, не вернувший долг, клеветник, дезертир и любой осуждённый преступник, не расплатившийся за своё преступление. Низведенных в рабство за экономические преступления и откровенную уголовщину рано или поздно выкупали родственники, а вот клеветников и дезертиров не прощали. Отдельная тема — рабы и рабыни из других мест, по случаю купленные на ярмарке. Чтобы их выкупить, родственникам их сначала найти было нужно, а так рабы на свободу не рвались. Если хозяин вменяемый, в обиду не даст, свобода же как ценность в ирландском обществе ничего не стоила: из неё кашу не сваришь и на себя не наденешь. В ботаки тоже не возьмут, потому что чужой, а грабить на большой дороге опасно, и долго такая история не продлится.
Надеюсь, я раскрыла тему. Закончить позвольте цитатой из Crith Gablach (средневековой рукописи, зафиксировавшей на пергаменте изустный Закон о статусе, который пришёл из дохристианских времён):
«§ 101. Вопрос: Что очищает честь от этих семи вещей [преступлений, лишающих чести]? Ответ: Есть три вещи, которые смывают любую грязь с чести человека: мыло, вода и полотенце. Во-первых, мыло — это признание в проступке перед людьми и обещание не совершать его впредь. Во-вторых, вода — это плата за его проступок. В-третьих, полотенце — это покаяние за его проступок.»»