Михаил почувствовал на своей щеке ласковые пальцы сестры и услышал её вкрадчивый голос, но всё равно не желал просыпаться.
— Мишель, проснись. Тебе давно пора на службу.
В ответ он лишь по-младенчески причмокнул губами. Нежное поглаживание сменилось лёгкими шлепками по щекам.
— Оля, оставь. Ещё рано.
— Уже десятый час.
Он попытался перевернуться на спину и чуть не свалился с узкого диванчика, из-за чего ему и пришлось открыть глаза. Михаил мгновенно ощутил противную ноющую боль во всём теле и неприятно-холодный воздух.
Это восьмая глава ретро-детектива "Одна жизнь на двоих". Загадочные преступления, семейные тайны и красивая история любви на фоне патриархальной Москвы конца XIX века.
Роман публикуется по главам, но уже написан полностью, так что можно читать не опасаясь, что финал истории так и не будет написан)
Все главы можно увидеть в подборке.
— Ты заснул сидя на диване, и я принесла тебе подушку и плед. Мне было жалко тебя будить.
— А почему холодно?
— Камин не топлен.
— А который час?
— Я же говорила, половина десятого.
— Что?! Я уже опоздал! Почему ты раньше меня не разбудила?
Ольга только пожала плечами и ушла к себе. Он почувствовал себя виноватым. Он часто обижал сестру неосторожным словом. Но вместо извинений с досадой крикнул:
— Лучше бы вовсе не будила! Во сне всё так хорошо.
— Михаил Алексеевич, поздравляю вас! – насмешливым тоном произнёс его помощник, письмоводитель Измайлов, когда Михаил вошёл в кабинет.
— Это с чем же? – в свете последних событий фраза Измайлова показалось ему издевательством.
— Как же, на моей памяти вы впервые пришли после десяти.
— А, ты про это. Да, проспал первый раз в жизни. Никогда не думал, что от таких событий человек может проспать.
— От каких событий? – не понял Измайлов.
— Не важно. Сводку за вчера принесли?
— Она же прямо перед вами лежит.
Михаил удивился, что не заметил папку бумаг прямо у себя под носом. Начал читать «Сводку особо важных происшествий за 12 октября 1899 года», и с первый же страницы ему бросилась в глаза чёткие буковки, отпечатанные новеньким Ремингтоном: «Убийcтвo г-жи Елисеевой». Эта фраза жглa глаза, все остальные буквы почему-то расплывались, читать не получалось.
— Измайлов, будь другом, прочти, пожалуйста.
Измайлов хоть и удивился такой просьбе, всё же взял папку.
— «Убийcтвo госпожи Елисеевой в собственном доме…», – начал он читать.
— Не надо! – резко его перебил Можжевелов.
— Читать не надо? Вы же просили.
— Про Нину, то есть про Елисееву, не нужно, не читай. И так знаем.
— Хорошо, – в недоумении, пожав плечами, повиновался Измайлов, – «Смeрть графа Тибелова. В 7.45 утра по адресу Пречистенский бульвар, доходный дом господина Вязова, князем Александром Петровичем Боровицким, поручиком 3-го драгунского Сумского Его королевского Высочества наследного принца Датского полка, тридцати лет, был обнаружен тpуп поручика 1-го лейб-драгунского Московского императора Александра III полка, графа Евгения Васильевича Тибелова, двадцати восьми лет. По предварительным данным, смeрть наступила двумя днями ранее в результате oтравления, наступившего по причине самoубийcтва, что частично подтверждают показания князя Боровицкого, утверждающего, что в последнюю неделю граф Тибелов пребывал в угнетённом душевном состоянии. Однако не было найдено ни предсмeртнoй записки, ни какого-либо иного документа, указывающего на добровольный отказ от жизни, и, посему, следствием не исключается возможность предумышленного убийcтва. Взpыв на Большом Каменном мосту. Около восьми часов утра на Большом Каменном мосту прогремел взpыв, вследствие чего на мостовой были повреждены две лафетные плиты. Угроза к обрушению означенного выше моста отсутствует ввиду недостаточной для того силы взрыва. В соответствии с показаниями дворника Тимофея Степановича Горелко, 63 лет, а так же купчихи третьей гильдии Лупешкиной Авдотьи Павловны, 56 лет, содержащей на Берсеневской набережной, в непосредственной близости к вышеозначенному мосту, ресторацию «Сытость» около восьми часов утра некий молодой господин, высокого роста, худощавого телосложения и весьма дурно одетый, прогуливался напротив моста между Софийской и Берсеневской набережными. В момент, когда на мост въехал ничем не примечательный наёмный экипаж, он бросил некий свёрток, который и оказался взpывным устройством. По счастливому стечению обстоятельств устройство сработало с опозданием, и экипаж проехал до взрыва. Потерпевший неудачу злоумышленник покончил жизнь самoубийствoм, прыгнув с тумбы моста в реку». Ничего себе, уже простой народ взрывать начали! — вознегодовал Измайлов, —Раньше выберут кого-нибудь повлиятельней и побогаче и взрывают их кареты, а теперь, стало быть, перевелись все, теперь на извозчиков перекинулись. Кто разберёт этих нигилистов, социалистов, или какие там ещё «исты» есть? А может, это наши иксисты? Как вы думаете?
Ответом было глухое молчание.
— Михаил Алексеевич, вы слушаете?
— Да, да. Я полностью согласен. Убийство было не случайным.
— Какое убийство?
— Не знаю, ты что-то такое читал.
— Ясно. Вы ничего не слушаете. Я про взрыв на Большом Каменном толкую.
— Взpыв? Ты вроде про какого-то графа убитого говорил.
— Да, граф Тибелов отрaвился. Или отрaвили. Одни самoубийcтва, хоть бы какое-нибудь приличное убийcтво случилось, нет, одни cуицидники. Разве что Елисеева… – тут он заметил посеревшее лицо Можжевелова.
— Да что с вами такое делается, как только слышите это имя?
— Ничего. Вздор. Ты узнай по поводу моста.
— Что именно?
— Может свидетели видели, кто в карете, по крайней мере, пусть опишут прeступника.
— Так что его описывать? Поди уже спокойненько лежит себе в леднике. Это у нас какая часть (он подошёл к большой карте, занимавшей практически всю стену позади стола Можжевелова) вот, первая Якиманская. А что так вас в этом мосту заинтересовало? Теppорист мёртв, больше никто не пострадал, расследовать нечего.
— Если убийcтво Елисеевой – тeракт, то оно может быть как-то связано со взpывом. От дома Елисеевых до Большого Каменного не больше получаса пешком. Так что по времени это может, даже один человек, хотя вряд ли. Скорее организация.
— Вы же сами говорили, что Елисееву убил кто-то из своих.
— Нужно проверить все версии. Её муж очень известный и богатый промышленник, могли охотиться за ним. Мне кажется, есть какая-то связь.
— Иксисты?
— Ты же знаешь, они опознавательных знаков не оставляют. Что ты в каждое дело их приплетаешь! Может, и вообще их нет, и они – только наша с тобой фантазия.
— Не дают они мне покоя. Как и вам Елисеева.
— Причём здесь она? Глупый разговор, езжай в Якиманскую часть.
Измайлов уже направился к двери, но вдруг развернулся и всё-таки решился спросить:
— Вы знали её? Честно?
— Да. Только очень давно.
Измайлов возвращался из Якиманской части практически с пустыми руками. Единственное, что он узнал, так это имя утoплeнника: Шоров Пётр Афанасьевич. Студенческая форма не выдавала принадлежности к какому-либо определённому учебному заведению, не исключалось, что он давно уже и не студент. В карманах нашли только телеграмму из Твери непонятного содержания:
м тчк концерт окончен
иван
Около двух часов пополудни, Измайлов решил наведаться в ресторацию «Сытость». Не то чтобы было необходимо допросить купчиху Лупешкину и дворника Горелко —напротив, им двигали другие, несколько предосудительные интересы. Дело в том, что именно сытости ему сейчас и не хватало, и трудно было представить, что чиновника из полиции могут не угостить.
…Измайлов обхватил заледеневшими руками горячий горшочек со щами, потом аккуратно откупорил крышечку из теста. Каждый уголочек его лёгких полностью прогрелся и напитался этим родным домашним ароматом, и все вопросы, какие он собирался задать сидевшей напротив Авдотье Павловне, стёрлись из памяти, заменившись одной чревоугодливой мыслью: «Какое же это чудо: еда!», так что поначалу беседа ушла в кулинарное русло, но потом Измайлов всё же спросил о событиях известного нам дня, и Авдотья Павловна начала рассказывать. На столе постепенно появлялись совершенно разнообразные блюда: картошечка, севрюжечка, кислая капустка, пельмешки со сметанкой, пирожки и с мясцом, и с капусткой, и с потрошками, грибочки мочёные… Правда, от беленькой с малосольными бочковыми огурчиками Измайлову пришлось благоразумно отказаться, потому как ему ещё нужно было вернуться в Управление, зато он в полной мере насладился чаем с различными плюшками, баранками и сладкими пирожками. Авдотья Павловна уже заканчивала свой рассказ, правда, не содержавший для Измайлова ничего нового, но он как истинный сладкоежка всё-таки решился взять седьмой пирожок. Надкусив, он понял, что это было ошибкой. Дабы не оставлять злосчастный пирожок, поспешно сообразил вопрос:
— Может, вы всё-таки заметили что-то странное, необычное, до или, может быть, после происшествия?
— Да нет же, нет, уважаемый Николай Юрьевич! Как можно, непременно, непременно бы сказала, самым подробным образом! Я ж тогда из лавки уважаемого Петра Иваныча Хлопова шла. Я, знаете ли, завсегда сама обо всём забочусь, всё сама, всё сама! И договориться в лавках, и уплатить в срок, и то, и другое. С Петром Иванычем мы очень ладно сговорились насчёт муки на будущий год, а лавка недалече, тут едва в сторону от Софийской, и утро выдалось погожим, и шла я пешком, как раз мимо Большого Каменного, и видела, всё видела! Там никого и не было, только тот замухрышка, негодяй тот, топтался. А как показалась на мосту карета, швырнул что-то большое, навроде полена, и за тумбу – юрк! А карета возьми и быстро промчись, а следом кааак грохнет! Думала, светопреставление началось! Испужалась, ой испужалась! Замерла прямо посреди улицы и двинуться не могла, и тут чуть меня один кавалерист не сбил, откуда взялся, до сих пор в толк не возьму, будто из-под земли, промчался, как угорелый, следом за каретой во Всехсвятский! Ну, это я так поначалу решила и пошла за ними поглазеть, ведь догонит, точно догонит, но опосля Малого моста кавалерист тот свернул вправо, а карета прямёшенько помчалась, так что и не догонял он вовсе. Я и пошла своей дорогой, и смотрю, батюшки-светы, а убивeц-то совсем опoлоумел! По мосту прыгает, паклы свои дерёт, и как вскочет на тумбу и был таков! Ну, тут уж народ начал собираться, и городовой появился, и больше ничего не случалось! – Пока многословная Авдотья Павловна отвечала, Измалов всё же собрался с силами и доел-таки последний кусочек сладкого теста. Но всё-таки в её показаниях за кое-что можно было уцепиться.
— Авдотья Павловна, а что это был за кавалерист?
— Обыкновенный, одет по форме, почти как вы.
— Полицейский?
— Навроде. Но я же едва ли его видела. Не знаю.
После прекрасного обеда Измайлов распрощался с хлебосольной хозяйкой, и, сделав несколько шагов, он мгновенно понял и глубокий смысл названия ресторации, и то, что как бы он ни экономил, ему всё равно придётся взять извозчика.
— Что сказать? «м» – это, похоже, Молов – сразу заключил Можжевелов, взглянув на телеграмму.
— В таком случае, «концерт окончен» читай «фабрика взорвана».
— Верно. Но это только если они вообще как-то связаны. Фабрики-то две, а телеграмма одна.
— Но одна фабрика в Москве, её успешно мог взорвать и сам Шоров, а вот другая в Иваново-Вознесенске! - догодался Измайлов. — Вот и Иван нашёлся! Тверь так, прикрытие. Там мог находиться человек, которому либо телефонировали, либо тоже телеграфировали из Иванова.
— Есть вероятность. Узнал что-нибудь ещё?
— Разве что Лупешкину после взрыва у моста чуть не сбил какой-то кавалерист. Вроде бы погнался за каретой, но, миновав Малый каменный мост, свернул на Якиманскую набережную, а карета поехала прямо по Большой Полянке.
— В смысле, кавалерист? Военный?
— Не то чтобы, она не поняла. Говорит, в форме, вроде нашей.
— Измайлов, мы не драгуны Александрийского полка , похожей формы сколько угодно!
— И то верно. А что с Тибеловым делать?
— Каким ещё Тибеловым? - удивился Можжевелов.
— Отравленный тот.
— Аааа… Так это же cуицид.
— Вдруг нет?
— Измайлов, не глупи, у нас дел по горло, а там дознание провели, уяснили, что cуицид.
— Да вы же знаете, как околоточные дознание проводят! Им бы только отделаться, а всё остальное лишь бы на нас свалить.
— Вот и не надо лишней работы искать. У нас вон какая организация вырисовывается!
— Вот именно! Смерть Галицкого сочли несчастным случаем, а ведь оказалось не так. Галицкий, Одноусовы, Молов, Елисеева, взрыв, здесь что-то общее!
— Конечно, есть общее: то, что всё это нам с тобой разгребать. Если хочешь добавить в список и Тибелова – это твоё дело и в прямом и в переносном смысле. А лично я – домой, уже вот половина шестого.
Продолжение:
Начало: