Был светло-хмурый ноябрьский день. Градусов было всего двадцать с минусом. В мощный «Боинг», не помню какой номер, странно молча шла толпа мужиков. Они молчали и трудно дышали. По одежде я догадался, что это сезонники – строители, старатели, закончившие свои работы на Колыме с наступлением холодов. По неловким, замедленным движением я понял, что они уже плотно и тоже с градусами, но со знаком плюс, позавтракали и боялись выдать себя, чтобы не дай Бог, их не пустили бы в самолет.
Многие шли впереди меня, и когда я вошел в салон самолета, меня стало выталкивать оттуда тяжкое движение густого воздуха, который уже приплюснул к стенкам тамбура вымученно улыбающихся стюардесс и резко отличался от наружной атмосферы цветом, запахом и плотностью. Это был общий выдох сытых победителей жизни!
Салон набился до отказа. Лететь нам предстояло чуть менее 8 часов. Я все-таки пробился к свою месту в хвосте салона, сел в центре трехкреслого ряда, а сбоку меня словно при аресте прижали то ли буровики, то ли старатели, то ли строители, но все - друзья из ближнего зарубежья. Они сразу же стали о чем то полушёпотом переговариваться между собой склоняясь над моими коленями, и я, несмотря на легкий насморк, учуял запахи самогона, лука, чеснока, жаренного с луком мяса, пива, жаренной картошки с луком, черного хлеба, жаренной с луком рыбы, соленой и вяленой рыбы, сметаны, масла, икры, жареных с луком яиц, соленых огурцов, табака и крема от торта. Добавлялся к этому крепкий запах мужских, немытых, тел и крутых носков.
Летел я, естественно, в эконом-классе, который первым делом экономил на моих коленях, плотно упирающихся в спинку сиденья передо мной. Поначалу, до взлета, там было три пустых кресла подряд, и я мечтал сразу же после взлета перебраться туда и захватить две сиденья. Но с последним автобусом в салон ворвался молодой и здоровенный усатый папаша с двумя детьми лет 6-7 от роду. Папаша не сел, а рухнул в свое кресло, окончательно лишив мои колени возможности даже отдельно от самолета вздрагивать. Дети его поначалу вели себя достаточно смирно, папаша оказался весьма внимательным отцом и ежеминутно что то говори им поочередно. Для этого он приподнимался из кресла, а потом яростно садился в него, и, умащиваясь, раза по два подпрыгивал в нем. То есть на моих коленях.
Я терпел. На время взлета все как то успокоились, но когда самолет набрал нужную высоту, защелкали отстегиваемые ремни безопасности, и папаша снова стал посещать своих детей. Самые страшные удары он наносил мне, когда чады просились в туалет, папаша отводил их, а вернувшись, просто грохался в свое кресло, и я начал сомневаться – смогу ли я вообще ходить на своих ногах, когда долетим. Тем временем соседи справа и слева снова начали бодро переговариваться на незнакомом мне языке, продолжая сгущать воздух вокруг.
И тут началась первая болтанка. Все снова застегнули ремни безопасности. Но не все выдержали болтанку. Первым от тряски стало невмоготу соседу слева.
Он рванул из кресла, видимо, в туалет, но ремни отстегнуть забыл. Его перегнуло так, что он вскрикнул и стал извергать прямо в проход слева то, чем пахло от него до сих пр. Одна из стюардесс с испуганными глазами подлетела к ему с пакетом, но немного запоздала. Сосед справа терпел.
Все успокоилось, но запахи стали сложнее. Болтанки уже не было. Стали подавать обед. Соседи мои ели его широко и весело, разводя руками и балагуря.
Сосед слева въехал локтем в мою мисочку с мясом и макаронами. Извинился.
Сосед справа въехал локтем в мой стаканчик с томатным соком и не заметил, что залил мой живот красной несмываемой жидкостью. Я терпел. Впереди началась ссора между детьми за последний кекс, окончившаяся рёвом и угрозами папаши высадить детей из самолёта. Соседи съели весь обед и добавили к нему свои запасы – сало и соленую рыбу. Я есть не мог. Запаха от самолетного обеда не было вообще. Он был раздавлен сложившейся сложной атмосферой. Пообедали.
Проход слева протерла стюардесса с уже обезумевшими глазами, папаша пересел на сиденье правее, посадив детей вместе, и минут пять мне было хорошо. Колени стали реагировать на окружающий мир. Я даже подумал, что смогу вздремнуть. Все пассажиры стали засыпать. Все, кроме детей. Они стали играть в казаки-разбойники. Над спинками кресел стали вздыматься сжатые для удара детские руки, ребятишки вскакивали ногами на сиденье, толкались, визжали и хохотали, иногда замирали и прочему то именно меня начинали рассматривать, показывая пальцами и перешёптываясь.
Началась новая болтанка. Все снова пристегнулись, кроме детей. Папаша их спал. Один ребенок не удержался на ногах и рухнул на папашу, который вскочил так резко, что все три кресла затрещали как при аварии. Кто-то взвизгнул далеко впереди. Подбежала стюардесса с уже скошенными глазами, усадила детей, застегнула их. Все еще болтало. Здесь не выдержал сосед справа. Он также рванул из кресла, забыв расстегнуть ремни, его также перегнуло и вывернуло на проход, но справа. Подбежала стюардесса уже с кровавыми и вращающимися глазами, бросила на пол прохода какую тряпку и убежала, дрожа всем телом. Воздух стал таким плотным, что мне даже стало мягче сидеть. Как на подушке.
Болтанка закончилась. Для всех, кроме меня. Папаша снова уселся в среднее кресло и стал чему-то поучать детей, приподнимаясь к ним и тяжко падая назад. На мои колени. Соседи справа и слева задремали, и оба, как дети к матери, привалились ко мне. Мои попытки выбраться хотя бы в туалет пресекались ими мощно и бездумно. Они не просыпались. А дети стали пулять друг в друга через голову папаши из детских пистолетов какими то цветными горошинами, которые упорно сыпались на меня.
Я уже стал мечтать о новой болтанке, и она началась.
Все, и дети, застегнулись. На миг стало хорошо. Но тут опять случилась катастрофа. Один из пацанов захотел в туалет, а папа не пустил его, так как была болтанка. Пацан сходил «по большому» в штаны. От этого стало плохо второму пацану. Плохо прямо … перед собой. Прибежала стюардесса с черными провалами вместо глаз, потряслась над детьми и, отчаянно взмахнув руками, убежала.
Остаток полета прошел хорошо. Я достал беруши, законопатил ими ноздри, закинул руки на плечи соседей и отключился. Ни запахов, ни своих колен уже не чувствовал. Болтанок больше не было.
В Москве, еле ковыляя на застывших ногах, при выходе, я поблагодарил стюардессу, нацепившую темные очки, за благополучный рейс и первым делом отправился к ортопеду, благодаря Всевышнего, что лететь в Магадан мне долго не придется…
*** Свидетельство о публикации №213111600641 ***