Мартин Хайдеггер известен, в первую очередь, как основатель неклассической онтологии. Трудно представить себе более значимую фигуру в философии ХХ века, чем этот крайне непонятный, иррациональный, трудно читаемый философ. Действительно, язык Хайдеггера представляет собой набор мифологем, им самим сконструированных и требующих специального перевода или дешифровки. Одна из самых интересных работ Хайдеггера, посвященных анализу искусства «Исток художественного творения», дает возможность в новых понятиях помыслить сущность произведения, интерпретируя и сопоставляя такие далекие, казалось бы, явления как «Башмаки» Ван Гога и древнегреческий храм.
Учение М. Хайдеггера о Бытии напоминает японское «печальное очарование сущего», умонастроение, возросшее на почве китайского учения о всеобщности перемен, образующих великий поток, которым правит Дао, Великий Путь. Европейская философия начала проявлять интерес к Востоку уже в 17 веке, как бы «смотрясь в некое инокультурное зеркало, видя в нем отражение своих собственных проблем и интересов. Так, Г. Лейбниц не только нашел в китайском «Каноне Перемен» (И цзин) истоки своего дифференциального исчисления с его двоичной системой, но и истоки истинной естественной теологии». А. Шопенгауэр и Ф. Ницше продолжили черпать вдохновение в буддистском созерцательном отношении к реальности, развивая экзистенциальный подход к переживанию бытия, что в дальнейшем привело к перестройке философского рационализма и в неклассической онтологии М. Хайдеггера.
Серия «Крестьянских башмаков» Ван Гога стала центральным пунктом анализа М. Хайдеггера в «Истоке художественного творения». Эти башмаки на полотне художника, как говорит Хайдеггер, превратились в поэзию, через которую Бытие раскрывается человеку. Благодаря художнику они перестают быть просто изделием, повседневной вещью, порожденной техне в значении ремесла:
Всякий повод для перехода и выхода чего бы то ни было из несуществования к присутствию есть ποίησις: про-из-ведение. Событие произведения происходит лишь постольку, поскольку потаенное переходит в непотаенное. Этот переход коренится и набирает размах в том, что мы называем открытостью потаенного. У греков для этого есть слово άλήθεια (алетейя). Римляне переводят его через veritas.
На картине «Башмаки» Ван Гога само изделие вступает в несокрытость, то есть мы переживаем их существование как часть своего человеческого бытия, по крайней мере, акцентируем на этом свое внимание, не так, как в повседневности, используя их по назначению. Это и есть онтологическая истина (алетейя), которую невозможно сформулировать в словах, поскольку в произведении показывается нечто невиданное. И этим невиданным является «мир», укорененный в «земле». Как и в случае с башмаками, на примере древнегреческого храма, Хайдеггер поясняет эти понятия: храм воздвигнут на особом месте – физис, храм удерживает вокруг себя мир, храм восставляет мир и поставляет землю. Мир – особый способ распахнутости, в то время как земля, наоборот, самозамкнута и материальна, а произведение искусства – спор земли и мира. Можно сказать, что «мир» - это некое культурное сознание и гарант непрерывности человеческих смыслов, то есть опыт человечности. Другими словами, в произведении искусства свершается мистический акт творения, соединения духа и материи, художник оживляет материал, вдыхает жизнь в глину, и что немаловажно, эта глина затем удерживает дух, порождает смыслы, соединяет поколения. Таким образом, «земля» - символ тьмы, сокрытости, то есть китайский Инь, а «мир» - своего рода небесный Ян.
М. Хайдеггер позже в докладе «Вещь» создал так называемую «четверицу», согласно которой в центре мироздания находится вещь – нераздельный обьект-субьект. Вещь получает форму от неба, материю от земли, бытие – от божества, и становится объективной оформленной вещью в момент познания ее субъектом (мышление, тождественное бытию).
Вещь дарит пребывание четверице. Вещью веществится мир. Всякая вещь дает пребыть четверице как пребыванию — здесь и теперь — одно-сложности мира.
В архетипической модели К. Юнга используются те же мифологемы «божественное», «смертные», «небо», «земля», так как они играют фундаментальную роль в символике бессознательного. Вещь Хайдеггера, по сути, – это и Правещь даосов, которая есть присутствие и проявление мира. Дао-Вещь есть ничто и вместе с тем - вместилище всего сущего, его же и осуществляющее – что-то вроде сосуда с пустотой внутри.
Хайдеггер считал, что творение всегда связано с подлинностью и невоспроизводимостью, в отличие от продукта технического производства. Несмотря на то, что и произведение искусства, и продукт производства являются результатами человеческой деятельности, разница между ними заключается в том, что первое рассматривается философом как поэсис или модус истины (алетейи), а второе — как праксис, то есть проявление воли или целеполагание. Поэтому если произведение искусства заменить подделкой или технологическим продуктом, оно потеряет важное свойство – обеспечивать встречу с Бытием, что на языке даосов означает обрести «внутреннюю правду» или познать Дао.
Зачем М. Хайдеггеру такая сложная система понятий и рассуждений для пояснения простой мысли о том, что созерцание произведения искусства есть приобщение к вечному и общечеловеческому? Дело в том, что его сверхзадачей было перестроить рациональную философию, вернуть ее в русло дологического принятия мира, что коррелируется с восточным мировосприятием. По сути он пытается противопоставить созерцательное медитативное восприятие реальности прагматическому западному подходу, что могло бы помочь разрешить главный вопрос – что такое существование? По мысли самого Хайдеггера этот вопрос «даже невозможно поставить», так как «существование предшествует сущности», по словам Сартра, то есть сначала мы есть, а потом осмысливаем то, что мы есть. Единственный способ разрешить эту экзистенциальную проблему – «взывать к Бытию», не противопоставляя себя ему. В интервью французскому журналу «Экспресс» М. Хайдеггер говорит так: «Во время своего исторического развития народы задают себе всегда очень много вопросов. Но только один вопрос: «Почему есть сущее, а не ничто?» — предрешил судьбу западного мира, и именно начиная с ответов, которые давали досократовские философы две с половиной тысячи лет назад. Однако сегодня смысл этого вопроса никого не тревожит». И далее: "Сегодня одно лишь действие не изменит положения в мире без первоначального истолкования мира".
Как известно, Хайдеггер жил и работал в Германии в период нацистского режима, сначала поддерживая идеи национал-социалистической партии, однако не отражая это никак в своей философии. Биограф философа Вальтер Бимель пишет, что уже в 1934 г. М. Хайдеггер неожиданно отказался от поста ректора в университете им. Альберта-Людвига. В 1935 г. он выступил с докладом «Исток художественного творения» и далее до 1945 г. занимался в основном поэзией Гельдерлина, позже в 1950 г. выступил с докладом «Вещь». Большую часть жизни он прожил в маленькой хижине в горах, которые сам соотносил метафорически с тропами философствования и творческим ландшафтом. Как будто своим собственным личным примером Хайдеггер демонстрирует, как в темном сумраке Инь рождается светлая точка Ян. Он сравнивал путь своей философии с тропинкой в лесу, где впереди в чаще возникает просвет, так и познание истины для него было «стоянием в просвете бытия».