Свершилось! Небесная канцелярия, по просьбам трудящихся, включила дождь и снизила температуру. Прямо на глазах вся растительность воспрянула, повеселела. Ваш покорный слуга хоть и не растение, но тоже преисполнился радостью. Ведь приятно же превратиться из раба-водовоза в свободного белого человека! Правда от пребывания под палящим солнцем, цвет моих кожных покровов теперь далеко не белый.
Случился тут в нашем доселе мирном товариществе замечательный шухер. Утром, часов в восемь, смотрю, идут по направлению к пруду наша председательша с мужем и ещё трое коллег-дачников. Причём явно не за водой. Во-первых, без вёдер, во-вторых, за водой не ходят с такими лицами, будто собрались отбивать вражескую атаку.
Во мне, как всегда в похожих случаях, нестерпимое любопытство разгорелось:
– Вы куда с утра пораньше? – спрашиваю.
– ЧП у нас! Утопленник в пруду! – ответил председательшин муж.
После этих слов я просто физически не смог удержаться и составил им компанию.
Действительно, на поверхности, лицом вниз, находилось тело мужчины, одетого в зелёную куртку и чёрные штаны. Всё это выглядело очень и очень странно. Если он попал в пруд только что, то почему одет не по сезону? Если же находился там с холодного времени года, то почему раньше не всплыл? Ведь гнилостные газы давно бы вытолкали тело на поверхность. Кроме того, руки были растопырены в стороны, как крылья самолёта. Но такая поза совсем нехарактерна для утопленника.
– Ну что, надо полицию вызывать, – с досадой сказала председатель. – Теперь замучают, затаскают, придётся по сто раз одно и тоже рассказывать.
– Погодите, Антонина Сергеевна, – сказал я. – Его надо поближе подтянуть и рассмотреть.
– Юрий Иваныч, вы с ума, что ли, сходите? – возмутилась она. – До приезда полиции ничего трогать нельзя!
– Нет, сначала надо убедиться, что это действительно т***п, а не муляж.
– Иваныч, в чём убеждаться, если и так всё видно? – ответил председателев муж. – Какой дурак будет делать муляж и в пруд скидывать? Кому это надо?
– Нет, подождите пять минут, я за граблями сбегаю! – ответил я.
Когда вернулся, Антонина Сергеевна с выражением брезгливости на лице, сказала:
– Юрий Иваныч, и не лень вам грабли поганить! Господи, напасть какая… Жили – не тужили и вот, пожалуйста!
– Ничего страшного, – ответил я. – Сейчас будет момент истины!
И этот момент настал сразу. Анатомия «утопленника» оказалась незатейливой: две доски, сколоченных крестом, а на них – куртка, набитая тряпьём для большего сходства с человеком.
– Ну и какая <распутная женщина> это сделала? – спросила Антонина Сергеевна, доселе незамеченная в любви к ненормативной лексике. – Нет, это нельзя спускать с рук. Я заявление напишу, и сама постараюсь дознаться!
– А в чём, собственно, криминал? – возразил я. – Никто не пострадал, вреда нет.
– Как это нет вреда? Всех взбаламутили, на уши поставили и нет вреда? – возмущённо сказал председателев муж. – Если этих козлов не вычислить, в следующий раз они нас взорвут или сожгут!
– Нууу, перестань, Борис Семёныч! Ты уж в крайности кинулся. Нет тут никакой взаимосвязи. Ведь несерьёзно же устраивать кутерьму из-за палок и тряпок!
– Юрий Иваныч, я давно знаю, что вам всегда на всё наплевать! – сказала Антонина Сергеевна. – Когда-нибудь ваше равнодушие против вас же и обернётся!
На этом разговор завершился, и мы разошлись. Скорей всего, «утопленника» подбросили деревенские подростки. Этот поступок не вызвал во мне ни злости, ни раздражения. Во-первых, я сам в их возрасте не был паинькой. Во-вторых, ничего общественно-опасного они не совершили. И всё же испытал я горькую досаду. Оттого, что в своё время не пришла мне столь замечательная идея. А сейчас уже поздно, поезд ушёл. Говорят, нехорошо пожилому человеку такие приколы устраивать.
В разгар дня пришла Лидия Григорьевна, хозяйство которой находится на соседней линии:
– Юра, с Пашей плохо! Давление очень высокое, никак не снижается. Дала ему к***тен и бесполезно. Не знаю, что и делать. Если «скорую» вызывать, так они сюда быстро не приедут. Это же не город.
– Велико ли давление-то?
– Двести десять.
В этом сезоне я вооружился основательно, собрал аптечку на все случаи жизни. Так что к пациенту явился почти как бригада «скорой».
Когда вошёл в дом, меня охватили жара с духотой, словно в парилку попал. Павел Тимофеич, весь в поту, с красным лицом, лежал на кровати и тяжело дышал открытым ртом. Одет он был во фланелевую рубашку с длинным рукавом и плотные брюки.
– Лидия Григорьевна, да что у вас творится-то? – спросил я, не представляя, как можно находиться в таких условиях. – Откройте окна, ведь не зима на улице!
– Но и не жара, всего двадцать один градус, – парировала она.
– Это на улице. А у вас больше тридцати, – ответил я.
– Ничего, жар костей не ломит. А от сквозняка воспаление лёгких заработаешь. В нашем возрасте это, считай, смерть.
– Лидия Григорьевна, Павлу Тимофеичу нельзя в таких условиях находиться! Тепловой удар с гипертоническим кризом тоже не шутки! Ничем хорошим это не кончится! Всё, открывайте окно без разговоров! Тимофеич, ну-ка давай снимай рубашку и штаны, я помогу!
Пусть и нехотя, но они послушались.
– Тимофеич, что беспокоит? – спросил я.
– Голова как чугунная, гул в ушах. И тошнит сильно. Уж лучше бы вырвало, может полегче будет.
– В груди есть какие-то ощущения?
– Тяжесть сильная.
– Ноги отекают?
– Да, постоянно.
– Что-то принимаешь?
– Конечно, от давления, мочегонное, от холестерина.
– Сегодня принимал?
– Нет, всё кончилось. Вот уж пенсию получу и куплю. Из-за этих таблеток чёртовых разоришься, по миру пойдёшь.
Давление оказалось сто девяносто на сто, пульс сто четыре. Сделал внутривенно мочегонный препарат, под язык дал бета-блокатор. Вскоре Тимофеич «размочился» и его состояние пришло в норму.
– Юра, спасибо тебе большое! – поблагодарила Лидия Григорьевна.
– Спасибо, Юр, ты прямо спаситель! – сказал Тимофеич.
– Вы только одно поймите, – ответил я. – Всё, что назначили, нужно принимать непрерывно. Тут вопрос жизни и смерти, не надо с огнём играть!
– Я сейчас крапиву и зверобой заварю, – сказала Лидия Григорьевна. – Они от всего помогают, лучше всяких таблеток.
– Да вы что, Лидия Григорьевна? Вы его погубить, что ли, хотите? – возмутился я. – Крапива кровь сгущает, а зверобой ещё и давление повышает! Представляете, что будет?
– Ну не знаю, у меня мама и бабушка всю жизнь травами лечились.
– Так ведь травы разные, у каждой свои показания и противопоказания. Разве можно их наобум принимать? Нет уж, не берите грех на душу! Давайте я вам оставлю вот эти таблетки, принимать по одной два раза. А как пенсию получите, сразу покупайте всё, что назначено.
Лидии Григорьевне и Павлу Тимофеевичу – за восемьдесят. Люди хорошие, доброжелательные, вот только их излишняя прижимистость всё портит. Пенсии получают отнюдь не нищенские, ведь он в прошлом военный лётчик, она – заместитель директора крупного предприятия. Тем не менее, отказывают себе во всём, все траты стараются свести к минимуму. Мясо покупают крайне редко, а супы варят или на дешёвых костях, которые для собак предназначены, или на куриных крыльях.
При этом ни детям, ни внукам не помогают. С большой обидой Лидия Григорьевна рассказывала, что взрослому внуку на день рождения подарили футболку и носки, а он скривился и недовольство выразил.
При всём желании не могу понять такого аскетизма. Нет, я не призываю швырять деньги налево и направо. Экономность, рачительность – неплохие свойства. Но ровно до того момента, пока не превратятся в бессмысленную скупость. Как ни крути, а после восьмидесяти жизнь движется к закату. И почему бы не сделать её насыщенной и яркой? Зачем лишать себя удовольствий? Тем более, если для этого есть возможности.
Эх, как хорошо с утречка! Свежо, дышится легко, так бы и гулял беззаботно, но впереди рабочая смена. В этот раз ехали без давки и толкотни, чинно-благородно, прям как белые люди. На своей остановке вошла наша дезинфектор Галина Петровна.
– О, здравствуйте, Юрий Иваныч! Давненько не виделись!
– Да уж, точно. В отпуске были?
– Нет, какой там! Шла с работы и ногу подвернула, прямо на ровном месте. Боль страшная, к стене прислонилась и не знаю, что делать. Сама до дома не дойду. Если Наташке позвонить, а она что сделает? На руках же не понесёт. Так и пришлось наших вызывать. Стоять не могу, прямо на асфальт села и сижу как дура. Приехал Алёшка Потапов, спрашивает: «Ты чего, баб Галь, напилась, что ли?». Ну конечно, говорю, чай сам видишь. В травмпункт меня увёз, там рентген сделали, сказали, что перелома нет, только связки повредила. Вот и пришлось на больничный уходить.
– Сейчас как, всё прошло?
– Нет, пока больновато. В машины тяжело будет заходить.
– Ну так попросили бы продлить.
– Да что вы, Юрий Иваныч, меня эта Света почтенная с овном сожрёт. Чёрт её принёс на наши головы. Андрей Ильич тоже был со своими заскоками, но хотя бы относился по-человечески.
– Значит достала она вас?
– Не то слово! Мне позвонила, говорит: «Галина Петровна, третьего числа будет собрание всех работников стерилки и пункта. Явка обязательна!». Я сказала, что на больничном, нога больная. А она: «Ничего страшного, на такси приедете!».
– Ну вы, наверно, её послали подальше?
– Да вы что? Вызвала такси и приехала.
– Зачем? Человека на больничном никто не имеет права на работу вызывать.
– Побоялась. Думаю, скажет, мол, ты старая бабка, давай уходи, не занимай понапрасну место. А мне никак нельзя терять работу.
– Галина Петровна, это что за глупости? Вы же не прогульщица, не нарушительница! За что вас увольнять?
– Я всё поняла после собрания, перестала эту дуру бояться.
– А что там было?
– Ой, цирк натуральный! Собрала нас в конференц-зале и давай как девчонок отчитывать. Вы, говорит, совсем распоясались, в стерилке и пункте анархия сплошная. А Клавдия Николаевна терпеть не стала и спрашивает, мол, объясните, в чём это выражается? Мы что, говорит, пьяницы какие-то, не работаем, прогуливаем? А Светка: «Конечно не работаете, то одна, то другая на больничном! Надо это прекращать!». Клавдия Николаевна её после этого сразу на место поставила. Покажите, говорит, где написано, что работники не имеют права болеть! Та сразу вспыхнула, покраснела, начала чего-то лепетать. Потом переключилась на нас, дезинфекторов. Теперь, говорит, вы должны за смену полностью мыть по три машины!
– А с какого перепуга? Мыть должны водители и бригады. Ваша задача – убрать биологические выделения и всё.
– Марина Александровна ей сказала, мол, у нас в должностной инструкции такого нет. А эта: «Ничего страшного, допишем!». Представляете?
– Ну это уж вообще глупость несусветная. За такие шалости инспекция по труду мигом по попе нашлёпает.
– Вот-вот. В общем, ничего у неё не получилось. Думала, что мы безответные, слова против не скажем. А ушла, не солоно хлебавши!
За всё немалое время работы на «скорой» я видел-перевидел туеву хучу всяких управленцев. Среди них разные попадались: хамоватые, недалёкие, высокомерные. Но могу уверенно утверждать, что откровенных дураков до сей поры не было. Никогда ни с чем подобным не сталкивался. Не думал не гадал, что такие карикатурные персонажи и в реальной жизни встречаются. Нет, зря Светлана согласилась на руководящую должность. Только осрамилась и пути назад себя лишила, все мосты сожгла. На бригаду ей уже не вернуться, иначе как после всех закидонов коллегам в глаза смотреть?
На конференции старший врач озвучил трагический и при этом идиотский случай. Нетрезвый молодой человек девятнадцати лет, решив покрасоваться перед приятелями, залез на опору ЛЭП. Неизвестно, случайно или специально прикоснулся к проводу. Электрический ток не потерпел такой фамильярности и как следует врезал. Парень не погиб, но получил страшные ожоги плюс травму позвоночника от падения. Увезли его в крайне тяжёлом состоянии.
Убеждён, что стремление к неоправданному риску является признаком деградации. Человек с отключённым инстинктом самосохранения, ни в грош не ставящий собственную жизнь, является психически нездоровым. Ведь даже у микробов, лишённых мозга, есть защитные механизмы.
Сейчас модно восхищаться любителями экстрима и адреналина. Те, кто романтизирует безрассудство, не в состоянии ответить на один единственный элементарный вопрос: а что дальше? Вот парень получил электротравму и навсегда останется калекой. Если выживет. Ну и? Хороший финал? Романтичный? Впрочем, эти вопросы сугубо риторические.
После конференции, когда все поразошлись-поразъехались, мы, по обыкновению, одни остались. Но в десятом часу приятное безделье прервал вызов: мужчина сорока под вопросом лет провалился в люк.
Место находилось недалеко от «скорой», поэтому мы прибыли быстро. У магазина «Шестёрочка», возле открытого люка, стояли человек семь зрителей. Заглянув в него, мы увидели на дне неподвижно сидевшего мужчину. О том, чтобы вытащить его своими силами, не могло быть и речи.
– Спасателей вызвали? – спросил я.
– Да, сейчас приедут, – ответил молодой мужчина, судя по униформе, работающий в магазине. – Я по 112 их и вас вызвал.
– Как же его угораздило? – поинтересовался я.
– Люк был без крышки и на него большую коробку поставили, чтоб никто не провалился. А этот пьяный шёл, коробку пнул и улетел. Я как раз стоял курил, своими глазами всё видел.
– Этот люк магазину принадлежит?
– Вроде да.
Процесс вызволения из подземного плена шёл трудно и долго, но всё же завершился успешно. Пострадавший оказался живым, сознание его было спутанным, а состояние – тяжёлым. Ещё бы, с такими-то травмами! Падая, он вскользь ударился подбородком о горловину люка. В результате заработал скальпированную рану и открытый перелом нижней челюсти. К сожалению, этим дело не ограничилось. Был ещё и открытый надлодыжечный перелом большеберцовой кости, вызванный приземлением на ноги. Разумеется, не обошлось и без травматического шока.
Всю положенную помощь оказали и увезли пострадавшего в отделение сочетанной травмы. Этот случай опровергает расхожее мнение, будто пьяным всё нипочём. Нет, трезвому человеку вряд ли пришло в голову пинать коробку. И всё же было бы неправильно сваливать всю вину только на этого несчастного пьяницу. Руководство магазина должным образом не позаботилось о безопасности людей. Коробка на открытом люке не является надёжной защитой. Ограждение нужно такое, которое не собьёшь одним пинком. Другими словами, рассчитанное прежде всего на дураков.
Следующий вызов ждать себя не заставил: перевозка из ПНД в психиатрический стационар мужчины семидесяти двух лет. Данные пациента показались мне знакомыми, но так и не смог понять откуда.
Врач диспансера Луиза Александровна нашему визиту, как всегда, обрадовалась, но по поводу перевозки с досадой сказала:
– У больного тяжёлая деменция, сами понимаете, тут уже ничем не поможешь. Родственники до последнего дотянули и спохватились, когда уже поздно. Теперь требуют госпитализации и ничего не хотят слышать. Думают, что в стационаре чудо случится, возьмут и вылечат. Первый раз мы отказали, а они в Департамент нажаловались. Вот и пришлось направлять. Так что не обессудьте, это не моя прихоть.
– Ничего страшного, Луиза Александровна, увезём без проблем.
– Кстати, он раньше у вас работал, на «скорой». Не помню кем, но точно не медиком.
– Ясно. Ну ладно, сейчас увидим – вспомним.
Больной, худощавый, седой, с бессмысленным взглядом, сидел на банкетке в коридоре. Рядом с ним находились мужчина и две женщины.
– Вы за Дёминым? – спросил мужчина, вроде бы сын больного.
– Да, за ним.
– А он на «скорой» работал, не помните его?
– Кем?
– Механиком.
Вот тут-то я и вспомнил Леонида Дмитриевича. Начинал он водителем, а потом стал дежурным механиком в нашей смене. Работал всегда добросовестно и человеком был хорошим, спокойным, без закидонов. Но теперь, кабы не подсказки, я бы ни за что его не узнал.
– Леонид Дмитрич, вы узнали нас? – спросил я. – Кто мы такие?
Однако вместо ответа он посмотрел на нас растерянно и непонимающе.
– Леонид Дмитрич, где вы работали?
– …
– Ну давайте вспомним, где работали? На «скорой»?
– …Наверно… Вот так крутил, – сделал он движение руками, словно за руль держался.
– Леонид Дмитрич, скажите свою фамилию.
– …
– Вы свою фамилию помните?
– <Неразборчивое бормотание>.
– Сейчас какое время года?
– …
– Скажите, сейчас лето или зима?
– …Я болею…
– Тааак, а чем болеете?
– …
– Что у вас болит? Что беспокоит?
– …Болит.
– Как вы себя чувствуете?
– …
Услышав такой разговор, любой бы понял, что разум больного прекратил существование. Однако родственники не желали признавать очевидное.
– Ничего, всё будет нормально! – уверенно сказал сын. – Я денег не пожалею, лишь бы вылечили!
Не стал я вступать в дебаты, ибо смысла никакого не было. В данном случае, вина целиком и полностью лежит на родственниках. Деменция никогда не возникает вдруг, по щелчку выключателя. Она развивается потихоньку, без резких движений и идёт по нарастающей. Ждать положительного эффекта от лечения можно лишь в самом начале, при появлении первых звоночков. А дальше происходит массовая гибель нейронов и утрачиваются связи между ними. Таким образом, головной мозг повреждается физически. Восстановить его уже не получится ни за какие деньги.
Дальше поехали на приступ бронхиальной астмы у мужчины шестидесяти девяти лет. Ждал он нас в деревне, входящей в нашу зону обслуживания. По безобразной дороге мы не ехали, а скакали, чувствуя, как сотрясаются внутренности. Ускориться было решительно невозможно, поэтому шкандыбали до места назначения аж сорок минут.
У нужного дома нас встретила женщина в галошах и выцветшем домашнем халате:
– Ой, слава богу, приехали! – с облегчением сказала она. – Муж сильно задыхается, я не знаю, что и делать!
– У него бронхиальная астма? – спросил я.
– Не знаю, с ним первый раз такое.
– А вы когда вызывали про астму не говорили?
– Нет, я же не врач. Сказала, что задыхается и всё.
– Инфаркты-инсульты были?
– Нет-нет, он ничем не болеет, ни на что не жалуется.
Больной с синеватым носогубным треугольником сидел на кровати, упершись руками на её край. Дыхание было частым, влажные хрипы слышались на расстоянии. Отёк лёгких никаких сомнений не вызывал.
Медбрат Виталий измерил давление и доложил:
– Сто восемьдесят на сто.
– Отлично! – обрадованно ответил я.
Это был настоящий подарок судьбы, дающий надежду на благополучный исход. А вот отёк на низком давлении, наоборот, страшный сон медика. Его купирование представляет собой сложную, зачастую вообще невыполнимую задачу. Ведь все необходимые препараты, включая м***фин, фур***мид, нитраты, при низком давлении противопоказаны. Повысить его можно капельным введением вазопрессоров, но при отёке лёгких накачивание лишней жидкостью тоже чревато всякой бякой. В общем куда ни кинь, всюду клин.
ЭКГ не была идеальной, но всё-таки без признаков инфаркта.
В данном случае всё получилось хорошо. Больной от души размочился, хрипы постепенно затухли, дыхание стало свободным. Вопреки ожиданиям, он наотрез отказался от госпитализации. Никакие увещевания на него не подействовали. Нет и всё. Я, говорит, не больной. Что ж, везти насильно мы не вправе.
Здесь всему виной гипертоническая болезнь. Во многих случаях повышенное артериальное давление никак себя не проявляет. Человек живёт в иллюзии благополучия, его ничто не настораживает. А гипертония тем временем делает своё чёрное дело, поражает многие органы. Опасные последствия возникают внезапно, вызывая крайнее удивление больного и родственников. Ну надо же, восклицают они, откуда взялся инсульт у здорового человека? Ведь сроду ничем не болел!
Для того, чтоб предотвратить беду, совершенно необязательно становиться завсегдатаем поликлиники. Всего лишь надо не лениться проходить диспансеризацию, а кроме того, обзавестись тонометром и периодически мерить давление. Если оно будет повышенным, нужно обратиться к врачу за назначениями и затем добросовестно их выполнять.
После освобождения нам разрешили обед. Придя в диспетчерскую, сдал карточки и поинтересовался:
– Девушки, а кто принимал вызов в <Название деревни>?
– Я, – настороженно ответила миловидная девушка, имя которой я не знаю.
– Зачем вы написали диагноз «Бронхиальная астма»?
– Жена сказала, что он задыхается.
– И что?
– А от чего ещё можно задыхаться? – с недоумением спросила она.
– Например, от отёка лёгких, инфаркта, пневмонии, травмы. Да много от чего, обо всём рассказывать времени не хватит. Вы не заморачивайтесь диагностикой. Пишите просто: «Задыхается» или «Трудно дышать», а уж на месте мы сами разберёмся.
Думаю, что молодая коллега всё поняла.
Послеобеденный отдых бесцеремонно прервал вызов: болит живот у мужчины семидесяти лет.
В прихожей супруга больного рассказала:
– Что-то сильно его прихватило, ничего не помогает. И но***пу давала, и пен***гин, бесполезно. А ещё вырвало несколько раз. Даже не знаю, что такое.
Пациент лежал на боку, подтянув к животу ноги. Такое вынужденное положение, хоть и немного, но облегчает боль. На бледном лице, покрытом каплями пота, отражалось неимоверное страдание.
– Здравствуйте, давайте потихоньку повернитесь на спину, попросил я. – Надо живот посмотреть и ЭКГ сделать.
С огромным трудом он повернулся.
– Ноги в коленях согните, так полегче будет. Показывайте, где болит.
– Везде, весь живот…
– Раньше такое было?
– Нет…
– Чем он болеет? – обратился я к супруге, решив не мучить пациента вопросами.
– Мерцательная аритмия, гипертония.
– Язвенной болезни нет?
– Нет.
Живот был напряжённым, твёрдым как броня. В правой подвздошной области имелся шрам от операции аппендектомии. Но даже и без него было бы ясно, что аппендицит тут ни при чём.
Кардиограмма подтвердила мерцание предсердий, а вместе с тем и диагноз нарисовался: мезентериальный тромбоз. Какая тут взаимосвязь? Да при этой аритмии образуются тромбы. Причём не только в сердце. Скорей всего у нашего пациента они появились в брыжейке кишечника. В результате кровообращение нарушилось, а то и вообще прекратилось. Итогом этого безобразия стал некроз, то есть отмирание части кишки, сопровождающееся болью.
Нашему пациенту, как и всем, страдающим мерцанием предсердий, для профилактики тромбозов был назначен антикоагулянт. Поначалу он принимал его добросовестно, а потом прекратил. Мол, зачем, если я и так нормально себя чувствую? Этот случай в очередной раз показал, к чему может привести самовольная отмена лечения.
Дальше поехали на психоз у девушки двадцати двух лет.
У подъезда «хрущёвки» нас встретила мама пациентки:
– Не хотелось, а пришлось вас вызвать, – сказала она извиняющимся тоном. – В голове не укладывается. Была нормальной девчонкой, училась в педе и потом как подменили. Теперь её не узнать, совсем другим человеком стала.
– Что конкретно с ней происходит? – спросил я.
– Вбила себе в голову, что она уродина, все её избегают, насмехаются. Замкнулась, из дома почти не выходит, ничем не интересуется, за собой не следит. Три месяца в больнице лежала и никакого толка. Когда выписалась, чуть поживей стала, мы думали оклемается, а потом всё вернулось.
– Лечение получает?
– Да, я ей сама даю и контролирую, чтоб не выплёвывала. Но ничего не помогает, надо другое подбирать, а в диспансер не идёт ни в какую.
– Значит вы только из-за этого нас вызвали?
– Нет. Она дала понять, что хочет с собой покончить. Сказала: «Потерпи немного, скоро от меня освободишься. Главное похороните меня в закрытом гробу, чтоб никто не испугался».
– Она сейчас одна?
– Нет, с бабушкой.
Неухоженная, с нечёсаными и немытыми волосами, в замызганном домашнем халате, сидела на диване, откинувшись на спинку. Несмотря на закрытые глаза, было понятно, что она не спит.
– Здравствуйте, Вика! Давайте-ка побеседуем, – обратился я к ней.
– О чём? – тихо спросила она, не открывая глаз.
– О том, что вас беспокоит.
– Уже ничего.
– Ну а до этого?
– Блин, вы же сами всё видите.
– А что именно мы должны видеть?
– Что я уродка конченная.
– С чего вы так решили?
– С того. Я не слепая и не дура.
– Никаких уродств мы у вас не видим.
– Ага, конечно.
– Вика, а в чём выражается ваше уродство?
– Во всём. Не парьте мне мозг.
– Тогда скажите, вы сами заметили недостатки внешности или кто-то подсказал?
– И увидела, и подсказали. Вещие мысли не зря присылают.
– Кто их присылает?
– Всё, никто. Не хочу об этом…
– Вика, а какие у вас планы на будущее?
– Просто сдохнуть.
– Умереть мы всегда успеем, а пока есть вариант получше. Поедем в больницу.
– На фиг мне это надо? На всяких маразматичек смотреть?
– Вика, вам нужно лечение. То, что раньше вам назначали, помогать перестало. Теперь нужно подобрать другие препараты. А это делается только в больнице.
В конечном итоге Вика согласилась, и мы её увезли безо всяких проблем. Выставил я ей дисморфоманический синдром с суи***дальными намерениями. Говоря простым языком – это стойкая необоснованная убеждённость в наличии у себя физических недостатков. Скорей всего, этот синдром вызван шизофренией, протекающей непрерывно, злокачественно. Но решающее слово в диагностике остаётся за коллегами из стационара.
После этого отправились дежурить на пожаре.
Приехали в частный сектор. Формально это место считается городской чертой, но фактически представляет собой глухую деревню. Оказалось, что горел не дом, а сарай во дворе. Пожар был мощным, с огромным пламенем и густым чёрным дымом. Наше внимание привлекла старенькая бабуля в платочке. Назвать бы её божьим одуванчиком, да только не слышал я, чтоб эти милые растения матерились. Ругань была обращена к пожарным, которые по бабушкиному мнению, относились к тушению небрежно.
– Хозяйка, что ли? – спросил я у стоявшей неподалёку женщины.
– Да. У неё три козы сгорели. Но она сама виновата, подрядила Кольку с Витькой в сарай электричество провести. Вот и провели. Нашла с кем связываться.
Да уж, нельзя кого попало к электричеству подпускать. Погоня за дешевизной легко может боком выйти.
Тушили достаточно долго, но не бесконечно. Подошёл старшой и, расписавшись в карточке, отпустил нас восвояси. После освобождения, скоропостижно пришёл вызов: психоз у молодого человека девятнадцати лет.
Открыла нам мама больного, насмерть перепуганная, рыдающая и дрожащая:
– Он убежал! Что теперь делать-то? Ооой, за что мне всё это?
– Успокойтесь, пожалуйста, и расскажите попонятнее, – попросил я.
– С сыном что-то случилось, ни с того ни с сего стал ненормальным. Глаза безумные, по квартире ходит, повторяет: «Чё такое? Чё за фигня?». Спросил: «А зачем тут всё поменялось?». Я попыталась его успокоить, а он – ноль внимания. На кухне из шкафа тарелки вынул, начал разглядывать, как будто первый раз видит. И потом кааак ломанулся из квартиры! Я кричу: «Саша, Саша, стой, ты куда?». Но убежал и всё.
– Может он что-то употребил?
– Нет-нет, ничего он не употребляет. Тем более сегодня всё время у меня на глазах был.
– А раньше никаких странностей за ним не замечали?
– Нет, никогда. Нормальный спокойный парень.
– Может он как-то изменился в последнее время?
– Ну да, стал каким-то вялым, как будто переживал о чём. Но никаких заскоков не было. Вы скажите, что мне теперь делать? Мало ли в какую историю попадёт.
– Позвоните в полицию или сходите. А если вернётся, то вызывайте нас снова, только потихоньку, чтоб он заранее ничего не понял.
В данном случае воздержусь от постановки диагноза. Негоже заниматься заочной диагностикой, иначе это будет признаком непрофессионализма.
Вот на этом и завершилась моя смена.
В ночь перед поездкой на дачу, приснился мне приятнейший сон. Только вошёл в лес, как сразу увидел небывалое количество подосиновиков. Корзина наполнилась быстро, а несобранных грибов оставалось очень много. Как назло, у меня не оказалось никакой запасной тары. И тут наступило пробуждение.
Решив, что этот сон вещий, на даче я быстро переоделся и отправился в лес. Однако никакого обилия грибов не было и в помине. Вся моя добыча состояла из горсти мелких лисичек и двух подберёзовиков. Так что пустым оказался сон, несбывшимся. И всё-таки не покидает меня надежда на грибное изобилие.
Все имена и фамилии изменены