Материал краток, но написан с опорой на классический труд антрополога Йохана Хейзинги Homo ludens, что рассматривает игру как ключевой культурообразующий феномен, на «Путь масок» Клода Леви-Строса, а также другие антропологические монографии и практический опыт работы в арт-подходах.
В архаических обрядовых действах и мистериях маски служат для идентификации со сверхъестественными силами — энергиями, что лежат в основе природных/жизненных циклов. Поскольку эти силы являются реалиями глубин психики, сокрытие лица, преображение служит для их проявления. В народных культурах такой акт был необходим для сохранения равновесия в макрокосме, который представляет вселенную и ее содержание, и микрокосме, представляющем собственно человека как уменьшенную модель вселенной (что в тебе — то и вокруг тебя).
Помимо сокрытия от недружественных духов в шаманских традициях, защитная функция масок подразумевала также тот факт, что после окончания обряда и возвращения к обычной жизни человека никто бы не стал осуждать за его действия, ведь маска трансформировала его в иную сущность. Под маской человек неузнаваем, конкретная личность уходит, остается только сосуд для архетипических и коллективных энергий, выполняющих свою работу. Стать сосудом без переходного объекта — маски, костюма — означало риск утратить оформленные границы своей личности, фактически раствориться. Впасть в психологическую инфляцию (термин из юнгианства) или вовсе сойти с ума.
Любые функции маски/костюма являются уже ответвлениями от главной, трансформационной функции, и возникают в зависимости от того, для чего маска должна служить — приобретение свойств определенного животного, запугивание, инициация в новую роль и т.д.. В этом контексте стоит отметить, что любые карнавалы, поверхностно представляющиеся всего лишь разновидностями веселых празднеств (хотя веселье уже само по себе здесь канонично, см. материалы о смеховой культуре), восходят к празднествам ритуальным, — таким как римские Сатурналии, например.
Театр оформился в самостоятельную ветвь искусства, также выйдя из мистериальных игр, посвященных богам-покровителям земледелия, в частности — Дионису, который связан с трансцендентным опытом и безумием. Архетипически театр и музы-покровительницы, Талия и Мельпомена, выражают не только и не столько искусство как таковое само по себе, а жизненный опыт, театр жизни. Красноречива здесь знаменитая фраза Шекспира — "All the world's a stage, And all the men and women merely players". Игра пронизывает суть бытия.
Раскрас лица также можно считать своего рода маской. У африканских аборигенов, североамериканских индейцев, маори и др.народов раскрас лица и тела персонифицирует или также трансформирует. Боевая раскраска должна была устрашать противника, но, похоже, она не только привносит видимость агрессии, а в действительности позволяет ей вырваться наружу. Например, у Голдинга в романе "Повелитель мух" боевой раскрас освобождает героев-мальчишек от этики и норм цивилизации — у них больше нет страха проявить свою звериную сущность, поскольку они словно бы обрели "другое лицо". Но вот парадокс в том, что это другое лицо без наслоений культуры оказывается тем, что в действительности есть в человеке. И в этом двойственность маски, — скрывая она раскрывает.
