— Ты-то, Тимофеевна, чего жмешься? Своему-то квартиранту, или кто там он у тебя, бутылочку-то купила бы к празднику! — насмешливо сказала какая-то из соседок, когда Вера Тимофеевна делала покупки в магазине.
Праздник приближался, и куда ж деваться: надо стол собрать для, так сказать, квартиранта... или кем там он ей приходится. Никем, собственно, и это, кажется, людей больше всего беспокоило!
— Непьющий он у меня. В отличие от ваших, — ответила она сразу всем соседкам, которые осуждающие зашумели.
Впрочем, ни с кем портить отношения она не собиралась, прожила в этом селе всю жизнь и ни с кем особо не враждовала. Но вот уже лет десять то и дело вспыхивают сплетни, и все о ком? Все о ней и об этом самом квартиранте.
«И не надоест ведь людям! Поговорить не о чем, что ли, кроме как о моих делах? Или обязательно надо на каждого человека ярлык приклеить, кто кому кем приходится? Оно, может быть, дело и неплохое, да только зачем? А если нету этого ярлыка, то что ж теперь нам, драться, что ли?.. Или выгонять мне его?»
Не собиралась Вера Тимофеевна никого выгонять, потому и жил в ее доме человек, являющийся в общем-то посторонним — бывшим зятем, бывшим первым мужем ее дочери Людмилы.
Как ни странно, пока он был зятем, отношения между ними были далеки не только от идеальных, но даже и от приемлемых — не нравился ей Люськин Николай! И даже не потому, что чувствовала она — не такой муж дочке нужен, хотя и это тоже. Но и другая причина была: сам по себе не нравился! Вроде и тихий, вроде и непьющий, но постоянно думалось, что вот «в тихом омуте», и всякое такое... Какое-то время вместе жили, и вот просто неприятно было, когда он дома, тяжело как-то. Но Люська, на счастье, вертлявая такая была с детства, все хорошей доли искала, потому мужа соблазнила переехать в район. Тогда-то Вера и вздохнула с облегчением — избавилась, мол, от этого Коли!
Хотя ни у кого к нему особых претензий не было, даже с тестем отношения нормальные были, и не только он — люди тоже удивлялись, чем это он ей не угодил.
— Да мне угождать-то не надо, — пыталась она объяснить. — Просто, сами понимаете, все не то! Чужой человек в доме, на что он мне? Да и теперь не знаю, как они там мыкаются. Люся говорит, снимает какую-то то ли квартиру, то ли комнату...
— А ты к ним что, не ездишь, что ли? Или не зовут?
— Звали, да куда мне по гостям мотаться, времени-то нет. Потом видно будет, может, и съезжу.
Времени действительно не было — еще муж был жив, Витя, сын младший с ними жил, у самой хозяйство большое, не на мужиков же оставишь. Так и не съездила, не узнала, как им там живется. Впрочем, и прожили они недолго — три года всего, детей не нажили — и разошлись. Для Веры Тимофеевны это было дикостью, не было у них семье, да и вообще в селе моды разводиться. Когда Люся приехала домой в отпуск и сообщила об этом, мать не поверила даже:
— С чего это ты вдруг? Вроде мужик-то неплохой...
— Когда это он для тебя хорошим стал? Сама его терпеть не могла!
— Но я за него замуж-то не выходила!
— А ты много чего не делала из того, что сейчас за большой грех не считается, а стало нормой!
Ну вот как вам такой ответ? Впрочем, на кого и сетовать — Люська в мать пошла характером, а Вера с детства была такая же своевольная. Но вот разводу одно объяснение смогла найти:
— Изменил, что ли? Или ты другого нашла?
— Ой, ну мама, ты сразу выдумываешь! Не сошлись характерами, только и всего. Что там он нашел или нет — не знаю, а по поводу меня... Ты считаешь, что женщина может жить только в привязке к мужику? Одна уже и не человек вроде? Не нашла я никого, но найду, не волнуйся!
Уехала тогда недовольная. Сходство характеров — оно не всегда во благо, с детства Люська с матерью собачилась. Но ведь дочка все-таки, Вера Тимофеевна волновалась, куда денешься! Но оказалось, что зря — года не прошло, как вышла Людмила замуж во второй раз. Жила она к тому времени уже в городе, там и этого Игоря нашла. Приезжала с женихом знакомить, и если первый зять не по душе был теще по каким-то непонятным, абстрактным причинам, то второй ― по вполне определенным.
— Непонятно, зачем и приехал! Знал ведь, что мы в селе живем, должен понимать, какая здесь жизнь! Так нет, ходит, носом крутит, куска попросту не съест, все осматривает — а ну как отравят его, бедного! — с отвращением говорила она мужу.
— Интеллигенция, — отмахивался тот. — Может, он в деревне сроду не бывал.
—Как же! Люська говорит, что он сам родом из деревни, после школы в город учиться уехал.
— Да и ладно, не нам с ним жить!
Ну, как уж он там учился — неизвестно, вроде как и при должности какой-то, но, как говорится, свинью всегда хрюк выдает! Ходил по двору, словно примеривался:
— Территория-то у вас большая, хорошая, а хозяйство бедноватое! Ну что это, — корова да куры? Сейчас куда выгоднее поросят разводить, не думали об этом?
— Когда подумаем, — сразу вам сообщим! — отрезала Вера Тимофеевна, тоже радуясь, что не будет этого зятюшку видеть слишком часто.
Так-то оно так, но ведь и Люська с него стала пример брать — ходит, косоротится, нос затыкает — ну прямо балерина в коровнике! Мать молчать не стала, прямо при женихе высказала:
— Что ты фыркаешь? Давно ли по паркетам ходить научилась? Сама-то не здесь ли выросла?
Нет, в тот раз еще в кровь не поссорились, это уже потом было... А в тот раз уехали молодые даже раньше, чем собирались, недовольные. Но Вере Тимофеевне было уже не до переживаний о дочке — знала, что у той все хорошо! На свадьбу съездила, потом еще раз, когда сын у них родился... Но съездила — как мыла наелась. Чужая она там была, ненужная. Ну и ладно! Другие заботы появились — сын, Витя, сообщил, что после армии решил остаться в городе, муж болел все серьезней, и в результате умер... На похороны приехали дети — Виктор с невестой, Люся одна.
— Игорьку некогда, он очень много работает. Мы как-нибудь вместе заедем, — пообещала она матери.
Но зачем бы он и нужен был, этот Игорек! А вот Коля, уже и не зять давно, приехал... Вера Тимофеевна подумала было, что это он, чтобы с Люськой встретиться, но нет, и не разговаривал с ней даже, а вот бывшей теще соболезнование высказал, денег дал, хоть она и отказывалась, с покойным простился — все как надо! Вера расчувствовалась даже, спросила, как поживает. Хорошо, сказал, женат, все в порядке.
— Ты приезжай иногда, Коля, я, видишь, одна осталась... — попросила Вера Тимофеевна. Тот обещал, но, наверно, больше из вежливости.
Раньше, чем он, другой зять почтил визитом — Игорек, с Люськой приехали, да не одни — выпустили из машины трех поросят.
— Это еще что?
— Поросятки! — радостно пояснила Людмила. — Это мы тебе, мамочка, чтоб не скучала. Ты же корову не держишь больше — так вот там этих разместим...
— Да, Вера Тимофеевна, свинки эти особые, породистые, за ними особый уход нужен, и кормить тоже надо не чем попало, а по графику и специальным кормом. Я вот тут все написал! — вытащил было блокнотик, но тут у тещи прорезался голос:
— Что?! За свиньями по графику? А может, их в доме поселить, а самой в стайку переехать? Под хвост их целовать? А вы будете приезжать и проверять, хорошо ли я им угождаю? Немедленно забирайте, чтобы этой гадости во дворе у меня не было!
— Мамочка, ты что? Это же деньги будут, кто же, кроме тебя, нам поможет, мы же на квартиру копим! Мы и с тобой поделимся...
— Нет и нет, — уже спокойно сказала мать. — Не нужны мне ваши свиньи. На квартиру сами зарабатывайте, хоть поросятами, хоть чем, но меня к этому не привлекайте.
Поняв, что сломить это сопротивление не получится, дочка с зятем погрузили свой приплод в машину. Люська плакала, сперва надеясь разжалобить мать, потом, глядя красными, злыми глазами, сказала:
— Ну спасибо, мама! Век не забуду!
Зять холодно глянул, прошипел:
— Ну ладно... Если уж вы не хотите... Но рискуете ни дочь, ни внука больше не увидеть!
— Я их и так не вижу. Но мне бы главное с тобой больше не встречаться, — отрезала Вера Тимофеевна и ушла в дом, где дала все же волю слезам: вот так разрушились отношения с дочерью... Из-за свиней!
Людмила действительно не приезжала, не звонила больше, на звонки матери отвечала сквозь зубы — да, нет, все хорошо, пока. Ну, пока так пока.
Зато приехал Николай. Один, без жены — проездом, он шофером работал, мотался по области, вот и заглядывал ненадолго. Видимо, дома жилось не очень, вот и заезжал к бывшей теще — помогал что-нибудь по хозяйству, отдыхал, от угощений не отказывался, но всегда деньги оставлял. Брать Вера Тимофеевна отказывалась, но, как он уедет, находила где-нибудь — в столе, в комоде.
— Ты что, в столовку ходишь?! Может, и мне тебе заплатить за то, что дверь навесил? Если уж такой совестливый, то вовсе не приезжай! — сурово сказала она, наконец.
Но он приезжал, а десять лет назад и навсегда остался. Так уж получилось — с женой развелся, квартиру ей оставил, сам не молоденький, здоровье стало подводить, на прежней работе уже не мог оставаться...
— Я, тетя Вера, у вас остановлюсь ненадолго, потом, может, жилье какое-нибудь найду.
— Да что искать, оставайся, живи, места хватит. И работу здесь найдешь, у нас вон на машинной станции всегда механики нужны.
Так и остался. А сплетни да, пошли... Не то что сплетни — кто заподозрит и Веру Тимофеевну, и Николая в чем-то эдаком? Просто понять люди не могли, как же это так можно-то! А уж когда она еще и дом ему завещала...
— Да как же так можно-то, Вера?! Чужому ведь человеку... Ну ладно, живет он у тебя, но дом-то зачем ему отдавать? У тебя же детей двое, внуки!
— А нужен ли он детям-внукам? Люську я не видела уже сколько лет, а с Витей посоветовалась, он сказал, что не против, ему этот дом даром не нужен. А тут человеку жить негде! И я одна осталась, что хорошего? А что чужой... Так ведь все мы друг другу чужие, если так-то разобраться. Каждый сам по себе живет, но вот одному остаться — не приведи Господь!
---
Автор: Филомена
---
Меж трех мужчин
― Три? Серьезно? На фига тебе столько?
На добром лице Кати было неподдельное удивление. Она не видела подругу два года, поэтому была шокирована изменениями и новостями, которые они сейчас обсуждали.
― Да. Три. А что? По-моему, вполне удачное и счастливое число, ― усмехнулась Маша, хорошо одетая стройная шатенка лет тридцати, с жестким взглядом. Она не видела смысла это скрывать и даже в какой-то мере испытывала гордость.
― Вот уж от кого я такого не ожидала, так это от тебя! Всегда была такой тихоней, ботаником. А тут на тебе. Такие изменения!
Катя даже прихлопнула в ладоши, демонстрируя свое восхищение.
― Ты так говоришь, как будто сейчас этим кого-то удивить можно. Многие имеют по несколько любовников, да еще и в серьезных отношениях состоят. А я хотя бы никому ничего не должна.
― Да это понятно. Просто обычно так мужики делают. Женщины же хранительницы очага и все такое.
― Все так делают… Просто женщины не кричат об этом на каждом углу.
― Что-то, когда я уезжала в Германию, ты такой распутной не была, ― рассмеялась Катя. Она не хотела задеть Машу, однако другой формулировки в голову не пришло.
Маша слегка скривилась от слова «распутная».
― Называй как хочешь. Просто я устала от двойных стандартов. Мужчина, у которого несколько женщин ― красавчик. А женщина ― ш.алава.
Катя слегка улыбнулась, но поджала губы. Именно так в обществе и считалось. Пережитки патриархата, изжившая себя мораль ― не суть важно, главное, что это осуждалось.
― Но почему я, самодостаточная, успешная женщина, должна подстраиваться под мнение серой массы? Эти люди в большинстве своем ничего не добились. Они замкнулись в свои моральные рамки, которые во всеуслышание называют принципами, и гавкают на других исподтишка. И в большинстве случаев это именно неудовлетворенные своими мужиками женщины, которым проще обвинять других во всех смертных грехах, чем заняться личной жизнью. Обычная зависть, замаскированная под этику.
Сказано было сильно. От Маши так и веяло самоуверенностью и решимостью сломать общественные стандарты. Катя же чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы развивать дискуссию.
― Не спорю. Не спорю. Имеешь право! Я ни в коем случае не осуждаю и даже в чем-то завидую.
И было чему позавидовать! Катя была в отношениях уже более трех лет, но перспектива замужества даже не маячила на горизонте. А интимная жизнь… Они уже давно пресытились друг другом, но ничего с этим не делали. Жили вместе просто потому, что было комфортно и привычно. И Катя не могла отрицать, что ей чего-то не хватало. От обыденности ― тошнило. Вот только не было повода что-то менять. Она просто ждала предложения, чтобы двинуться дальше и уже заниматься семьей и детьми. А завести любовника просто не решилась бы. И речь даже не о морали и порядочности, а именно о смелости. О страхе быть пойманной.
― Но как все так сложилось? Два года назад ты и одного мужика завести не могла. А тут сразу трое.