Мода на одежду и прически может многое рассказать об эпохе последующим поколениям. Выдающийся нидерландский историк Йохан Хёйзинга в своем знаменитом исследовании Homo ludens («Человек играющий») подробно анализирует парик как особое проявление игрового духа XVII века.
«Всякая эпоха полна контрастов. <…> В 20-е гг. XVII века вместо коротких причесок уже носят длинные волосы, а в начале второй половины века в моду входит парик».
Вы спросите, почему?
«Каждый, кто хотел слыть господином, будь то дворянин, магистрат, военный, клирик или купец, с этих пор носит парик как парадное украшение; даже морские офицеры в роскошных доспехах украшают себя париками».
Сначала парик появился как подражание природе, он заменял недостаточно пышную шевелюру, которую всем так хотелось иметь. Позже парик стали использовать для того, чтобы выделять, облагораживать, возвышать: парик служил рамой для лица.
Но будем иметь в виду, что на дошедших до нас изображениях эффект сильно приукрашен, и мы забываем оборотную сторону этой моды — нечистоплотность!
Примечательно, что неестественный, обременительный и нездоровый парик в течение полутора веков оставался крайне популярными. И чем дальше, тем больше он отдалялся от естественных причесок, становясь всё более стилизованным. Этот эффект обеспечивался тремя средствами: накладными локонами, пудрой и бантом.
С момента перехода от XVII к XVIII столетию парик, как правило, носили только белый, напудренный. Но также и этот эффект портреты донесли до нас, без сомнения, весьма приукрашенным. С середины XVIII века начинается отделка парика тугими рядами локонов над ушами, высоко начесанным хохлом и бантом, скреплявшим парик на затылке. От всякой видимости подражания природе совершенно отказываются, парик теперь не более чем причудливое украшение.
А что насчет женских париков?
Женщины носили парик только в случае необходимости, но их прическа в общих чертах повторяла мужскую моду, которая к концу XVIII века достигает максимума.
И все-таки господство парика не было абсолютным. Начиная с XVIII века, появляются изображения молодых англичан, которые носят естественные длинные волосы. Это служило знаком склонности к непринужденности и раскованности, к подчеркнутой беспечности, невинной естественности, которая на протяжении всего XVIII столетия противостоит приукрашиванию и натянутости.