1892 год
«Нахичевань. 7-го июня в городе Нахичевани крестьянин Орловской губернии, Иван Лапухин, поссорившись с запасным рядовым Павлом Борцовым, откусил последнему половину носа». (Приазовский край. От 09.06.1892 г.).
1893 год
«Таганрог. Наконец-то в городе Таганроге свой собственный ассенизационный обоз. Ну и хлопот же было с ним! А сколько шума! То и дело нас газеты извещали: обоз заказан! Обоз полуизготовлен! Обоз изготовлен! Остается выкрасить бочки! Краски сохнут! Обоз отправлен! Едет, едет, голубчик наш! Встретили обоз с подобающей торжественностью, установили в одном из дворов, любуются: чудный обоз! Произвели пробное испытание: еще чуднее! Бочки пропускают воздух, клерки во многих местах из непрочного дерева – и даже гнилые, замазанные краской, обручи на бочках настолько тонки, что, при употреблении обоза в дело, неминуемо лопнут, и бочки рассыпятся. Насос не имеет достаточной силы для впитывания нечистот, при накачивании около 20 минут в бочку входило не более 2 - 3-х ведер таковых. Чудный обоз! Вероятно, петербургская фабрика, изготовившая обоз, заподозрила таганрожцев в отсутствии желудков. Чем иным объяснить присылку такого обоза. Следует, однако, ее, столичную фабрику, разуверить в этом.
«Таганрог. Некоторые обыватели, с целью избегнуть платы за попас принадлежащих им коров, не выгоняют их вообще в городское стадо, а оставляют пастись по отдельным улицам и окраинам города, обильно поросшим травой. Необходимо прекратить такой произвол, как несоответствующий требованиям закона и наносящий ущерб городским интересам».
«Таганрог. Ночью, 2-го июня из больницы Таганрогских Богоугодных заведений убежал крестьянин Алексей Фетисов, находившийся там на излечении, и унес с собой больничное белье: рубаху, кальсоны, салфетку и чулки. На вопрос, что его принудило учинить побег, Фетисов объяснил, что ему в больнице «давали слишком много хинина и слишком мало хлеба». (Приазовский край. 144 от 09.06.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Третьего дня на Большой Садовой улице какая-то компания, состоящая из двух мужчин и трех женщин, будучи под сильным влиянием Бахуса, наняла двух извозчиков и приказала везти туда, «откуда ветер подует». Извозчики повезли. Веселая компания ежеминутно прикладывалась к бутылкам, наполненным «живительной влагой», и не переставала орать во все горло непристойные песни. Но вот и городу конец, а мужчины все продолжают приказывать возницам «двигаться вперед». Настал вечер. Полил дождь. Переехали полотно железной дороги. Дальше, значит, ехать некуда.
- Чего стал? – послышался голос одного из пассажиров.
- Да, помилуйте, господа, куда же ехать? Дороги-то нет.
- Пошел вперед, говорю тебе!
- Уж вам, как угодно, будет, а дальше мы не поедем, - категорически заявляют извозчики.
Тогда пассажиры, недолго думая, сталкивают возниц своих с козел и начинают беспощадно бить их по чем попало. Во время драки одному извозчику удается как-то улизнуть из рук буянов; бросив лошадь и пролетку, он стремглав бежал в город. Там он берет с собой трех здоровых рабочих и отправляется с ними обратно к месту побоища. С прибытием подкрепления завязывается новая драка, но еще более ожесточенная. На этот раз победителями уже оказываются извозчики. Пассажиры и их дамы, окровавленные и избитые до полусмерти, оставляются извозчиками на произвол судьбы, а сами они, сев на козлы и усадив своих «наемных» воинов, удирают в город. Этим и вся история заканчивается, если не считать полицейского протокола, составленного на следующий день». (Приазовский край. 146 от 09.06.1894 г.).
1897 год
«Новочеркасск. Ночь под 3-е июня в ротонде была бенефисом братьев Богучарских. Они поставили обширную феерию и блестяще ее разыграли. Господа Богучарские, как талантливые артисты на первые комические и трагические роли во всевозможных скандальчиках, давно уже стяжали себе почетную известность не только у новочеркасской публики, пред глазами которой проходили вся их «артистическая» карьера, но и перед ростовской, видевшей талантливых братьев только, как случайных гастролеров.
Обстановка, предшествовавшая началу феерии, был следующая. «Рыцарь огня» окончил свое представление, в партере летнего театра начались танцы, на веранде ротонды все столики были заняты ужинавшей публикой, между которой было немало дам и девиц. Среди танцующей публики находился какой-то вольноопределяющийся в летней военной форме, т. е. в блузе. Костюм этот обратил на себя внимание младшего брата Богучарского или, как все его называют в Новочеркасске, Кости Богучарского. Последний подошел к находившемуся здесь же помощнику полицмейстера и заявил ему, что он, Костя Богучарский, находя костюм вольноопределяющегося не соответствующим танцевальному вечеру, просит его, помощника полицмейстера, удалить субъекта в блузе.
Конечно, просьба Кости (будем его называть так) не была уважена; наоборот, ему сказали, что он мешается не в свое дело. Костя не успокоился. Поговорив кое с кем из своих приятелей, он демонстративно расстегивает свой китель и, проходя меду публикой, громко заявляет: «Если здесь позволяют быть в рубашке, то и я буду в одной рубашке». Один из полицейских чиновников требует, чтобы Костя застегнулся и успокоился. Костя повинуется, но приятели его снова подбадривают, и через несколько времени в толпе раздается опять зычный голос младшего брата Богучарского. «Высшее начальство, - кричит Костя, - издало указ, чтобы военные не смели носить фуражек австрийского покроя; некоторые, между тем, носят и полиция их не трогает».
Пристав Колпиков, порешив убрать Костю из ротонды, зовет содержателя последней господина Гончарова и просит заманить Костю под каким-нибудь предлогом на задний двор ротонды. Господин Гончаров делает это. Там Костя неожиданно встречается с приставом, околоточным и казаком. Пристав предлагает Косте удалиться из ротонды. Костя отказывается. Тогда пристав приказывает казакам взять его и вести в участок. Когда Костю схватили, он запел арию на мотив всем известного «караула»; слова арии были: «Брат, Николай! Меня берут, выручай!».
Статский советник (лицо тоже небезызвестное новочеркасской публике, так как в прошлом году несколько раз фигурировал в камере мирового судьи то в качестве свидетеля, то в качестве обвиняемого), услышав выводимые Костей рулады, в свою очередь поднял тревогу: «Господа, нашего Костю берут». «Господа» поднялись и побежали на задний двор ротонды». Господа – это молодежь с базара: П. Маноцков, Рашков и другие. Услышал тревогу и старший брат Богучарский, Николай. Этот схватил подвернувшийся ему под руку нож, тоже устремился на выручку брата. Казаки, окруженные толпой публики, кричавшей: «Не смейте брать Богучарского!», оставляют его по приказанию пристава. Николай Богучарский бьет казака и пристава, обвиняя их в том, что они били Костю. Через 5 – 10 минут братья, свободные, торжественно появляются в ротонде. Можно было думать, что инцидент исчерпан, но оказалось, что это был только скромный пролог. Братья громко рассказывали на веранде о своем «рыцарстве» и о предательстве господина Гончарова и полиции. Господин Гончаров куда-то спрятался, да и как, в самом деле, не спрятаться, когда на веранде гремит исступленный голос Николая Богучарского: «Жаль, что револьвера у меня нет, а то я всех их таких…, разэтаких… перестрелял бы!»
Дамы и девицы, спотыкаясь спешат покинуть ротонду.
Пристав Колпиков дает знать в первый участок, в районе которого находится ротонда, о том, что Богучарские буянят.
Является пристав Абрамов с пятью казаками и приказывает им взять Николая Богучарского.
- Я офицер, - кричит то, - меня не смеете брать без разрешения коменданта!
Богучарский был прав: в законе действительно существует такая статья, устарелость которой вот уже два года тот же Богучарский старается доказать своим поведением. Ни коменданта, ни его адъютанта на ротонде не оказалось. К счастью, благодаря громкой известности Николая Богучарского, полиция имеет постоянное разрешение от коменданта арестовывать его в случае надобности, и потому пристав Абраменко повторяет казакам приказание – взять!
Николая Богучарского берут, он сопротивляется, происходит свалка. Подбегает Костя, выхватывает у одного из полицейских палаш и, размахивая им, кричит, чтобы освободили брата, или он покажет, «как Скобелев турок бил». Базарная молодежь, во главе с господином Преображенским одобрительными возгласами сопровождает «геройскую» выходку Кости. Братья разбивают полицейских и остаются еще некоторое время в ротонде, откуда уходят сами при отсутствии «почетного» конвоя из полицейской стражи.
Феерия окончена. Эпилог ее будет разыгран отчасти в камере мирового судьи, отчасти в зале окружного суда.
Когда проследишь это «представление» шаг за шагом, когда подумаешь о том, что оно для новочеркасской публики далеко не неожиданное, ибо братья Богучарские дают чуть не каждую неделю такие представления, то чувствуешь непреодолимое желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не кошмар, не сон, а действительность, имеющая место в центре областного города.
Грустная возмутительная действительность! Два человека держат публику целого города в каком-то терроре. Их все боятся: полиция бессильна их усмирить. Сегодня они бьют кого-либо из публики, бьют полицию, которая «осмелилась» их остановить, завтра они побьют мирового судью, который осудил их. Где же избавление от них, где?
Смирить Богучарских, освободить город от их деспотического террора можно только тогда, когда уничтожена будет почва, на которой вырастают безобразия этих братьев артистов. Дело в том, что истинными творцами всевозможных скандальных феерий являются не Богучарские, а господа Преображенские Маноцковы, Рашковы и другие. Эти последние пьют вместе с Костей Богучарским и, вместо того чтобы удержать его по-приятельски от буйств и бесчинств, они сами науськивают его на них, сами поддерживают в этом Косте раздражение его против полиции. В сущности говоря, бедный Костя склонен к послушанию и редко когда начинает по своей инициативе скандальные представления, но есть господа, в руках которых он игрушка; они заводят его, и он скандалит.
Николай же Богучарский имеет честь принадлежать к обширной и влиятельной корпорации, на обязанности которой и лежит остановить его в деле публичных бесчинств. Трое из этой корпорации находились на веранде ротонды в то время, когда Николай Богучарский расхаживал по ротонде и, потрясая погоном в воздухе, оглашал его иступленными и возмутительными ругательствами; ни один пальцем о палец не ударил, чтобы положить предел этой оскорбительной для них, да и для всех, сцены; ни один не пытался уговорить Богучарского замолчать. Эти господа, по-видимому, даже не были оскорблены поведением своего товарища. Николай Богучарский еще очень молодой человек; многое он позволяе6т себе только по молодости, не находя никакого осуждения своих поступков со стороны своей корпорации. Он сам не в состоянии разобраться в том, что терпимо и что нетерпимо, что неоскорбительно для публики и что оскорбительно. Указаний он ни от кого не получает, и вот результатом является ряд возмутительных бесчинств, проделывая которые он твердо убежден, что все они – геройские подвиги, достойные дворянина и офицера. Один его скандал в Ростове в «Пале-де-Кристаль» чего стоит! Достаточно сказать, что там он ходил с обнаженной шашкой. Наступает, однако, момент, когда чаша долготерпения переполняется через край; это именно случилось теперь с новочеркасской публикой по отношению к Богучарским.
Их надо убрать и потребовать еще к ответу всех тех господ, которые «игрались» господами Богучарскими». (Приазовский край. 149 от 09.06.1897 г.).
1900 год
«Ростов-на-Дону. На спусках Большого и Среднего проспекта, с 7 часов вечера, когда прекращаются работы на берегу происходят такие безобразия, от которых, не говоря уже о женщинах, но и мужчинам становится стыдно. Весь рабочий люд и босовики в это время собираются на этих спусках. Здесь покупается водка в трактирах и кабаках, которыми местность эта особенно изобилует, водка выносится на улицу и распивается на тротуарах и даже среди дороги. К рабочим и босовикам присоединяются милые, но падшие создания и пьяные бабы, и начинается совместная попойка и оргия, сопровождаемая руганью, неприличными словами и шумом. При виде такой сцены, прохожий старается скорее удалиться от этого места. Безобразия и шум продолжаются до 10 часов вечера, когда, вдоволь напившись, вся эта голытьба частью расходится, а большая часть сваливается здесь же на тротуарах и спит». (Приазовский край. От 09.06.1900 г.).