46 подписчиков

Мемуары Арамиса, Глава 329

9 июня 20249 июн 2024

12 мин

Глава 329

Филипп, помещённый в крепость Пиньероль, готов был выть и лезть на стену. Проведя почти всю жизнь в неведении о том, кто он, в детстве он полагал, что его затворнический образ жизни – не исключение, а правило.

Получив кое-какие книги для общего развития, он сначала узнавал жизнь как некоторую прекрасную сказку, которой на свете не существует, подобно тому, как читают дети волшебные сказки, рассказывающие о всевозможных чудесах, волшебниках, феях, джинах и пери, о коврах-самолётах и о деревянных летающих конях. Всего этого нет в жизни, но это не мешает нам наслаждаться рассказами о таких чудесах. Точно также и Филипп, читая книги о реальной человеческой жизни, полагал, что это лишь чудесная выдумка.

Юным мальчиком он случайно познакомился с девицей Екатериной Шарлоттой де Грамон, которая столь сильно потрясла его воображение, что он ощутил в себе сильнейшее желание вновь встретить её, говорить с ней, слушать её, и, быть может, прикоснуться когда-нибудь к её руке. Ни о чем ином он и не помышлял. Тогда он понял, что прекрасные Принцессы существуют не только в книгах, но и в жизни. Если бы тогда ему сказали, что в жизни существуют также и джины, ковры-самолёты и летающие кони, он поверил бы и этому.

Со временем он научился отличать сказки от книг исторических и книг, описывающих обычную жизнь людей. Он узнал, что другие люди живут совсем не так, как живет он. Они свободно общаются, путешествуют, ходят и ездят, куда им вздумается. Они заводят друзей, вступают в браки, рожают детей, хотя в этих вопросах его понятия были весьма смутными и поверхностными, именно лишь такими, какие можно почерпнуть из книг, на которых лежит печать скромности и цензуры.

Жизнь людей, о которых он узнавал из книг, не ограничивается одним лишь домом или несколькими комнатами в крепости. Они были свободны и, как правило, счастливы, а если книги и описывали их злоключения, то они довольно быстро прекращались, в жизни всех книжных героев рано или поздно наступал счастливый конец, тогда как он, Филипп, был, кажется, навечно заключен в тюрьму, как будто бы он несёт наказание за неведомую ему вину.

Все же со временем он смирился с этим своим необычным положением, полагая, что если Господь решил поселить его отдельно от других людей, значит, ему выпала такая судьба, и на то имеются веские основания, о которых лишь Господь может судить. Филипп читал книги о жизни монахов-схимников и сравнивал себя с ними, полагая свою судьбу весьма похожей на их жизнь. Он предавался молитвам и просил Господа наставить его на путь истинный.

Вся эта жизнь в единое мгновение сломалась, когда он узнал от меня правду о своём удивительном происхождении, о том, что он приходится родным братом Королю Франции, причем, братом, родившимся почти в то же самое время из того же чрева, от той же матери и того же отца, и имеющим такую же внешность. Узнав, что я – не простой аббат, а епископ, он ещё больше проникся доверием ко мне. Я убеждал его, что права Филиппа ничуть не менее основательны, чем права Людовика, что два брата-близнеца полностью равны в своих правах, они как бы едины в двух лицах. То же самое он чувствовал и сам, сравнивая свое отражение в зеркале с портретом Короля.

Он поверил мне и осознал, что его права были грубо нарушены, ведь имея право быть даже не вторым в Королевстве, а ещё одним первым человеком в государстве, он мог рассчитывать, по меньшей мере, на половину Франции как на собственную вотчину, а вместо этого не получил даже простого дома с небольшим садом, где мог бы спокойно жить, наслаждаясь природой и свободой. Несправедливость, допущенная по отношению к нему, казалась ему высшей несправедливостью в мире на все времена, ведь нигде в книгах, даже в Библии, не находил он ничего даже отдалённо напоминающее ему такую чудовищную несправедливость по отношению к одному из братьев, при совершенно беззаконной узурпации всей полноты власти вторым братом, ничем, собственно говоря, не отличающимся от него, Филиппа. Книги о судьбах правителей, где один брат убил другого и воцарился вместо него, такие как книги о Ромуле и Реме, о Святополке, Борисе и Глебе и так далее, намеренно не давались ему.

Желание получить свою долю королевства, пробуждаемое в нем мной, даже уступало желанию поместить узурпатора, Короля Франции, в положение, которое Филипп сам занимал всю свою сознательную жизнь.

Но и эти два желания – получить законные права и наказать узурпатора – казались ему всего лишь ещё одной сказкой, которой никогда не суждено сбыться.

Всё оставалось бы так и далее, если бы не мой дерзкий план и его печальные последствия его реализации и провала.

Филипп побывал Королём Франции ровно один день, заняв место своего брата Людовика. Ранее такое Филиппу показалось бы немыслимым, невозможным, сказочным, но когда это свершилось, он уверовал, что теперь вся Франция взирает на него с трепетом и видит в нём своего Короля.

Однако, главное было не в этом, а в том, что он отныне стал свободным человеком, который сам распоряжается своей судьбой. Ему не столь уж важно было распоряжаться судьбой своих подданных, сколь стать свободным самому. Что ему за дело до других? Главное – обрести, наконец собственную свободу, обрести себя, обрести право на любовь, на обычные человеческие радости и горести вместо извечного пребывания в состоянии узника, отбывающего наказание за чужие грехи, за чужую несправедливость, за чужое чудовищное решение его судьбы.

Прожив единственный день как Король, он верил, что такими будут теперь все его дни, вся жизнь, и засыпая, он строил планы на завтра, на послезавтра, на месяцы и годы вперед. Он непременно должен разыскать Екатерину Шарлотту де Грамон в надежде, что она его узнает и примет его любовь, пусть даже только платоническую, позволит ему издалека обожать её. Как сладко было бы открыться ей, открыть свою тайну! Жизнь открыла перед ним тысячи возможностей для счастливой и долгой жизни. А ведь могло бы случиться и так, что они соединяться? От этих мыслей кружилась голова и путались мысли.

Но, увы, он был возвращён в тюрьму силой, которая, по-видимому, была сильней той, которая его из неё извлекла!

Три года он пребывал в Бастилии, после чего капитан королевских мушкетеров д’Артаньян отвез его ещё дальше, бесконечно далеко от Парижа, от брата-Короля, от Королевы-матери и от младшего брата, носившего то же имя, что и он, а также от безумной мечты о Екатерине Шарлотте де Грамон.

Иногда Филипп думал, что лучше было бы ему ничего этого не знать, и продолжать вести тот образ жизни безвестного узника Бастилии, какой он вёл почти всю сознательную жизнь. Но в другие мгновенья он считал, что единственный день, когда он был Королем, стоит всех тех дней, когда он был узником.

«Если бы мне ещё раз хотя бы на один день стать Королем Франции, — думал Филипп, — я бы не откладывал на завтра розыски мадемуазель Екатерины Шарлотты! Я бы прожил этот день так, как будто бы он был последним днём в моей жизни! Насколько ярче были бы сейчас мои воспоминания об этом дне, а ведь мне ничего и не осталось кроме них!»

И Филипп вспоминал жестокие слова капитана д’Артаньяна о том, что и в этот день он не был Королем, а был всего лишь марионеткой в моих руках, потому что не мог принять самостоятельно ни одного решения, а мог лишь озвучивать приказы, которые готовил бы для него я. Он так надеялся на мою отеческую опеку, а я исчез и не появился более ни разу! Тому были весомые причины, но как мог бы об этом узнать Филипп?

Что может быть хуже судьбы человека-марионетки, управляемого чьей-то волей? Только судьба человека-марионетки, которым никто не управляет! Он готов подчиняться, ничего иного он пока ещё не умеет, а тот, кому он должен был подчиняться, вдруг исчез без предупреждений, исчез в неведомом направлении, даже не попрощавшись, не оставив никаких инструкций на будущее!

Филипп решил, что людям, по-видимому, нельзя доверять, ни на кого не следует надеяться, ни на кого нельзя рассчитывать.

«Только на себя можно полагаться, лишь на свои силы, на свой разум, на своё понимание жизни, на своё мнение о том, что хорошо, а что плохо для страны, для народа, для него самого! —думал Филипп. — Какой важный, но бесполезный теперь уже урок!»

Филипп вспомнил, что капитан д’Артаньян говорил ему о книге, в которой содержатся сведения по истории Франции и нескольких сопредельных государств. Капитан сказал, что эта книга написана на двух языках, что позволяет использовать её для изучения испанского языка. Правда, говорить по ней не научишься, зато читать испанские письма можно вполне научиться, тем более что эти два языка не столь сильно отличаются, если разобраться, как выяснил Филипп, сравнивая идентичные тексты на двух языках. Кроме того, д’Артаньян снабдил Филиппа множеством других полезных книг. Полезных только в том случае, если ему доведётся повторить свой дерзкий опыт! Впрочем, они могли быть полезными хотя бы для того, чтобы поддерживать его мечту, пусть бы даже и неисполнимую, но лучше мечтать и обмануться, чем лишиться всякой надежды! Вот, вероятно, для чего д’Артаньян внушал ему надежду! Потому что без надежды жизнь невозможна! Никаких более серьёзных выводов из этого делать не стоит. Приговорённому к пожизненному заключению говорят ободряющие слова, предоставляют возможность готовиться к лучшей доле, но всё это лишь для того, чтобы облегчить его участь, подобно тому, как в древней Иудее приговорённому к смерти на кресте Спасителю предлагали, согласно традициям, горький уксус, настоянный на полыни и других облегчающих боль травах, чтобы облегчить ему умирание, но вовсе не для того, чтобы спасти его!

«Я изучу историю Франции и Европы, я выучу испанский язык настолько, насколько это возможно по этой книге и по всем другим доступным мне книгам! – сказал себе Филипп и решительно раскрыл книгу. — У буду просить новых книг, и все их читать, а если понадобится, то и заучу наизусть то, что сочту наиболее важным. Но, что это?»

Из книги выпали несколько листков бумаги, исписанных чьим-то уверенным и размашистым почерком. Филипп посмотрел на подпись и обомлел: в последних строках каждого письма стояло одно слово: «Людовик».

Это были письма Короля! Как же капитан достал их?

Филипп, ощущая дрожь волнения, читать эти бумаги. В первой бумаге было распоряжение капитану мушкетеров подготовить войска к очередному параду. Во второй бумаге содержалось распоряжение господину Фуке выдать капитану королевских мушкетеров сто пистолей для государственных нужд. Во третьей бумаге содержалось распоряжение относительно изменения обмундирования мушкетёров. Четвёртой бумагой было письмо, адресованное мадемуазель де Ла Вальер, в нем Людовик умолял её вернуться из монастыря.

«Каждая такая бумага была добыта с большим трудом, — подумал Филипп. — Для того, чтобы сохранить второй документ, капитан израсходовал собственные сто пистолей на государственные нужды, предпочтя оставить у себя документ, дающий право на их получение из королевской казны, автограф Короля Людовика XIV. Более всего удивительна последняя бумага! Письмо Короля к его возлюбленной! Не передать его было преступлением! Очевидно, д’Артаньян уговорил мадемуазель де Ла Вальер вернуться из монастыря, не прибегая к помощи письма, ведь если бы он показал его той, кому оно адресовано, она ни за что не отдала бы его ему назад! Д’Артаньян не просто случайно забыл в книге эти письма, он сначала раздобыл их с огромным трудом, а затем щедро подарил их Филиппу для того, чтобы он смог натренироваться писать таким же почерком, каким писал Людовик, и даже чтобы изучил стиль его письма в четырёх различных видах королевских писем! Значит, капитан не исключает, что когда-нибудь Филипп сможет вернуться на трон?!»

Сердце Филиппа стало колотиться так сильно, что ему показалось, что кто-то стучится в ставни его окна. Сообразив, наконец, что его смущает стук собственного сердца, он постарался взять себя в руки и успокоиться.

«Я не должен питать ложные надежды и жить напрасными иллюзиями! — сказал он себе. — Но я и не должен упускать такой прекрасный случай завершить своё образование до такого уровня, при котором если мне посчастливится снова занять трон Короля Франции, меня не сбросят с него так легко, как это произошло в это раз. Я ухвачусь за эту возможность так сильно, что даже если Людовик придёт арестовывать меня с целой армией, я велю этой армии арестовать его самого, и мы ещё посмотрим, кого она послушается!»

Филипп знал, что тюремщикам запрещено давать ему бумагу и перо, и тем более чернил. Но он мог бы, макая любое подобие пара в воду, тренироваться писать на полях книг или на их чистых страницах. Таким образом, он не мог написать ничего, что сохранилось бы надолго, но пока вода не высохла, он сам мог прочитать написанное. Кроме того, не было никакой возможности передать письмо наружу, поскольку всё, на чём можно было оставить надпись, должно было либо оставаться в его камере, либо уничтожаться в огне.

«Я лишен возможности переписываться, но мне предоставлена возможность тренировать свой почерк, набивать руку писать прочерком Короля легко и без напряжения! Я могу водить по буквам, написанным Людовиком, любой палочкой, обводя их много раз, выписывая слова и фразы. Решено, я изучу почерк Короля настолько, чтобы написанные мной бумаги не отличались от бумаг, написанных им! Я сделаю его почерк своим, я научусь бегло писать такие письма, чтобы даже и сам Король не смог их отличить от писем, написанным им собственноручно».

С этого дня Филипп стал изучать книгу и тренировать свою руку. Ему было некогда предаваться горечи о своей несчастной судьбе, он перестал сожалеть об упущенной возможности, он полностью согласился с мнением капитана мушкетеров господина д’Артаньяна, что, собственно говоря, он и не получал возможности стать Королем, ему лишь была дана краткая возможность побыть некоторое время моей марионеткой. В этом случае не о чем сожалеть! Самым существенным результатом этого трюка с подменой Короля было знакомство Филиппа с д’Артаньяном! И если капитан поверит в то, что Филипп может быть настоящим Королем, а не марионеткой какого-нибудь царедворца, быть может, он предоставит Филиппу новый шанс вернуться на то место, которое он однажды занял, но не смог удержать?!

С этого дня жизнь Филиппа стала иной, она наполнилась смыслом, целью, стремлением, которое могло однажды осуществиться. Он перестал корить судьбу за своё прошлое, он перестал сокрушаться за своё настоящее, он стал жить будущим.

(Продолжение следует)

Полностью «Мемуары Арамиса» вы можете найти тут

https://litsovet.ru/books/979343-memuary-aramisa-kniga-1

https://litsovet.ru/books/979376-memuary-aramisa-kniga-2

https://litsovet.ru/books/980135-memuary-aramisa-kniga-3

https://litsovet.ru/books/981152-memuary-aramisa-kniga-4

https://litsovet.ru/books/981631-memuary-aramisa-kniga-5

https://litsovet.ru/books/983912-memuary-aramisa-kniga-6

https://litsovet.ru/books/985284-memuary-aramisa-kniga-7

https://litsovet.ru/books/985482-memuary-aramisa-kniga-8

Также в виде файлов

эти книги можно найти тут