С детства мне снятся яркие сны, всегда цветные. Детали реальны, порой я не понимаю, где правда, а где вымысел. Но одно я знаю точно, это мои подсказки.
Даже когда мы спим, слышны взрывы. Повсюду люди в военной форме, многие семьи прячутся в укрытиях, точнее то, что осталось от семей. Из близких у меня никого больше нет, только я, сестра и наши дети. На двоих у нас их пятеро, где уже чей, не разберёшь, так срослись в единое, скомканное, отчаявшееся, желающее выжить любой ценой.
— Я пойду туда, выхода нет. Все, кто меня знал, все умерли, некому судить. Извращенцев я не боюсь. Да у всех сил нет, кому издеваться?
Сестра смотрела на меня с мольбой. Ужас застыл в её глазах.
— Прошу, не надо, уж лучше умереть, чем туда.
— Ты не ходи, с детьми будешь.
Спорить она не могла. Дни сменялись неделями. Моё тело чаще просто валялось на кроватях. Я даже лиц не запоминала.
Но теперь у нас был хлеб, значит выживем. Ничего другого не продавалось, только он. Его привозили раз в день, очередей не было, только давка. Люди готовы были убить за кусок прокисших перемолотых семян. Но не мы. Теперь нам доставляли, меня охраняли, а значит нас.
Я была очень крепкой, порой мне казалось, что моими бедрами можно было расколоть кокос. Широкие плечи, упругий зад и чёрные, как смоль волосы чуть ниже плеч. Даже голод меня не сморил.
Один день изменил всё. Я даже не поняла толком что произошло. Его взгляд, он в страхе, огромный, плотный, без волос даже на голове. Широкие брови, не молод, я повернулась, когда он убегал. Лучше бы это забыть. Он нанёс мне несколько ударов, помню брызги крови, как в замедленной съемке и я выключилась. А когда пришла в себя, то закинула руку за спину, пытаясь понять, что со мной. Дрожащей рукой я нащупала железные прутья, что торчали из меня по всей спине. И в тот момент я повернулась. Как пьяная, нагая, я стала искать выход. Где моя охрана, где все? Случайно задевая эту вколоченную арматуру, я вызывала в себе невыносимую боль, от которой плыла реальность. Но слёз не было. Голова работала, как самый скоростной поезд в мире. Я стану здесь главной. Теперь понятна каждая мелочь. Больше не нужно страдать.
Исцеления не произошло, ненависть затмила меня и утопила всё.
Казалось, что эти палки горели огнем, но пламени я не видела. Наконец-то, охрана. Они были в ужасе. Под большой дозой морфия меня усыпили и медики освободили моё тело, но не меня.
Теперь во мне дыры, я не до всех могу дотянуться, зато дети могут. Смотрительница, так меня называют. Власть поработила моё сознание. Мы все выжили. Осада длилась ещё какое-то время. Жизнь стала налаживаться, но не моя. Сестра более не понимала меня, дети росли. А моей подругой стала только пьянка. Я даже не помню суток без отравы. Всё слилось в одну реку безумия, девочки работали, деньги лились рекой. Ни мужа, ни сестры, ни секса.