Уже когда до дома оставалось совсем немного, Наталья подумала, что может она сама виновата, что Василий женщину в ней не видит. И дома, и на работе, она как солдат в юбке. Крутится, вертится, командует. Никакой слабинки в ней не видно. А мужикам ведь надо, чтоб они свое превосходство над бабами чувствовали. А тут какое превосходство, на одной ноге прыгает. А она все старается, чтоб полегче ему было, от работы отгораживает.
Да и интерес свой к нему стоит показать, так, незаметно. И поласковее быть. А то ведь лишний раз не улыбнется, доброго слова от нее мужик не видит. Потом вдруг подумала, может ему молоденькую надо. Вон ведь, жена то у него на сколько моложе была, чуть ли не в дочки годилась. А она старше его. Наталья попыталась вспомнить, на сколько же она старше Василия, да так и не вспомнила. Когда документы смотрела, это ее нисколько тогда не волновало, вот и не запомнила.
Дома никого не было.
- Видно на осырке все. И Наденку с собой взяли. Лучше бы дома ее с Макарьевной оставили. Ведь только мешается. - подумала Наталья и вышла во двор, а потом в огород.
Все домочадцы и вправду были на огороде. Трое копали пашню под картошку. Больше половины земли было уже вскопано. Наталья подхватила на руки Надю, которая была извазюкана в земле.
- Ой, Надюшка, отмывать то тебя сколько. Что ж вы ее на пашню то запустили.
- Ничего, пускай к земле привыкает. - Весело ответил Василий.
А Наталья подумала, что вот ведь только себя увещевала, что надо поласковее быть, а пришла и сразу ругаться начала. Она сменила свой тон.
- Ну что, работники, ужинать то сегодня будем.
Клавдейка воткнула лопату в землю и потянулась.
- Ооой, спина моя. - Рано тебе еще на спину жаловаться, - засмеялась Наталья. Она поняла, что все трое, маленькая, старенькая, да инвалид старались не отстать друг от друга, все вымотались, но не сдавались. У нее защипало в глазах, но женщина не подала вида.
- Пойдемте, пойдемте домой. Есть так хочется. А вы то, молодцы какие, столько вскопали. Надо подумать.
И за ужином Наталья шутила, смеялась, рассказывала, как снова ходила донимать председателя. Макарьевна даже заметила про себя. Что это с Натальей то сегодня. Какая то другая она и сияет, как медный пятак. Но старушка и виду не подала. Надо будет, так сама расскажет. А так чего зря человека тревожить.
- Наталья, я вот чего сегодня подумал. - Заговорил Василий. - Про корову как то мы с тобой говорили. Может купить нынче ее. Не думаю, что от колхоза чего дождешься.
- Ты что, разве укупишь сейчас коровку то. Дай Бог телушечку купить да вырастить.
- Телушку так телушку. Я хлев подлатаю. Деньги возьму из накопленных, что на дом копил. Ты меня пока не гонишь. Чего они без дела лежат. Потом потихоньку вложу обратно.
Про корову Наталья давно подумывала. До уж больно дорого их продавали. А вот телочку можно бы купить. Вырастет. От козы то какое молоко, только Надюшке, да им похлебку забелить.
- Ой, Василий, даже не знаю. Если только ты денег дашь. А у меня то сам знаешь, какие деньги.
Наталья слегка слукавила. Были у нее в загашнике деньжонки, берегла их на всякий случай. Мало ли что в жизни случится. На телку может быть и хватило бы, да без копейки остаться женщина боялась. Не стала бы она последнее тратить.
Договорились, что станут спрашивать , может где и приглядят подходящую. Надо ведь, чтоб от хорошей матери была, от смирной да удойной. Намаявшись, Макарьевна с Клавдейкой давно уже спали, а эти двое все разговаривали. Еще только обдумывали покупку, а уже представляли, какая коровка получится.
Как то само собой получилось, что разговор перешел на другое.
- Василий, ты уж сколько живешь здесь, а ничего про себя не рассказывал. И про жену свою, как и не было ее у тебя.
Василий начал вспоминать. Он и сам давно уже хотел выговориться. Прижился тут, вроде как без роду, без племени. Родился и вырос он в городе. Оттуда его и в Красную Армию призвали. Отслужил свое, а потом так и остался там. Постепенно рос, звания получал. Стал командиром. Судьба кидал его с одного места на другое. Военный человек сам себе не хозяин.
Давно уж жениться пора пришла, а он никак не успевал. Приглядится к одной, а хвать уже в другое место пора собираться. Мать письма писала, горевала, что видно не суждено ей внуков понянчить. А он все отшучивался, что не выросла еще его невеста.
Война началась, тут совсем не до невесты стало. Часть стояла далеко от границы. Видно на роду ему было написано остаться в живых в этой мясорубке. Не довелось в первые дни с фашистами повстречаться. Но они все наступали, наступали, а наши красные бойцы пятились назад. Сердце кровью обливалось, когда оставляли города и деревни . Люди пытались уходить дальше на восток, но транспорта не было, а пешком далеко не уйдешь. Так и оставались на погибель, только смотрели с тоской вслед отступающим красноармейцам.
Родной город Василия был оставлен фашистам. Позже он узнал, что дом, где он жил, разбомбили, родители погибли. Белый свет не мил стал солдату. Смерти искал, рвался в бой, а она, словно не видела его, обходила стороной.
Но однажды везение закончилось. Был Василий ранен. Отправили его в тыл в госпиталь.
В поезде врач уже думала, что не выживет Василий. Он метался в бреду, звал маму. Женщина подходила, трогала его горячий лоб, и молила про себя Бога, чтоб выжил, дождался, когда в госпиталь прибудут. А Василию казалось, что это мама стоит возле него и кладет на лоб мокрую тряпочку.
И Бог услышал молитвы врача. Почти сразу с поезда Василий попал в операционную. После операции долго не мог прийти в себя. Опять смерть прошла мимо. Василий пошел на поправку. Он открыл глаза. Возле кровати сидела девушка, молоденькая, совсем девочка. Она смачивала его воспаленные губы ваткой, смоченной в воде и на его просьбы “пить” шептала.
- Потерпи миленький, нельзя тебе. Потерпи. Скоро легче будет.
Василий терпел. Почему то сейчас ему хотелось жить. Он выкарабкается, обязательно выкарабкается. И будет бить фашистов за все, что они натворили на земле.
Василий потерял счет времени. Он не помнил, сколько лежал тут. Но заметил, что с нетерпением ждет, когда появится в палате эта маленькая, словно птичка, девушка. От ее появления Василию даже легче становилось. Позже, когда он начал разговаривать, узнал, что девушка эта работает на заводе, а в госпиталь приходит в свободное время, дежурит возле тяжелых раненых. А потом, когда та уходила, он лежал и думал о ней.
С каждым приходом Василий все больше привязывался к девушке. Что это за чувства были, он не мог сказать. Неужели бывает такая любовь. Иногда разум начинал шептать о том, что она же совсем девочка. Он ей чуть ли не в отцы годится. Но Василий загонял голос разума в дальний уголок, чтоб сидел он да помалкивал.
Когда он начал понемногу вставать и ходить с поддержкой, он неожиданно даже для самого себя, предложил девушке выйти за него замуж. И очень удивился, когда та, не раздумывая, ответила согласием. Так они и поженились. И даже сходили в фотографию и сделали первый и последний семейный снимок.
Госпиталь был переполнен. Василия выписали с условием, что он будет приходить на перевязки и назначенные процедуры. Василий снял комнату и они целый месяц прожили вместе.. Было объявлено, что госпиталь эвакуируют дальше на восток. Василия не мог отсиживаться в тылу. Понимал, что дела на фронте плохи. Не мог кадровый военный оставаться тут и жить спокойно. Он просился на фронт. И хотя лечение еще не было закончено полностью, его выписали.
Прощание с молодой женой было тяжелым. Василий уговаривал ее уезжать дальше отсюда, может быть даже за Урал. Женщина боялась. Она ничего не знает, как поедет.
Они переписывались недолго. Жена даже успела сообщить, что беременна. А после связь прервалась. На письма, отправленные Василием, ответа не было. Город, в котором лечился Василий, захватили немцы. Время шло. А он так и не знал, что случилось с женой, успела она уехать или нет, где она.
Василий закончил свой рассказ, взглянул на Наталью, не проронившую за это время ни слова. Она тихонько плакала и вытирала фартуком слезы на глазах.