#время_историй
Алтай-Бучай
(продолжение)
Говорит на это тетка -
Лживо и трусливо-кротко:
"Дорогой племянник мой!
Посиди да погоди.
Если б кожанкой Чарная
Одарить тебя пока?
Если б дядино сиденье
Я дала тебе, - наверно,
Было б велико чрезмерно?
Вот оно - попробуй, сядь!"
На чугунное сиденье
В девяносто медных ножек,
С бычьими ногами схожих,
Он присел - и сорок ножек
Сразу же под ним сломались, -
Только пятьдесят остались!
К черной кожанке защитной
Подошел он - и едва
Попытался в рукава
Руки всунуть - оторвались.
А юнец-батыр такие
Говорит при том слова:
"Щедрость доброй тетки разве
Всей душою не оценишь?
Рада чем ни есть помочь:
Уж сиденье - так сиденье, -
Чуть присядешь - ножки прочь!
Если кожанку наденешь -
Так от плечевого шва
Отлетают рукава!
Проклят будь такой хозяин, -
Он бездельник, негодяй он!
А не ты ль с ним заодно,
Тетушка моя родная,
Моему отцу глаза
Вырвала не так давно?!
А не ты ль с отцовских рук
Пальцы также отсекала -
И его на столько мук
Уж не ты ли обрекала?!
Может быть, тебе скребок
Нужен, тетя дорогая?.."
Тут же он скребок извлек,
Тетке подлой предлагая...
"Да, племянничек, скребок
Очень нужен мне для дела:
Заячьи бы шкурки впрок
Я выделывать хотела..."
Жаждой мести загорясь,
Львом разгневанным взъярясь,
Молодой батыр скребком
Замахнулся, как клинком,
И мгновенно, изловчась,
Шею тетке разрубил!
Совершив свой суд над нею.
Тем же гневом пламенея,
Входит богатырь-юнец
И в серебряный дворец.
Входит - видит: мать сидит,
Величава и ваяша,
И, скрывая страх и стыд,
С сыном ласкова, нежна,
Говорит ему она:
"Вновь не вспыхнул ли, сынок,
Твой угасший огонек?
Был ты мертв - и вот восстал,
Доблестным батыром стал.
Твой отец - Алтай-Бучай
Тоже, может быть, воскрес?
В жизни мало ли чудес!
Что ж молчишь ты, отвечай!"
И сказал ей сын в ответ:
"От него тебе привет.
А теперь скажи мне, мать,
Очень радостно иль нет
Мужа без обоих глаз,
Без двух пальцев увидать?
Было зрелище красивым?
Ты им насладилась, мать?
Если ты прожорой-ханом
Так уже прельстилась, мать;
Если твой родной аил
Так тебе уж опостыл;
Если жизнь при этом хане,
Мать моя, тебе желанней;
Если нет в тебе стыда, -
Тут останься навсегда!"
Так он матери сказал -
Руки за спиной связал
И ее из юрты вывел,
К медной коновязи тут же
Привязал ее потуже -
И привязанной оставил.
Он затем собрал свой скот -
И к себе в Алтай направил,
Сам же на коня вскочил -
Поскакал в родной аил.
Семьдесят вершин высоких
Скоком он перевалил,
Семьдесят глубоких рек
На коне он пересек.
И когда в места родные,
Где так много дней он не был,
Въехал он, пустив на отдых
Темно-рыжего коня -
Темичи, подарок неба, -
Об отце он думу думал,
Скорбно голову склоня:
"К яме той скорей пойду, мол,
Может быть на этот раз
Оживет он в добрый час!"
Как судьбе ни докучай,
Не захочет - не поможет:
И отец Алтай-Бучай,
Видимо, ожить не может!
Помощи от книги Лунной
Просит сын батыра юный:
Он читал ее шесть дней -
И прочел он вот что в ней:
"Над горными кручами,
За синими тучами,
За благоуханной
Третьей небесной
Высью чудесной,
Во дворце златояром
Живет дочь Тенгри-хана,
Наделенная даром
Мертвецов оживленья,
Угасшему пламени
Возвращенья горенья".
Вот, оказывается,
Кто Алтай-Бучаю снова
Жизнь способна возвратить,
Зверобоя, птицелова
Чародейно возродить!"
От батыра молодого
Услыхав такие вещи,
Конь Алтай-Бучая вещий,
Окрылился, превратился
В светло-серого орла,
Тридцать два раскрыл крыла,
Воспарил за третье небо,
И, чутьем чудесным движим,
Там к семидесяти рыжим
Иноходцам он пристал
И ходить меж ними стал.
Как-то раз дочь Тенгри-хана,
Светлолика, стройностанна
(Имя ей - Алтын-Дьюстик),
Из семидесяти конских
Табунов отца - избрала
Рыжепламенный косяк.
Ей как раз в нем и попался
Иноходец тот - Рыжак,
И она его усердно
Осмотрела так и сяк,
И она его взнуздала
Звонкой золотой уздой,
Бронзовым седлом двукрылым
Иноходца оседлала,
Белым и, как степь, широким,
Потником его покрыла,
И на нем стянула туго
За подпругою подпругу -
И подобные двум лунам
Подправляла удила,
И направо и налево
Эта чародейка-дева
Чуть-чуть повод повела, -
И, как ветр с речного плеса,
Драгоценный конь понесся -
И была, как на плоту
Иль как птица на лету,
Иноходь его легка.
Птицей сделавшись летучей,
Вмиг он пролетел версту,
И Алтын-Дьюстик за тучей
Снежно-белой оказалась,
Где с шестьюдесятью конями
На птицеподобном Рыжем
В иноходи состязалась,
Лучших всех оставив сзади.
Рыжему коню погладив
Ласково глаза и морду,
Так ему Алтын-Дьюстик
Нежно говорит и гордо:
"Истинно счастливый случай!
Ты из лучших самый лучший!"
Иноходец говорящий
Всаднице, на нем сидящей,
Так на это отвечал:
"Иноходью настоящей
Я тебя еще не мчал.
Приготовься, как потребно
Для далекого пути.
Снадобий своих целебных
Ты побольше захвати:
Мертвого богатыря
Надо будет воскресить,
Я, тебя благодаря,
Вот о чем хочу просить!"
Чтоб отказом не обидеть
Скорохода своего,
Чтобы иноходь увидеть
Настоящую его, -
Богатырка согласилась
И немедля снарядилась,
Снадобьями запасясь.
Ненатягивавшийся повод сразу натянула,
По небитому бедру в первый раз камчой хлестнула.
Как передних две ноги
Рыжий конь вперед бросает -
Так переднюю луку
Дева-всадница хватает.
Стоит задними ногами
Иноходцу в пляс пуститься -
Так за заднюю луку
Всадница должна схватиться.
Сразу конь взыграл под ней,
В настоящий бег пустясь,
И она на нем семь дней,
За луку седла держась,
Словно в воздухе плыла,
Как в беспамятстве была.
А когда семь дней минулось,
Память снова к ней вернулась,
И оказывается,
Что на верхнем синем небе
Богатырка очутилась
И до нижних, белых туч,
Сидя на коне, спустилась,
И оказывается,
Сверху вниз перелетая,
Очутилась на Алтае,
Перед тою самой ямой,
Где лежал, еще нетленен,
Давний труп Алтай-Бучая.
И Рыжак сказал ей так:
"Не на радость мной сюда
С неба ты привезена.
Знай, случилась тут беда!
Это - богатырь убитый.
Этого богатыря
Оживить ты здесь должна.
Светом мудрости своей
Воскреси Алтай-Бучая -
И тебе я обещаю,
Что сегодня же верну
Я тебя на третье небо,
В твой Алтай, в твою страну!"
Эта дева-богатырка,
Не ронявшая из глаз
Ни одной слезы доныне,
Вся слезами облилась
И запела песнь сначала -
Песнь печали, песнь унынья,
В мире не было чудес
Чуда этого чудесней:
Выхода не находя,
Богатырка с этой песней
Солнце и луну с небес
Низвести сумела наземь, -
И схватила солнце сразу,
Из него густой настой
В золотой сосуд сцедила -
И глаза Алтай-Бучая
Были им исцелены!
А затем луну схватила -
И прозрачное лекарство
Отцедила от луны, -
И два пальца отрастила
На руках богатыря,
Снова чудо сотворя!
И семь рыжих нежеребых
Кобылиц потом доила,
Молоком парным целебным
Труп батыра окропила.
И на место, под которым
Богатырские - при жизни -
Легкие дышали жарко,
В девять граней камень черный
Стала прилагать лекарка.
А на место, под которым
Бил сердечный молоток,
Дева шелковый простерла
Черный небольшой платок.
Тут истек леченья срок -
И Алтай-Бучай убитый
Смертный сон свой перемог, -
И проснулся, улыбнулся,
Встал - и произнес: "Как славно
Я поспал! Давно, недавно ль
Был я смертью усыплен,
Ныне богатырской девой
Оживлен и исцелен!
Навсегда пусть остается
Жить она у нас теперь:
Шерсть имеет каждый зверь,
Без подруги нет мужчины,
Моему батыру-сыну
Эту деву в жены взять бы -
И на девяносто дней
Свадьбу здесь отпировать бы,
И прожить лет до ста с ней!"
Так сказав, он стал писать
Ближним, дальним приглашенья, -
От него во все концы
Скачут конные гонцы -
И в батырские владенья.
Собирается отвсюду
Много гостевого люду.
Для приезжей детворы
Стелют поперек дорожек
Шелком шитые ковры.
Красный бархат вдоль дорожек
Стелют для девичьих ножек.
Мяса гору нарубили,
Море араки сварили.
Стали девушки водить
Хороводы, песни пели.
Стали парни приходить -
Раздувать огонь веселья.
Из-за гор, из-за морей,
Прибыли из разных стран -
Семьдесят богатырей,
Всех сильнее и храбрей.
Бронзошубых, златошубых
Витязей непобедимых,
Всюду чтимых и любимых,
Много съехалось сюда
Свадьбу праздновать тогда.
И семидесятиглавый
Дюльбеген зверинорожий
Меж гостей толкался тоже.
Там большой майдан был круглый,
И - средь множества шатров -
Был большой дворец стоуглый
Там построен для пиров.
Девяносто дней шумел
Пиром свадебным Алтай, -
Сколько каждый мяса съел,
Сколько выпил там араки, -
Не пытайся, не считай!
Полудохлые собаки
Изо всех окрестных стай,
У которых, как хлысты,
Отвисали вниз хвосты,
Бегали, хвосты закинув
В сытой радости на спину.
Но пришло и окончанье
Свадебного пированья -
И народ разноязычный
Разъезжался - кто куда.
Будней начались заботы, -
Стал батыр Бучай привычно
Снаряжаться на охоту.
На коне, Юдгеном данном,
Выехал он, как всегда.
Снова семьдесят высоких
Одолел он перевалов,
Через семьдесят глубоких
Переправился морей.
Снова, как не раз бывало,
Он Алтай семь раз объехал, -
Поохотился с успехом
И на птиц и на зверей.
По местам таежным ездя,
Он в одном безвестном месте,
В кедровом густом лесу,
Встретил красную лису,
Чей был необыкновенный
Хвост - семидесятисаженный!
Увидав богатыря,
Подошла к нему лиса,
Так при этом говоря:
"Если ты меня тут встретил,
И полны твои глаза
Мужественного огня,
Если ловок ты и сметлив,
Догони - поймай меня!"
Через семьдесят вершин,
Через семьдесят лощин
Красная лиса промчалась.
А Алтай-Бучай сердито
Вслед кричит ей: "Погоди ты, -
Для насмешки не меня, -
Подыскала б дурака!
Ты же вовсе дрянь-лисица:
Если вздумать шубу сшить,
То и для воротника
Мех такой не пригодится.
Никому ты не нужна -
И плевок тебе цена!.."
Все ж погнался он за ней -
И настиг чрез девять дней, -
Убивать уже собрался,
Но воскликнула лиса:
"Кровь мою не проливай,
Голову не отрубай! -
Я слепцу глазами стану,
Языком немому стану, -
Быть могу тебе полезной:
За степями и лесами,
За горами и морями -
Там, привязана к железной
Коновязи, есть одна
Женщина - твоя жена.
Быть еще живой должна.
А меня к тебе послала
От себя послом она, -
Поезжай к ней, выручай!.."
И решил Алтай-Бучай:
"Поделом ей! Не пойду, мол!"
