История забавная, но вполне реальная. Вспоминал о ней в интервью многолетний управделами Совнаркома Михаил Смиртюков. Если бы не шутка Ворошилова про боевые трусы – пить бы советским гражданам разбавленную до 30 градусов Рыковку и дальше.
В интернетах об истории советской водки пишут мутно и с явным антисоветским привкусом. В лучшем случае статья будет звучать в стиле «Как Сталин советский народ спаивал». Понятно, это очередные сказки либералов, чрезвычайно широко разбросанные по просторам сети.
В Первую Мировую царь настолько боялся бунтов и разложения, что ввёл сухой закон. Большого смысла это не имело, казна потеряла довольно много доходов. Зато народ стал пить ещё пуще и пить разную самогонную гадость.
Большевики после Революции до водочного вопроса дошли сильно не сразу. Первое время ограничения на торговлю сохранялись.
Помните старинный советский фильм, где по цвету дымков над хатами гадали из чего в каждой самогонку гонят? В «Зелёном фургоне» это было, кажется?
Поначалу большевики даже сухой закон подтвердили. Совнарком молодой советской республики 19 декабря 1919 года выпускает постановление «О воспрещении на территории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ».
Либералы это постановление любят комментировать с изрядной ехидцей:
«Большевики очень скоро поняли, какую свинью подложил им проклятый царский режим. Устанавливать свою открытую большевистскую террористическую диктатуру в стране без помощи алкоголя было затруднительно. Трезвый народ слишком ужасался творимому большевиками беззаконию».
Ладно, оставим в стороне байки либералов. Дело не в трезвых ужасах и даже не в особой заботе о здоровье народа. Всё было гораздо банальнее – деньги.
Молодая республика, которой от развалин империи остался почти нулевой золотой запас и миллиардные долги Англии, Франции, Штатам, отчаянно нуждалась в деньгах. Пусть мы эти долги не признавали, но империалисты норовили чуть ли не каждое торговое судно захватить «в счёт уплаты долгов».
Денег не хватало первые годы на строительство новой страны катастрофически. Отсюда и разные смелые эксперименты, вроде системы Торгсина. Когда через эти магазины добывали у граждан в обмен на товары остатки золота и валюты. Отсюда же и возврат к водочной монополии.
Уже в 1920 году совнарком вынужден разрешить торговлю, пока ещё, виноградным вином. Речь шла о некрепких напитках до 12 градусов.
В декабре 1921 года выпускается декрет «О продаже виноградных вин». В нём уже разрешены креплёные вина до 20 «оборотов».
В августе 1923 года Союзный ЦИК вместе с Совнаркомом выпускают постановление о возобновлении производства и торговли спиртными напитками на территории СССР. На прилавки возвращается водка.
Тогда же её окрестят в честь председателя Совнаркома – Рыковкой. Впрочем, Рыков внёс ещё одно новшество. Он активно агитировал за снижение градуса.
Мол, так население не так сильно будет страдать от пьянства. Хотя какая разница, тридцать, сорок градусов, вопрос в культуре пития, а не в градусе.
С градусом тоже вопрос непростой. Считается, что именно Менделеев опытным путём обнаружил, что самое лучшее сочетание – привычные нам сорок градусов. Это не совсем так.
Диссертацию Меделеев, правда, написал: «О соединении спирта с водой». Но пить получившиеся смеси он не предлагал, чисто химические вопросы.
Скорее всего, дело в другом. Менделеев какое-то время работал у купца Василия Кокорева, сделавшего большие деньги на винных откупах. Так имя химика в народной молве и связали с водкой.
Забавное в том, что консультировал Кокорева химик вовсе не по винным вопросам. Менделеев занимался для него проблемами транспорта бакинской нефти и производства керосина.
До Революции, как таковой, водки не было. Дистилляты называли «белым хлебным вином». Крепость гуляла довольно сильно. Уже перед Революцией вводится более-менее стандартные сорок градусов и приживается польское слово «водка».
При большевиках первая официальная водка получила крепость в 30 градусов. Чего тут было больше, сказать трудно. То ли забота о населении, то ли попытка увеличить объёмы выпуска за счёт меньшей доли спирта.
Рыковку любили не сильно, водка оказалась непривычна, создавала впечатление разбавленной. Даже профессор из «Собачьего сердца» об этом говорил:
«Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная, тридцать градусов.
- А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это во-первых, - наставительно перебил Филипп Филиппович, - а во-вторых, Бог их знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать, что им придет в голову?
- Все, что угодно, - уверенно молвил тяпнутый.
- И я того же мнения, - добавил Филипп Филиппович и вышвырнул одним комком содержимое рюмки себе в горло».
И вот в начале сорок первого года появляется ГОСТ на привычную нам сорокаградусную «Московская особая». И ещё два повышенной крепости в 50 и 56 градусов.
Разумеется, для либералов секрета в этом нет. Они-то точно знают с чего вдруг Сталин повысил градус. Чтобы народ не роптал:
«Но большевистскому правительству (и лично Сталину, который сам-то пил сухое вино) был нужен напиток такой крепости, чтобы с ног валил, одурманивая людей, погружая их в тотальный виртуальные мир, в котором треск агитпропа про «успехи пятилетних планов» заслонял все ужасы сталинского СССР и тяготы, которые новым крепостным правом легли на плечи миллионов рабочих и крестьян.
Иначе говоря, не имея возможности, да и не желая сделать жизнь десятков миллионов советских трудящихся хоть немного лучше и выжимая из них все соки, Сталин решил, что самый лучший вариант – это работающий как раб на производстве и в колхозе крестьянин, который после работы заливает себе глаза пойлом максимальной крепости».
Конечно, задачи стояли совершенно другие. Нужно было дать населению качественный напиток. В первую голову, чтобы выбить базу из-под самогонщиков. И сорок градусов признали лучшим сочетанием: тридцать мало, за полтинник тоже уже не то.
Любопытно, что по воспоминаниям многолетнего сотрудника управделами Совнаркома Смиртюкова, решающую роль в выборе градуса сыграл Первый Маршал. Учёные писали свои выкладки, но единого мнения не было. Чуть не вернулись к «Рыковке».
Смиртюков рассказывал журналистам:
«Тогда кто-то из наших профсоюзных деятелей предложил уменьшить крепость водки до 30 градусов. Вроде как и спирт будет экономиться, и с пьянством легче будет бороться. Возникли споры — снижать или не снижать, и Сталин позвал на Политбюро Ворошилова.
Тот долго не думал. Такую водку пить, - говорит, - всё равно что зимой ходить в трусах! Сталин засмеялся, и вопрос сняли».