Прошёл ещё месяц. У Леона заканчивалось терпение. Он не мог сидеть и ждать, сложа руки, в надежде на успех. Да и что он, Жан-Луи, может там сделать один в чужой стране? Договариваться с этим арабом о чём-либо бесполезно, тот быстро пошлёт таких визитёров куда подальше, а то ещё и головы поотрубает и собакам скормит. Ищите потом иностранных гостей! А насильно отобрать и увезти чужую законную жену – так это надо, как минимум, затеять войну с Алжиром и в процессе её напасть на нужную тебе крепость, отбив целую армию обороны. А для этого нужно иметь свою армию или кучу денег, чтобы нанять её! Если же просто провести разведку и собрать сведения по расположению, для чего Жан-Луи вроде бы и отправился, то давно уже пора бы вернуться. Где же он застрял, тысяча чертей ему в бок?
Так примерно и размышлял Леон, повторяя на разные лады изо дня в день. Молодая жена, замечая мужа часто озабоченным, начала уже нервничать, не понимая, на что приписать сие изменение. Чем ещё может быть озабочен молодой муж сразу после свадьбы, как не красавицей-женой? Так и заскучать недолго. Жужу терялась в догадках и от этого ещё больше негодовала. Она и так видела супруга от силы пару раз в неделю, а если и приходил, то разгуливал по дому из угла в угол, всё время думая о чём-то и хмурясь.
Что это за жизнь? Когда Жоржетта выходила замуж, она мечтала о светском блестящем круговороте в окружении достойного мужа, который будет выполнять все её прихоти. И что же она получила? Сразу же после свадьбы и погашения долгов графа де Шантоне Леон поубавил розовых настроений и частенько стал уезжать из дома. Один. Сначала к Жану-Луи, а потом и в Париж, где мог пропадать недели по две и заявиться оттуда полупьяным, полугрязным и источающим сладкие ароматы дамских духов.
Жужу приходила в ярость и начинала требовать соблюдения своих прав и уважения к своей персоне. Она обижалась, кричала, плакала, потом уговаривала вместе поехать в Париж. Леон нехотя соглашался, а наутро уезжал в Париж один. Жужу готова была рвать на себе волосы. Она испробовала все методы воздействия на мужа, жаловалась своему отцу, (впрочем, безрезультатно - тот предпочёл пока не вмешиваться), но по-прежнему сидела одинокая в сельском захолустье в старом доме Шантоне в окружении его родителей, также осуждающих развязное поведение своего сына, но не имеющих на него совершенно никакого влияния.
К слову сказать, Леон не только пил, гулял и кутил. Он приобрёл в Париже нужные связи, пообщался поближе с тестем, поездил с ним в гости к разным людям и светского, и буржуазного круга и присмотрелся, как они устраивают свои дела, чтобы не перебиваться с хлеба на воду, а ещё и иметь немалую прибыль. Поучился у умных людей, как вести хозяйство в имении, чтобы оно процветало, и начал потихоньку внедрять приобретённые знания в жизнь. Отец, радуясь такому рвению, отдал сыну все бразды правления.
Пересмотрев уклад в имении Шантоне, Леон понял, что всё здесь в ужаснейшем упадке и застое: дом обветшал, поля не обрабатываются и вполовину так, как должно быть, и как следствие - скудного урожая не хватает даже на прокорм, а сами крестьяне бедствуют и голодают. Леон взялся за дело. Сам вникая во все мелочи, отдавал приказания, обучал дворовых и крестьян, как вести хозяйство. Из Лондона привёз новую технику, благодаря которой вовремя и без потерь собрали хотя бы тот урожай, какой имелся. Построили новые хранилища для зерна, плодов и шерсти овец. В старых развалюхах запасы быстро сгнивали и уничтожались крысами, не доживая даже до весны.
На зиму, чтобы не пропадало собранное добро и не болтались люди без дела, Леон всем нашёл занятия. Женщин и девушек засадил за прялки, ткацкие станки, вышивания и плетение. Мужиков обязал ремонтировать и готовить к весне технику, амбары, загоны для скота и всё, что может понадобиться для работы. А самым умелым ремесленникам создал наилучшие условия и оборудовал мастерские: кому обувь шить, кому по дереву резать, кого мебель изготавливать, кому кузнечное дело развивать. А в выходные и праздники начали возить кое-что даже на продажу на базар и ярмарки.
Так и пошло. Начало имение мало-помалу раскачиваться и давать доход, что дало возможность господам не только самим вздохнуть, но и подвластному населению помочь. Чтобы заинтересовать работников, молодой господин велел установить им хорошую оплату и возможность пользоваться барской техникой на своих участках. Тем, кто не мог трудиться по болезни или старости, он установил постоянное пособие, чтобы не померли с голоду. Бездельников же и пьяниц пороли на площади перед господским домом. От таких перемен крестьяне оживились и благословляли молодого хозяина за щедрость и доброту.
Когда виконт уезжал, то за хозяйством приглядывал старый граф, который одобрял политику сына и старался помочь ему, чем только мог. Поначалу он мало чего понимал, но под умелым руководством сына и на него напало творческое вдохновение. Теперь он и сам старался во всё вникать и продолжать благие начинания наследника. Даже графиня от приятных переживаний потихоньку выздоровела и начала ходить по дому и приобщаться к жизни.
Вот только невестка беспокоила родителей Леона. Никак она не хотела смириться, что приходится жить в «грязном захолустье». К хозяйству и руководству имением она не проявляла никакого интереса. Деревенская простота бесконечно угнетала её. Конечно, она занималась чем-нибудь, вроде вышивания и музицирования, но делала это скорее от скуки, не зная, чем занять себя в отсутствие мужа. Жужу по-прежнему была мила и приветлива, но иногда случалось повидать её в слезах, раздражённой и даже злой. Видно было, что ей всё здесь не мило, что мечтает она о блеске и веселье Парижа, а о сельской жизни она и слышать ничего не хочет.
Так и бродила, как тень, по дому, мрачная и отрешённая. А иногда начали за ней домочадцы замечать, что бывала она хмельной и тогда быстро ложилась спать. Со временем начал её заставать в таком состоянии и муж, когда неожиданно возвращался домой. Сначала он хмурился. Молодая жена жаловалась на жизнь и на то, что он не думает о ней и не заботится, как должен бы. Потом он начал злиться и ещё чаще уезжать из дома. По возвращении всё начиналось сначала, и вскоре скандалы стали уже частенько слышны на весь дом. Ни один не хотел уступить другому.
Так всё как-то и продолжалось, бестолково и неуютно, и теперь о столице и вовсе уж пришлось Жужу позабыть. А тут ещё эта история с Жаном-Луи. Леон и вовсе стал нелюдимый, задумчивый. И даже перестал из дома выезжать – всё ждал вестей. И вот, на исходе месяца пришло ему, наконец-то, письмо. Алекс переслала послание от Жана-Луи, в котором содержались подробности его путешествия и результаты разведки.
Он сообщал, что в Алжире трудно чего-либо добиться без связей, поэтому по приезде долго и без толку кружил вокруг да около, пока не догадался нанести визит местному французскому послу месье Кишане. Его супруга, любезнейшая Дениза, узнав о причине поездки молодого человека, крайне впечатлилась и прониклась их ситуацией. Они служат там уже седьмой год, понасмотрелись на местные нравы и обычаи, поэтому настойчиво советовали вести себя здесь чрезвычайно осторожно и корректно, не доверять никому свои тайны и помыслы. Впрочем, как и везде в восточных странах.
Мадам Кишане вдохновилась желанием помочь соотечественнице, оказавшейся в трудном положении, для чего мобилизовала все имеющиеся возможности. Благодаря жизнерадостному и неугомонному характеру она вела активную светскую жизнь даже вдали от родины и не унывала без европейских променадов, балов и выездов на соколиную охоту. Как она уверяла, здесь также можно найти массу увеселений на свой лад: прогулки по роскошным аллеям и садам, беседы с астрономами и врачевателями, визиты жёнам арабских владык, встречи с приезжими путешественниками, и наконец – такие же светские рауты, как и в Европе, только все одеты в арабские балахоны, и женщины отдельно от мужчин.
Гарем – дело особое. Туда постороннему мужчине не попасть, а женщина, даже европейская, может получить разрешение посетить ненадолго скучающих одалисок. У тех и вовсе развлечений никаких – только лишь песни, витиеватые, как виноградная лоза, чувственные танцы, да игры у фонтана с поеданием восточных сладостей. Гости, даже самые захудалые, всегда приветствуются бурными восторгами. На этом и решила сыграть предприимчивая мадам Кишане. Уж её-то персону никак нельзя назвать захудалой. Супруга французского посла – везде почётный гость!
С высокочтимым правителем Аннабы Дениза лично знакома не была, но такая мелочь её не останавливала. Она срочно организовала поездку «для осмотра достопримечательностей», в которую и отправилась уже на следующий день сопровождаемая лишь небольшой свитой прислуги и вооружённая рекомендательными письмами и щедрыми дарами. Процессию официально возглавлял Жан-Луи в качестве мнимого родственника Денизы, так как путешествовать по Алжиру женщине одной, даже и европейке, было немыслимо и просто опасно.
Безмерно благодарный ей за помощь, шевалье восхищался находчивостью и смелостью миниатюрной француженки. План действий был составлен великолепно. Дениза решила действовать окольными путями. Мастерски изображая скучающую столичную штучку, она отправила в Аннабу с гонцом шкатулку с драгоценностями и томное послание с пожеланием навестить во время путешествия дом «великого и наимудрейшего» Османа-эль-Рахима, но дипломатично адресовала не лично хозяину, а его матери – самому влиятельному человеку в гареме.
После пышных восточных приветствий и перечислений лестных достоинств и свершений благородного шейха, которыми «наслышаны все страны и народы под луной», в письме всё сводилось к тому, что «великий предводитель мог родиться только у великой женщины, мудрейшей и прекраснейшей на свете». Слухами, мол, земля полнится, и она, супруга французского посла, путешествуя по стране, желала бы удостоиться чести припасть к её стопам и поднести «скромные» дары. Попутно упоминалось, что в составе делегации «совершенно случайно» оказался индийский маг и факир, лучший составитель гороскопов.
Браво! Ни одна женщина не устоит перед такими знаками внимания, а сердце матери, в первую очередь, откликнется на похвалы её ребёнку. И что уж говорить о скучающей женщине в гареме во главе таких же скучающих женщин, когда предлагают интригу и развлечения! Не приходилось сомневаться, что мать шейха будет рада гостям.
Так и получилось. Делегация французов была признана приличными людьми, и их пригласили во дворец. Само собой разумеется, мужчин – на мужскую половину, женщин – в гарем. После официальной церемонии приветствия и знакомства последовали беседы и увеселения. Хозяйка гарема самолично провела им небольшую экскурсию по комнатам и саду, угощала с дороги экзотическими лакомствами.
Вечером, когда привели индийского мага с завязанными глазами (только под таким условием он мог попасть сюда), всем обитательницам гарема разрешено было обратиться к нему за предсказаниями и составлением личного гороскопа. Дениза напряглась и сосредоточила внимание. Девушек и женщин было много – жёны, наложницы, обслуживающий персонал. А у неё в помощь только медальон с миниатюрным портретом, на котором сложно вообще что-то рассмотреть.
Дениза сразу отсеяла тех, кто не подходил по возрасту, цвету волос и национальности. Как ни странно, европейских девушек встретилось не так уж и мало. Осман, похоже, был любителем светлокожих красавиц. Вглядываясь в лица остальных, Дениза чуть не сломала все глаза, но так и не приметила знакомого облика с миниатюры. Через некоторое время всё-таки решилась и спросила хозяйку напрямую. Для начала одобрила вкус правителя в выборе красавиц и как будто бы только что вспомнила о том, что слышала о недавней женитьбе её сына на француженке. Боясь выдать свою заинтересованность, разведчица изобразила крайне равнодушный и скучающий вид и попросила показать новое приобретение.
- Ах да, эта девушка… - нехотя ответила мать шейха, - она оказалась слишком слабенькой для нашего климата. Умерла на днях, покинула сей бренный мир… Да что это мы о грустном? Давайте-ка, я лучше предложу вам цукатов из инжира – непередаваемый вкус, во Франции вы такого не найдёте!
Дениза думала, что сама скончается здесь на месте. Она не представляла, как сможет сказать эту новость Жану-Луи. Самым трудным было сохранить лицо. Она лишь уточнила, та ли это девушка, но по всем описаниям выходило, что та. Ей лишь изменили имя, потому что она приняла ислам. Это обязательное условие при заключении брака. Пришлось закрыть тему.
Жан-Луи не поверил. Ни на минуту не допустил этой мысли!
Когда они с наилучшими пожеланиями оставили дворец и отправились в обратную дорогу, он буйствовал и кричал, но Дениза взывала к его разуму и растолковывала, что ничего поделать уже нельзя. У них нет никакой возможности обыскать гарем и узнать наверняка.
- Хотя у мужчины всё-таки есть способ просочиться. Но готовы ли вы на такие жертвы? – жена посла прищурила глаза и испытующе посмотрела. Жан-Луи не заметил подвоха.
- Я на всё готов! Мне уже хочется разнести эту чёртову крепость на кирпичики! Будь она трижды неладна. Говорите!
- Можно похлопотать и устроить вас в гарем охранником – евнухом, но для этого непременно нужно пройти процедуру кастрации. То есть… лишиться всяческого мужского достоинства.
- О нет!
- О да!
Последний разговор Жан-Луи в письме не стал приводить, ему было неловко за такие интимные подробности. Но в целом описал всю ситуацию, как безвыходную, и спрашивал совета. Что можно придумать? Неужели и правда придётся свыкнуться с мыслью, что Шарлотта бесславно окончила свои дни вдали от родины?
Продолжение здесь:
Начало здесь: