Замечательно, что кто-то когда-то придумал экскурсии! Приезжая в одну страну, ты можешь на денек-другой наведаться в соседнюю. Посмотреть местные достопримечательности. Так вышло и с Костей.
Далеко внизу простиралось «мертвая царевна» – Петра. Сизо-красные горы зловеще устремлялись ввысь, сжимая людской поток внутри каньона, словно два циклопических жернова. Разноцветные склоны испещряли всевозможные арки и ступени, вырубленные в граните отвесных скал. Фасады некрополя, объединявшие в себе архитектурную моду Греции, Рима, Египта и Месопотамии (а, возможно иных, более ранних цивилизаций, память о которых была смыта потопом) хранили воспоминания о былом величии Набатейского царства.
Костя молча смотрел в бинокль. Рядом на корточках сидела девушка в коротких шортах с посиневшими коленями. Она куталась в его толстовку и поеживалась от пронизывающего ветра. Февраль не лучший месяц в Иордании, особенно здесь, в горах Вади-Муса.
– Замерзла? – спросил Костя.
Кира помотала головой. Они были едва знакомы. В общем-то Костя и поехал сюда из-за нее, то есть вслед за ней. Они вместе отдыхали в Египте. Он увидел ее впервые на встрече с гидом. И вот они вдвоем, посреди первозданных гор, и он не знает о чем говорить.
– Смотри, амфитеатр! – сказала Кира, указывая на развалины далеко внизу.
– Амфитеатр круглый, а это просто театр, – Костя протянул ей бинокль. – на, так лучше.
– Не важно! — Кира взяла бинокль. — Всё равно дикие нравы!
– Да ладно! – оживился Костя. – Гладиаторы зарабатывали деньги и свободу!
– Убивать ради забавы — жестоко!
– У каждого времени свои недостатки, – сказал Костя, щурясь от полуденного солнца. – Думаешь, римляне и набатейцы сильно отличались от нас?
Кира не ответила. Она, затаив дыхание, рассматривая в бинокль краешек вспыхивающего между скал розового полу-храма.
Эль–Хазнех или Казна (как обычно его называют) – сорокаметровый фасад в стиле античного барокко (хотя, если вдаваться в подробности здесь, наблюдалось хаотичное смешение стилей) высился над крошечными фигурками людей и верблюдов.
Шесть колонн нижнего яруса поддерживали невысокий фриз с изображениями цветов и грифонов. За колоннами скрывались помещения, которые, скорее всего, были царскими усыпальницами. Второй ярус украшала ротонда, увенчанная разбитой урной. Сто лет назад бедуины искали там там золото и палили в нее из мушкетов.
Сев на камни, Костя вынул из рюкзака галабею и натянул поверх джинсов и футболки. Кира покосилась на него и хихикнула:
– Комично выглядишь!
– Зато тепло, – ответил Костя, повязывая голову клетчатым красно–белым платком.
– Я с тобой в этой «ночнушке» никуда не пойду! – сказала Кира. – А то подумают, что меня похитили бедуины! А может ты нарочно меня сюда притащил? Подальше от людей?
Костя почувствовал, как уши наливаются кровью. Его спас неожиданный оклик.
– Уходите отсюда! – кричал на скверном английском бедуин неопределенного возраста.
Одет он был в засаленный синий пиджак без пуговиц поверх такой же засаленной серой галабеи. Голову и плечи незнакомца покрывал клетчатый платок, прижатый на макушке черным обручем – агалем. Чуть выше и чуть ниже его на склоне топтались две черно–белые длинношерстные козы.
– Мы уже уходим, – вежливо сказала Кира.
– Туда идите, где все люди ходят!
Ребята стали спускаться к смотровой площадке. А а пастух еще долго что–то бубнил и махал руками.
За спиной у Кости подпрыгивал рюкзак со всяким туристическим и сувенирным барахлом: двумя бутылками воды, биноклем, налобным фонарём. А еще там были сувенирный меч и красное женское платье. Тоже арабское, расшитое бисером у горловины и на рукавах. К слову, красным оно было не случайно. Торговец на рынке сказал, что красный – это цвет замужней женщины. Костя немного говорил по-арабски (в большей степени жестами, но общий смысл понимал) и соврал, что Кира его жена.
Ступени вели на козырек, нависающий прямо над дорогой. Вероятно, это было крыльцо или балкон какого-то древнего жилища. Из недр горы сюда открывался вход в некое помещение, бывшее когда-то жилым, а может быть, ритуальным. Костя и Кира вошли в него.
По периметру прямоугольной комнаты с глиняным полом в стенах были вытесаны ниши. От основного зала вел коридор в соседнее, смежное с ним помещение. Окон оно не имело. В тусклом свете, сочившемся от входа, на стенах и потолке можно было разглядеть красно-коричневые разводы. Когда-то это была роспись. Кое-где еще проглядывали изображения птиц и виноградных лоз. А сводчатый потолок хранил следы от ударов древних зубил. В центре комнаты стояла полуразрушенная каменная чаша, служившая, возможно, для омовений.
В глубину горы шел другой, более узкий коридор, выполненный в едином стиле с комнатами. Стены и своды были изукрашены красно-коричневой росписью. Один человек мог свободно пройти тут в полный рост. Костя сделал шаг в темноту.
– Ты куда? – окликнула его Кира.
– Боишься? – ухмыльнулся Костя. – Не бойся, я вооружен!
Он вытащил меч из рюкзака, любовно поглаживая блестящую гарду. Кира подошла ближе. Костя вынул клинок из ножен и занёс над головой. Но не учтя габаритов комнаты, он с размаху чиркнул острием клинка о неровный потолок. Меч отскочил и продолжил двигаться по инерции. Костя потерял равновесие. Клинок прочертил потолок и застрял в расщелине стены. Всё ещё по инерции Костя навалился на рукоять. От чего меч ещё глубже вошёл в расщелину.
Кира поморщилась. Меч застрял. Тогда Костя намотал подол галабеи на рукоять, чтобы та не проворачивалась в ладонях, и дернул на себя что было силы. Клинок вылетел из ловушки. Костя попятился, пытаясь устоять на ногах.
Но в следующий миг пол завибрировал. Раздался скрежет. От стены отделился валун. Поднимая тучи пыли, он грохнулся на пол, загораживая выход. Ребят отбросило к дальней стенке и обсыпало каменной пылью.
Наконец все стихло. Кира терла руками запорошенные глаза
– Я не хотел, – сказал Костя.
– Да, ладно, – помолчав, ответила она. – Все живы — самое главное. Давай выбираться от сюда.