- Да-да, входите! – крикнул Мартьян Федулович, уже взявший первые аккорды на тальянке. В избу вошла женщина лет двадцати – двадцати пяти на вид, лицо её я уже видел в окне, в доме, что напротив Мартьяна Федуловича.
(Рассказ "Выводной", часть 11 - начало здесь)
- Добро пожаловать, проходи, Федорушка, посумерничай с нами! Только сказал «Чай пить горячо, девку надо. Ну, дак чё!», и только подумал о Федоре, пяти минут не прошло, а она уж тут, как тут!
- Мысли она людские читает, что есть – то есть…
- Федорушка-затворница, постница - так мы её величаем! Мы уж её стараемся не обижать.
- Когда в города с Фелисатушкой уезжаем, она у нас домовничает:
- Корову напоит, накормит, щёткой её всю вычистит; кота и кошку накормит, цветы польёт, печь истопит
- Проходи, Федорушка! Она мне как сестра, с Фелисатушкой они подруги неразливанные.
- Не говорит только вот она! Слыхал я от людей, раньше-то она говорила, а как у неё мужа не стало, так с горя это и случилось: речи-то и лишилась, ведь без ума его любила. Вот ведь как в жизни-то бывает!
- Не приведи, Господи! Такая она у нас мастерица. Магазинскую одёжу не носит, мирскую пищу не ест, всё у нас и у неё домашнее, своё. Живём, как наши отцы заповедали. Сама она на ткацком станке холсты ткёт, и из них себе одежду шьёт. А вышивки у неё какие, - ведь загляденье! Да, вот скатерть на столе – её работы. Ковёр на стене тоже она вышивала.
Я взглянул на висевший над кроватью ковёр. На нём была вышита майская заря, цветущие ярко-жёлтые на лугу лазоревки, река и на ней два лебедя. На мосточке, рядом с цветущей черёмухой, красивая девушка и красивый статный парень.
- Да это просто шедевр! - воскликнул я. – Эти вещи достойны быть в лучших музеях России! Они стали бы украшением любого музея мира. Подобного я не видал, сколько в них любви, и чего-то того, что не выразить словами.
- Да у неё в сундуке знаешь, сколько этих шедевров, раздаёт за просто так. Нравится ей людям радость дарить. Все старушки у нас на хуторе в её сарафанах и юбках.
Федора неожиданно для нас встала из-за стола и опустив глаза, пошла к двери.
- Может, чем обидел тебя, Федорушка? Может, чего лишнего наговорил, - протии меня! – мягким голосом произнёс Мартьян Федулович.
В ответ Федора махнула рукой и вышла.
- За подарком она пошла! – успокоила нас Фелисата Иподистовна.
– Аверьян Никонорович, ты ещё нашего домашнего сыра не попробовал. Федорушка научила меня ещё в молодости делать его. Хотя я был сыт и чувствовал, что объелся, но, чтобы не обидеть хозяев, взял с тарелки ломтик сыра, сыр действительно таял во рту.
- Вот сейчас придёт Федора, - начал Мартьян Федулович, - и я при ней отдам тебе, Аверьян Никонорович, ключи от своей почти новой машины, техпаспорт, а после в городе напишу генеральную доверенность с правом на продажу. Пожалуйста, уважь, порадуй нас, прими как подарок от нас вашей семье!
Я был приятно удивлён такому повороту событий, и от радости не знал, что сказать.
- Спасибо, Мартьян Федулович!
- Никаких спасибо, никаких слов, это тебе спасибо, что согласился заменить нас на грибном поприще. Стары мы стали, пора дорогу уступить молодым.
В сенях послышались неторопливые шаги Федоры. Она вошла в дом, перекрестившись на образа, и подошла ко мне. Лицо её светилось от счастья. Она подала мне авоську, которая была сшита её руками. Я поблагодарил Федору, слегка поклонившись ей:
- Прямо-таки сегодня сама судьба улыбнулась мне, а то уже как год я получал от неё одни удары!
- Ну, вот и, слава Господу, мы рады за тебя! – молвила Фелисата Иподистовна.
– Ты покажи нам, что в авоське-то, вместе порадуемся!
Я с волнением достал содержимое и положил на кровать. Подошла Фелисата Иподистовна и взяла в руки сшитую из сотканной Федорой ткани рубаху и приложила её ко мне:
- Красота-то какая! – воскликнула она.
– По-моему, как раз по тебе, Аверьян Никонорович! Иди-ко за печь да оболокись, мы полюбуемся!
Я зашёл за печь, одел обнову и был удивлён: рубаха была моего размера. Я вышел на средину избы и, словно топ-модель на подиуме, стал показывать рукотворный шедевр, творение Федоры.
- А вот к ней и поясок! – сказала с радостной поспешностью Фелисата Иподистовна и подала его мне.
– Сама она, на своих топках, ткала.
На поясе было вышито малинового цвета нитками «Господи, помилуй!», на концах пояса красовались золотистого цвета кисточки.
Я поглядел на себя в зеркало. Словно машина времени унесла меня в восемнадцатый век. Тем временем, Фелисата Иподистовна расстелила на кровати ковёр и ахнула от удивления. На ковре мы увидели бесконечное поле, на котором, будто живые, красовались ромашки и васильки, а над ними яркая радуга и под радугой порхающие друг против друга белая голубка и сизый голубь.
- А я ведь и не знала до сей поры, Федорушка, что ты у нас такая мастерица! Ковёр-то словно живой, даже медовыми травами пахнуло.
Федора стояла, от смущения опустив глаза.
- Скольким людям она радости принесла своим рукоделием! Тут у нас в каждом доме на хуторе её ковры, рукотёры, рушники, скатерти. Все старики и старушки носят её, с вышивками, блузки и рубахи. К нам даже с телевизора люди приезжали! Целый день нас фотографировали и какую-то штуковину на нас наставляли. Сказали, «смотрите в новостях культуры».
«У нас, - говорим, - телевейзеров-то нетути!» «Бесовинко, ох, шибко возрадуется!» – сокрушалась Минадора Агапитовна. Она у нас шибкая постница, живёт по-старинному, у неё молиться собираемся. Ничего в магазине покупает, окромя муки и соли.
От пензии чисто-начисто отказалась, электричество низашто не дала в дом проводить: «На кой-де его мне? Надо когда – свечку зажгу!» Вот такая она у нас богомольная, и нас за собой подтягивает…
Федорушка-то у неё первая помощница. Хоть и обеим ужо за девяносто, а ни к кому не корятся. Сами в огороде управляются и коровку держат. Её слово для хуторян – закон! Крепка духом! В прошлом годе из города охотники к нам на вертолёте прилетали. Целый день по лесу с собаками ходили, кабанов да лося убили.
Один-от из них и говорит нам: «Красивые у вас тут места, и реки чистые, хочу у вас на хуторе дом построить. Как вы, люди добрые, на это посмотрите?» Тут потихоньку к нашему дому все хуторские подошли, и образовался сам собой сход. Нас человек двадцать на хуторе-то, не боле, знашто? Пожалуй, так!
- Верно, верно, Фелисатушка, глаголишь! – вставил Мартьян Федулович.
- Так вот, молчание у нас сделалось… Не знаем, что и сказать… Вроде, человек культурный, и на вид серьёзный… «Дорогу вам асфальтовую от тракта на свои деньги сделаю, фельшарский пункт, магазин…».
Тут Минадора Агапитовна, перекрестившись, истово молитву прошептала и говорит ему: «Спасибо, мил человек! Хоть десять домов строй, усадьбы у нас хорошие, унавоженные, и колорадского жука нет, и клещей пчелиных, Бог миловал.
Мы – люди сирые, убогие, живём в страхе, стараемся блюсти то, что наши родители блюли. Табак у нас мужики не потребляют, мясной пищи мы не едим, хмель (упаси, Господи!) уж годков, знашто, с десяток духу не слыхать бесовского…
Кто у нас пил, так запились: кто пьяный на машине разбился, кто блевотиной своей захлебнулся… Терпели мы это беззаконие и также вот на сходе порешили: как наши отцы и деды, не пущать людей к нам пиющих и курящих, - от этого все беды во все времена. Ежель, мил человек, сможешь блюсти всё, что тебе сказала, начинай строиться хоть чичас! Чем можем, даже поможем.» «Ну, бывает, по праздникам, да когда на дни рождения приглашают, курить, так сигарет пяток в день выкурю… работа нервная!»
«Простите нас, грешных, - сказала, вздохнув глубоко, Минадора, - ничем помочь не можем! Когда направитесь – милости просим!» С той поры больше не прилетали. Господь, видно, бережёт нас от мирских напастей! Не приведи, Господи, кто из наших стариков запьёт… не приведи, Господи! – закончила Фелисата Иподистовна.
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение рассказа и новые истории 👌
Спасибо за ваши лайки, репосты и комментарии 💖