Глава 30
Они прилетели рано утром. Поймали такси и поехали домой. Дина очень боялась, что в квартире осталось хоть что-то, напоминающее о Косте, но на первый взгляд, никаких вещей не было видно. Макс ни о чем ее не расспрашивал, но все равно Дине было неловко, как будто он мог заметить его присутствие. Он зашел в спальню и мельком взглянул на постель. У Дины загорелись щеки, она вспомнила, что тут происходило между ней и Костей незадолго до их отъезда. Понимала, что это глупо, она ничем Максу не обязана, но чувство неловкости не оставляло. Пока он был в душе, она быстро перестелила постель. Под подушкой оказались очки Кости. В них он читал перед сном. В ящике тумбочки нашлись его витамины. Она сама их когда-то ему купила. Кинулась к шкафу, еще не хватало его нижнее белье обнаружить, но внутри были лишь ее вещи.
Злилась на себя, нервничала: Макс ведь знает о ее прошлом, знает, что она все еще замужем за Костей, так чего дергаться и скрывать улики, будто она изменила? Не хотела себе сознаваться, что боится. Боится сделать опять что-то не так, спровоцировать, а потом расхлебывать последствия. Другая бы пользовалась ситуацией. Ведь, в конце концов, это Макс ее предал и изменил, это он должен бояться ее потерять. Парадоксально, но… он как раз-таки ничего не боится и его ничего не тревожит. Словно он уверен на тысячу процентов, Дина никогда никуда не денется.
Она села на кровать, сил совсем не было. Вспомнила, как на пляже у океана она увидела в скалах птицу с подбитым крылом. Чайка клекотала, гортанно вскрикивала и билась на камнях в безуспешной попытке взлететь. В конце концов, она сползла в воду и поплыла. Сломанное крыло волочилось рядом. Над ней кружили здоровые собратья. Они то поднимались, то резко опускались, почти касаясь ее лапами. Отдохнув на воде, птица снова и снова пыталась взлететь, но только теряла силы. Она была обречена. Вот так себя чувствовала Дина. Покалеченной птицей, которая не может взлететь. И никто ей не поможет.
С тоской Дина думала, что надо бы позвонить родителям. Каждому по отдельности. Она ведь так и не знает, чем закончились страдания матери. Та ей перезванивала, но Дина писала сообщения, что занята. Скорее всего, они даже не в курсе ее побега в Москву. Отдалились окончательно, стали друг другу чужими. Дыра в душе, которую можно было заполнить Максом и ребенком, почему-то не закрывалась. Жизнь виляла, петляла, выходила на ровную, без ям дорогу, и снова делала кульбит. Теперь, когда, кажется, учтены все ошибки, появилась возможность создать что-то важное и ценное. Но в основе лежат личные трагедии. Так себе фундамент. Будет ли на нем держаться вся конструкция?
Ее жизнь с Максом представлялась ей многоточием. Никогда нет завершающего аккорда. Если и ставится жирная точка, то со временем неизбежно трансформируется в череду ей подобных. Постоянные зигзаги, взлеты и падения, пик наверху или пропасть внизу. И только подумаешь, что так невозможно, и нужно укрыться в тихой гавани, как снова случается срыв, и покой становится не нужен.
Дина вздохнула: обратного пути нет. Нужно принять, что ее жизнь с Максом не будет спокойной. Остается только, как можно лучше подготовиться и быть всегда начеку. Чтобы он не застал ее врасплох.
И все стало как-то налаживаться. Уехав из Москвы, Макс, как будто оставил все плохое там. Это была лучшая версия Макса, с которой Дина пока еще не встречалась. Он никуда не исчезал, не зависал бесцельно в телефоне или интернете, много работал и с горящими глазами обсуждал новые идеи. О разводе больше не сказал ни слова. О беременности Дины тоже словно забыл. Будто узнал о простуде, от которой она благополучно вылечилась и теперь можно жить по-прежнему.
Дина не хотела насильно навязывать эту тему. Ей казалось, что так она покушается на память о Маше. Решила, что Макс изменится, когда уже будет хорошо виден живот. А сейчас она и сама иной раз не могла представить, как сильно может измениться их жизнь к осени. Оставалось верить, что изменится она к лучшему. Иногда закрадывались сомнения: не видит ли она ребенка спасательным кругом, который должен вытянуть их обоих? Когда-то ее мать родила для того, чтобы «отец остепенился и стал ценить семью». Ничего у нее не вышло. Не остепенился и уж тем более, не изменил своих привычек. Не занимается ли теперь она этим же суррогатом? Вопросов в голове возникало много, но обсудить их было не с кем. Дина закрылась. Вползла, как Костина улитка, в домик и замерла там на неопределенное время. Наблюдала.
Дни тянулись медленно. Дина много спала, смотрела, как работает Макс, иногда ловила его быстрый взгляд и улыбку. Открывала в телефоне картинки: разглядывала, как должен поменяться маленький инопланетянин внутри нее. Гадала, кто это – мальчик или девочка? Лезли в голову гадкие тревожные мысли. Пугали страшилки в интернете. И Дина не выдержала:
– Макс, а когда вы узнали, что у Маши… что у нее с сердцем не в порядке?
Взгляд Макса уперся в живот. Дина ждала ответа.
– Зачем тебе это? С ним все будет хорошо… Не накручивай себя. И не читай больше свой дурацкий интернет!
– Ты же понимаешь, как это важно?
Макс тяжело и длинно выдохнул:
– Дина, прекрати! Ты сходишь с ума. Извини, мне нужно закончить…
Он отвернулся, и Дина физически ощутила его недовольство и раздражение. В такие моменты его холодность воспринималась, как опасность для ее жизни. Наверное, она для него, как жвачка, приклеилась намертво, не отлепить. Но бороться с собой Дина устала, а потому покорно приняла для себя мысль: с Максом тревожно, но без него еще хуже.
– Когда ты уже слезешь с дохлой лошади, Дина? - презрительно дернул губой отец.
Под дохлой лошадью он, естественно, подразумевал Макса. Дина разозлилась. Она сама попросила отца о встрече. Хотела расспросить о матери, а заодно рассказать и о переменах в своей жизни. Не скрывала, думала похвастаться, утереть отцу нос – доказать, что его прогнозы относительно Макса не сбылись. Он с ней, он бросил карьеру и переехал, а еще скоро… Впрочем, о беременности после слов отца говорить уже не хотелось.
А дома ждал Макс. Стоял у окна, сложив руки на груди, сверлил встревоженным взглядом. На столе лежала выписка из больницы.
– Что это? – дернул подбородком.
Дина пожала плечами.
– Ничего. Практически несчастный случай…
– Ты ненормальная! А если бы… все получилось… Сначала ты, потом Машка… Ты вообще, думала, что ты творишь? Ты о ком-нибудь думаешь? Или тебя интересуют только собственные чувства? Ах, меня обидели, ах, меня ранили, ах, мне недодали! Я, я, я… А что с другими происходит, тебе плевать!
Дина почувствовала, как в голове взрывается огненный шар ярости. Дыхание перехватило, но она все же с присвистом прошипела:
– Это я думаю только о себе?! Ты, Соболев, уверен, что имеешь право так говорить?! Это ты кувыркался в койке с дизайнершей, это ты то появляешься, то исчезаешь! Ты бесцеремонно лезешь мне в душу сапогами, когда тебе угодно! Становится скучно или плохо, и тут же: Диночка, спаси! А потом снова не нужна! Тебе и сейчас уже становится скучно! Что, не так?!
Она видела, как сузились и потемнели его глаза. Дернувшись, он выскочил из комнаты, хлопнула входная дверь. Дина не выдержала и разрыдалась. Сказалось все: напряжение, гормоны, одиночество при живых людях вокруг…
Макс вернулся поздно. Дина уже устала прислушиваться к шагам на лестнице. От него слегка пахло алкоголем. Она тихо и с облегчением выдохнула. Она уже настолько измучилась от того, что не сдержалась и наговорила ему всякого, что почти отравилась чувством вины. После его ухода проплакалась, умылась холодной водой, напилась чая с мятой и стала думать о ребенке. И тут ей представилось страшное – что маленького инопланетянина больше нет. Вдруг ему совершенно не понравилось находиться с ней, и он решил, как и Макс, от нее сбежать? Просто улетел обратно в ту галактику, откуда прибыл, и оставил после себя лишь оболочку. А следом обрушилась вина. Макс пережил самое ужасное, что может быть в жизни, обратился к ней за помощью, а она? Попрекнула… А он ведь прав, носится она со своими чувствами, пытается избавиться от ощущения сосущей дыры в сердце и требует, чтобы все жили в унисон с нею.
– Дин, мне кажется, ты с ума сходишь дома, - примирительно сказал на следующий день Макс. – Займись чем-нибудь… Хватит, сидеть рядом. Я никуда не денусь. Уже,- усмехнулся он.
Дина слушала молча. Разумом понимала, что он прав, но с паникой справиться не могла. В его словах ей слышалось только желание от нее избавиться. Она ему опять мешает.
– Ну, есть же там курсы для беременных… Что еще? Может, в свой журнал сходишь, напишешь что-нибудь для них. Можно же не на весь день, на полставки или вообще внештатно.
Макс попытался заглянуть ей в лицо:
– Понимаешь, мне ведь тоже надо побыть иногда одному. И тебе надо. Не можем же мы круглосуточно быть вместе. Как сиамские близнецы… Я так не привык.
Дина попыталась улыбнуться:
– Я поняла. Да, ты прав… Я что-нибудь придумаю для себя.
Макс, расслабившись, рассмеялся и притянул ее к себе. Она тихо замерла в его объятиях, млея от родного запаха.
Очень боялась, что рано или поздно они столкнутся с Костей. Не хотела, чтобы он видел ее с Максом, и уж тем более, когда станет заметна беременность. Подумала даже продать квартиру и переехать в другой район, но чуть не заплакала от этой мысли, расставаться с бабушкиным домом невыносимо. Прикипела всей душой. Нигде ей не было так хорошо, как здесь. Если бы бабушка была жива, возможно, именно она смогла бы дать дельный совет – а пока приходилось жить наощупь.
Кралась осторожно весна. Ступала босыми ногами в лужи, по-хозяйски осматривалась. Макс все больше мрачнел, много курил, вяло переругивался с кем-то по телефону. В один из вечеров подошел, крепко обнял, задышал в шею.
– Динка… послушай…
Она уже знала, что он скажет. Видела, чувствовала кожей.
– Нам нужно вернуться. Там больше возможностей… Это была ошибка приехать сюда. Ты и сама это видишь…
Дина не шевельнулась.
– Понимаешь, нужно быть в ними… в обойме. Иначе не воспринимают. Кто уехал, не справился, тот слабак… Я гнию здесь заживо… Здесь болото. Я честно попытался, но…
– Попытался… - разлепила губы Дина. – Ты называешь попыткой свой снобизм, с которым ты отказался от работы в местной газете? Или то, как ты уперся и не стал ничего менять в интервью с губернатором? Или то, что мы все еще живем на деньги моего мужа? Это все твои попытки? Ты хоть какую-то малость мог для меня сделать, Соболев?
Его руки разжались и повисли вдоль тела. За спиной у Дины выросла ледяная стена. Макс исчез в своей пещере. Привалил к входу камень и закрылся.
– Я никуда не поеду. Мой дом здесь. А ты делай, что хочешь. Я больше так не могу…
Чтобы не видеть его трусливого побега, собралась и уехала к матери. А когда через три дня вернулась, Макса в квартире не было. Дина заорала и со всей силы стукнула кулаком по столу. Боли не почувствовала. Тогда она схватила прозрачную вазу и саданула ею об пол. «Никогда! Больше никогда! Никогда!» - схватившись за голову, она раскачивалась из стороны в сторону. Замерла и посмотрела на осколки. Опустилась на колени и принялась их осторожно перебирать. Пальцы сжалась в кулак, Дина зажмурилась и прерывисто выдохнула. На пол медленно упали несколько капель крови.