Глава 84
Вячеслав
Проводив очередного клиента и пожелав ему всего доброго, Малинин отвлёкся на телефонный звонок.
– Здравствуйте, вас беспокоят из больницы имени Лёвушкиной, – прозвучал равнодушный голос.
– Да, слушаю, – напрягся Вячеслав.
– Больничные счета до сих пор не оплачены. Операция стоит около двух миллионов рублей. И эта сумма будет только расти, вы же понимаете?
– Конечно, я скоро оплачу, – расстроенно сказал мужчина. Новость о том, что ему придётся заплатить такую неподъёмную сумму, прозвучала, как выстрел в голову. А ведь тот доктор, Алексей Петрович Макаров, убеждал, что фонд Соцстрахования и клиника возьмут все расходы на себя. И ведь это только одному Дане пока операцию сделали, впереди ещё Паша, и у обоих мальчиков длительный курс реабилитации!
– Вы слышите? – прозвучал требовательный голос.
– Да…
– Как будете в больнице, зайдите ко мне.
– Конечно, зайду.
Малинин убрал телефон и глубоко вздохнул. Что ему теперь делать, он не имел ни малейшего представления. Ведь даже квартиру продать не может – у него двое несовершеннолетних, им надо где-то жить, сделку не разрешат без гарантий, что мальчики не останутся бездомными. Такой закон, и для ребятишек это хорошо, только вот… Где же взять эти деньги?!
***
Катерина
Я в отделении лучевой терапии, смотрю на мониторы вместе с Жильцовым. Паша Малинин проходит курс лечения, мы наблюдаем за его состоянием.
Заходит Полина.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю её не слишком любезно.
– Он же брат Дани, так что меня он отчасти интересует.
– Проныра, – бросаю негромко.
– Всё правильно, доктор должен быть любознательным, – вставляет Жильцов свои пять копеек в пользу Озеровой.
– Тихо там, – приказываю ему. – Обязательно нужно было это говорить? Тормоз.
– Доктор Жильцов всегда говорит прямо в лоб, – произносит Полина.
– А вы, доктор Озерова, из числа тех, кто идёт по головам, – замечает ей Дима, и мне очень приятно такое слышать в её адрес.
Полина достаёт телефон. Краем глаза вижу, что это сообщение от Милосердова: «Съёмочная группа приехала».
***
Полина
Отправляюсь в ординаторскую. Меня приветствует Милосердов. Вижу за столом четырёх человек, рядом с ними видеокамеры и другое оборудование. Антон знакомит меня с их главным:
– Это продюсер ток-шоу.
– Здравствуйте, я Аким Мартов.
– Я пойду, – шепчет ординатор. – Парфёнов меня просто в могилу сведёт.
– Держись, – отвечаю ему, и рыжий быстро уходит. – Как всё будет проходить? – спрашиваю съёмочную группу.
Продюсер мне рассказывает. Внимательно слушаю, поскольку давать интервью раньше не приходилось. Это впервые в жизни, волнуюсь.
***
Алексей Петрович
Когда захожу в кабинет Артамонова, он с кем-то общается по телефону:
– Сенсор допамина для ГСМ поможет снизить нагрузку на мозг во время операции пациентов с тремором рук. Да. Я обсужу всё в деталях с доктором Макаровым и перезвоню. До свидания.
– Компания «Медитек» согласилась проинвестировать, – радостно сообщает Олег Павлович. – В обмен на инвестиции они хотят патент и процент прибыли.
– Мы согласны. Сколько они готовы инвестировать? – спрашиваю коллегу.
– 60 миллионов рублей, – светится Артамонов.
– Замечательно. Использую это, чтобы остановить проект главврача и получить преимущество на совещании.
Олег Павлович показывает мне большой палец:
– Отлично!
Потом сидим, некоторое время пьём кофе и обсуждаем детали. Затем возвращаюсь к себе в кабинет. Курьер доставил коробку. Раскрываю её неспешно, поскольку знаю, что внутри. Там – личные вещи отца. Вот мы вместе стоим на улице и улыбаемся. Здесь я ещё школьник, мечтательно смотрю куда-то.
От воспоминаний отрывает медсестра. Её зовут Лидия Скворцова, и она ухаживала за моим отцом после операции.
– Да? Заходите. Присаживайтесь, – закрываю коробку и ставлю на подоконник. – Я хотел вас спросить, но... надеялся, что вы сами расскажете.
– Простите. Просто я не могла. Чувствую себя такой виноватой. Если бы я осталась в палате, ваш отец мог бы остаться в живых, – говорит Лидия.
– Вы правы. Если бы мы обнаружили его раньше, то смогли бы спасти.
– Простите.
– Почему вы в тот день так долго отсутствовали? – спрашиваю медсестру.
– Пришёл Кирилл Максимович Новосельцев и приказал выйти, чтобы они могли поговорить. Потом позвонила главная медсестра.
– Главврач тоже заходил?
– Да.
Это наводит меня на определённые размышления. Но получить ответы я смогу только у главы клана Новосельцевых. К нему и отправляюсь после того, как отпускаю Скворцову. К ней у меня претензий нет, она хороший профессионал. Медсестра во втором поколении – её мама, Катерина, работает в клинике имени Вяземского, под началом доктора Эллины Родионовной Печерской, о которой говорят так много хорошего.
– О чём хотел поговорить? – спрашивает Кирилл Максимович.
– Я узнал, что вы были последними, кто виделся с отцом.
– Да? – пожимает он плечами.
– Вы не заметили никаких симптомов перед тем, как он потерял сознание?
– Если бы заметил, оставил бы я его одного?
– Когда мы с ним ужинали в тот день, всё было нормально. Я бы хотел знать, может что-то произошло после вашего разговора?
– Да мы особо-то не говорили. Нам с твоим отцом для общения слова были не нужны.
– Медсестра Скворцова сказала, что вы попросили её уйти, чтобы поговорить наедине. Вы отпустили её ради светской беседы? – задаю новый вопрос.
Лицо Новосельцева слегка напрягается:
– На что ты намекаешь?
– Я знаю, что между вами были противоречия насчёт того, как управлять больницей.
– И что?
– Я просто хочу убедиться, что отец упокоился с миром. Это всё, на что я надеюсь. Учитывая, что меня там не было. Если это не так, то вряд ли я смогу простить того, кто в этом виноват.
– Понимаешь, мы всегда с ним спорили, – примирительным тоном произносит Кирилл Максимович. – И в тот раз было так же.
Больше из Новосельцева мне ничего выудить так и не удаётся. Старая школа. Настоящий кремень. На провокации не ведётся, да я не особо и старался, зная, что бесполезно. Они с отцом в 90-х через такое прошли, что даже пытаться запугать Кирилла Максимовича – бесполезное занятие.
***
Полина
От работы меня отвлекает звонок человека, которого слышать не хочу. И зачем только дала ему свой номер телефона? А, хотя какая разница? Узнал бы всё равно. Я так много раз отказывала ему в общении, что теперь решаюсь на разговор.
– Да.
– Я шёл из магазина и решил заглянуть.
– Зачем ты так поступаешь?
– Я принёс кое-что, – говорит он.
Встречаемся через пять минут в парке. Отец достаёт из бумажного пакета конверт. Встаёт со скамейки и протягивает его мне:
– Думаю, ты бы хотела, чтобы она была у тебя. Это последняя копия.
Беру конверт. Разворачиваю. Достаю. Фотография 10 на 15. На ней – моя мамочка.
– Тогда твоя мама была на втором курсе университета, где-то спустя полгода после нашей первой встречи, – рассказывает отец. – Но мой комплекс неполноценности всё разрушил. Хоть эти слова и не растопят твоё сердце…
– Тебя так волнует, что я не проявляю душевного тепла? – спрашиваю его. – Если бы я не стала врачом, ты бы так же мило себя вёл, как сейчас? Захотел бы всё исправить?
– Ты считаешь, что я ужасный человек. Но это не так. Подумай об этом. Отрицай сколько хочешь, дочь, но мы похожи.
Мне хочется ему возразить, но зачем?
– Я принёс суп, – и показывает на пакет. Тот самый, фирменный, из «Ужин у бабушки». Молча оставляет его на скамейке и уходит.
Я же, грустная и расстроенная, иду к единственному человеку, который может меня здесь поддержать.
– Да. Привет, – отвечает Алёша, когда захожу к нему в кабинет.
– В прошлый раз я тебя подвезла. Сегодня твоя очередь.
– С удовольствием! – смотрит на знакомый пакет. – А что там?
– Отец заходил. Угощайся, – ставлю еду на стол. – Еда-то тут при чём? Ты же тоже хочешь. Твой отец и еда – это два абсолютно разных вопроса.
– Я не могу их разделить.
– Ладно, тогда я всё съем. Пойдём? – Алёша берёт пакет.
– Займёмся домашней работой по пути? – спрашиваю.
– Звучит заманчиво.
– Но есть правило.
Вскоре садимся в машину Макарова и едем в указанное мной место. Это кафе, где я договорилась встретиться с Борисенко. Вижу, как он заходит внутрь.
– Подожди здесь, – говорю Алёше.
– Ты не хочешь пойти вместе?
– Не хочу, чтобы он видел мой козырь. Я сделаю, что смогу. И если ничего не выйдет, тогда зайдёшь ты.
– Принято, понял, я тебя прикрою.
Проходит пять минут, и вот я уже сижу напротив Борисенко. Он делает несколько глотков кофе, явно тянет время. Потом откидывается на спинку стула:
– Чего вы добиваетесь? Вы дали мне свой номер, но не сказали, кто вы. Должно быть, вам стало стыдно?
– Мне совсем не стыдно. Просто я не уверена, что могу говорить с вами откровенно.
– Я видел вас в больнице. Я не всматривался, но это точно были вы.
– Почему вам вдруг стало интересно, кто я такая?
– Просто мне кажется, что шансов договориться с вами у меня больше, нежели с доктором Макаровым.
– Я младшая врач нашей больницы.
– Значит вы в штате, – усмехается Борисенко. – И решили так поступить с коллегой?
– Да, с коллегой.
– Как мило и просто. В больнице, где я раньше работал, моей жене сделали некачественное кесарево. Она мучилась несколько месяцев. Но я замял это дело. Я же врач. Ошибки возможны.
– Я не обязана разделять ваши взгляды на работу врача. Просто расскажите мне, что случилось в тот день в операционной. И я решу, что делать дальше, – настаиваю на своём.
– Да ничего особенного не случилось. Когда мы вскрыли операционное поле, Виктор Кириллович сказал: «Опухоль больше, чем я думал». Он сделал всё, что мог. Такова правда. Медсестры не принесли кровь в операционную. К тому же рядом шла ещё одна операция…
– В то время проходила только операция моей бабушки, – перебиваю собеседника.
– Откуда вы узнали? – удивляется он.
– Значит, я права. Я сблефовала, – прищуриваю глаза. – Что ж, меня обнадёживает, что я смогла хоть что-то узнать об операции. В следующий раз давайте узнаем ещё что-нибудь.
Борисенко недовольно мотает головой. Понимаю: я его достала. Но так будет до тех пор, пока он честно всё не расскажет.
***
Катерина
– Паша, как ты себя чувствуешь? – спрашиваю мальчика, приходя вечером его проведать. Ответить не успевает – бедняжку тошнит в лоток.
– Паша умрёт? – грустно спрашивает сидящий на соседней койке Даня.
– Нет, он поправится.
– Как он? – интересуется Жильцов, входя в палату.
– Рвота и слабость не прошли, – докладываю.
– Дай взглянуть. Давай-ка посмотрим, Паша. Покажешь врачу глазик? Возьми меня за палец. Крепко сожми. Умничка. Помнишь, что ты носил на голове?
Мальчик кивает.
– Его могут носить только смелые и крутые дети. А ты у нас просто невероятно крутой. Справляешься?
– Да, – слабо отвечает мальчик.
– Умничка. Тогда ложись. Хорошенько выспись. Поставь ему капельницу с витаминами. Пусть хотя бы так получает питательные элементы, – говорит мне.
– Ясно.
Теперь обращаюсь к Дане:
– Где твой папа?
– Он ушёл зарабатывать деньги.
– Не испугаетесь, если мы вас оставим?
– Мы всегда одни, так что это нормально. Папа придёт попозже, – отвечает грустный Даня. У него самого-то голова забинтована и напоминает яйцо, а ещё видеть, как неважно чувствует себя братик напротив. Представляю себе его состояние.
– Ладно, ложись. Я принесу ещё одеяло, – укладываю Пашу. Замечаем с Димой, что мальчик после лучевой терапии больше не смеётся, как делал это раньше.
– Деньги важны, но как можно бросить детей одних? Даже без сиделки, – задаюсь вопросом, когда выходим из палаты.
– Только что я понял, почему ты меня не привлекаешь, – вдруг говорит Дима. – Понял, почему подсознательно тебя отталкиваю. Когда ты спросила Даню о том, где его отец, у меня сердце оборвалось.
– Почему?
– В детстве я больше всего боялся вопроса о том, куда ушла мама.
– А это здесь при чём?
– В ком эти дети нуждаются больше всего? – задаёт Дима вопрос и сам же отвечает. – В отце. Он им нужен больше, чем тебе. Поэтому меня тянет девушкам с душевными ранами. Они знают, что такое боль. И умеют быть чуткими.
Жильцов смотрит на меня разочарованно и добавляет:
– Идём.
Шагаю следом. Мне надо об сказанном подумать.