Найти в Дзене
Записки Германа

МОЙ БРАТ, МОЯ СЕСТРА: русско-немецкий роман (часть 144)

ИСТОРИЯ САШИ Забили куранты. Заулюлюкал телефон. Девчонка в восторге завизжала: куранты означали, что сейчас запоёт любимая группа. Она вскочила с дивана перед телевизором, чтобы повторять за парнями их незамысловатый танец и ещё более незамысловатую песню, которую мама называла набором первобытных звуков. – Сашка, подойди к телефону! – крикнула мать из кухни. – Лондон, гудбай, Лондон, прощай, я здесь чужой... У телефона, действительно, был настолько нежный звонок, что тягаться с включённым телевизором он мог с трудом, особенно если ещё одним источником звука становился зычный голос человека с абсолютным отсутствием музыкального слуха. – Сашка! Да что же это такое... Думала, родила шалопая, а тут пять шалопаев в одном флаконе с косичками, бог ты мой... Мать убавила громкость и протянула ей трубку. Девчонка знала этот взгляд. Значит, опять звонил он – тот, кого Саша стыдилась с начальной школы, когда, наконец, повзрослевшим мозгом смогла оценить ситуацию. «Почему мой отец – немец? Я хоч

ИСТОРИЯ САШИ

Забили куранты. Заулюлюкал телефон.

Девчонка в восторге завизжала: куранты означали, что сейчас запоёт любимая группа. Она вскочила с дивана перед телевизором, чтобы повторять за парнями их незамысловатый танец и ещё более незамысловатую песню, которую мама называла набором первобытных звуков.

– Сашка, подойди к телефону! – крикнула мать из кухни.

– Лондон, гудбай, Лондон, прощай, я здесь чужой...

У телефона, действительно, был настолько нежный звонок, что тягаться с включённым телевизором он мог с трудом, особенно если ещё одним источником звука становился зычный голос человека с абсолютным отсутствием музыкального слуха.

– Сашка! Да что же это такое... Думала, родила шалопая, а тут пять шалопаев в одном флаконе с косичками, бог ты мой...

Мать убавила громкость и протянула ей трубку. Девчонка знала этот взгляд. Значит, опять звонил он – тот, кого Саша стыдилась с начальной школы, когда, наконец, повзрослевшим мозгом смогла оценить ситуацию. «Почему мой отец – немец? Я хочу русского отца! Я патриот, между прочим, с какой стати я должна чувствовать себя какой-то предательницей?» – говорила она матери. Кроме того, как можно считать отцом того, кого ни разу в жизни не видела? Кто не приложил ни одного усилия, чтобы повидать родную дочь? Тоже мне папаша.

Предчувствуя неприятный разговор, Сашка скрестила на груди руки, чтобы показать: смотри, мне в любом случае нечем взять. Наташа больно стукнула её по спине, и дочь сурово выдернула у неё трубку и поднесла к уху.

– Да? – деловито выдохнула.

Приятный голос разозлил:

– Дочка, мне будет приятно, если ты приедешь.

Картавое «р» и дикий акцент взбесили. Раз в месяц Сашка была вынуждена терпеть пытку общения с ним. Эти немцы только и способны на то, чтобы коверкать красивые русские звуки.

– Не называй меня дочкой, – отрезала Сашка.

– Хорошо, – голос ответил не сразу и теперь был очень глухим.

– И никогда так не называй! – давила девчонка.

– Ты очумела?

Герхардт услышал, как Наташа её ударила, и скорей проговорил:

– Хорошо, Саша, я понял.

Девчонка всучила трубку матери:

– Иначе не поеду!

И ушла.

***

Как только почудился этот злой и волшебный воздух свободы в начале девяностых, Наташа стала пытаться получить загран. Пал Советский Союз. Пала Берлинская стена. На девяносто девятом году жизни умерла Мария Луиза Бройт – умалишённая мать Герхардта. Казалось бы, хватайте билет – и летите друг к другу!

Но Герхардту по-прежнему отказывали в том, чтобы он ходил по русской земле. Двадцать лет прошло, государства сменились, да и сами любовники постарели, а запрет так никто и не снял. В том числе для Наташи.

Разрушение Берлинской стены.
Разрушение Берлинской стены.

***

Она стояла у окна и горько плакала, а на неё смотрел прекрасный весенний день. Там, за окном, вовсю цвели каштаны и сияла ласковыми изумрудными оттенками юная трава. Там наверняка пели птички, обалдевшие от резвого паровоза весны.

Я поначалу ходил на её концерты, но потом запретил себе роскошь видеть её, потому что это рвало меня безжалостными зубами и разбрасывало мою тоску по ней в разные стороны, а потом душили-добивали воспоминания – наши сто дней, прожитых вместе.

Я не видел Наташу почти сорок лет, но сейчас, хотя она прятала лицо в ладонях, давя слёзы, и хотя стояла ко мне спиной, – я сразу узнал её.

– Здравствуй, – сказал я. – Давно не виделись.

Она затихла, потому что узнала мой голос. Она никогда не плакала при мне, я впервые видел её лицо таким раскрасневшимся.

Она – самая гордая женщина из тех, которые встречались в моей жизни. Наташа не собиралась выпячивать свою слабость, поэтому поглядывала на меня вполоборота, чтобы я не мог увидеть целиком её лицо, сейчас такое непрезентабельное.

– Да, Боря, очень давно, – ответила она.

Её голос остался молодым.

– Какими судьбами в нашем консульстве?

Она выпрямилась. Терять было нечего.

– Да вот, пыталась пробить поездку к своей первой любви в Берлин.

Дерзкая девушка. Это у неё не отнять. Не успел Союз развалиться, она пулей к нам, полагая в вечной наивности, что границы настежь открыты.

– Сейчас не так просто выручить загран, – начал было я. – Хотя при должной репутации, особенно если ты певица с мировым именем, это несложно.

Она молчала. Я понял:

– Ты что-то натворила?

Она с прежней дерзостью глянула на меня:

– Борис Иванович, вам ли не знать! Вы же сами всё рассказали маленькому мальчику.

Наташа снова посмотрела в окно, тут же забыв обо мне, изо всех сил пытаясь убаюкать своё отчаяние:

– Ничего, ничего. Мы же виделись когда-то. И достаточно. Вполне достаточно. Ничего, ничего.

– Мам! Ну где ты? Я тебя по всем этажам ищу, – к нам приближалась высокая блондинка лет двадцати, на редкость красивая, хотя и не была копией матери. – Один дядька чуть вниз обратно меня не отправил. Тут все такие злые.

– Ты, как всегда, права, – мать, и сейчас не уступающая ей в красоте, попыталась улыбнуться.

– Вот именно, ма, я всегда права. Ты, что, ревела? Опять не вышло, что ли?

– Ничего, ничего. Вот, зато встретила старого знакомого, Бориса Ивановича.

– Здрасьте.

А дочка тоже дерзкая штучка. Она взяла мать под руку, чтобы вывести из этого бюрократического ада, в чём она точно была уверена и что, возможно, являлось истиной.

– Постойте, – задержал я их. – Наташа, раз у тебя что-то не то случилось в Германии, ты ведь можешь сказать Эрвину, и поехать не в Германию, а в любую другую страну. И в этой стране вы с тем немцем спокойно увидитесь. В конце концов, тот немец может сам сюда приехать. Им даже проще. Эрвин поможет.

– Отличная идея. И как это я раньше не догадалась.

Они пошли восвояси, а я, наверное, исключительно по профессиональной привычке навострил уши.

– Ма, а разве твой знакомый не в курсе, что Эрвин умер?

– Он не про того.

– А он, что, не знает, что тот, другой, нас ненавидит?

– Эрвин – твой брат. Не думай о нём плохо. Никого он не ненавидит.

– Зато я его вот как ненавижу! Этот брат даже не знает, кто я. А вообще, хорошо, что тебя не выпускают. Потому что папаше тоже на нас плевать! И мне сто лет не нужен отец немец, вот ещё. Зачем к нему ехать? Звонков вполне себе хватит.

-3

Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!

Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/Zlx9DTKsDW5y3-dz?share_to=link

А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link