В квартире пованивало.
Леся поморщилась, захлопнула за собой входную дверь, и, разуваясь, пожалела, что не оставила открытым окно. Весна выдалась холодной, а на кухне аквариум. Побоялась, что замерзнет единственный обитатель зеленого подводного дворца — синий в зеленых разводах петушок Кузя.
Скинув куртку и, не глядя, закинув ее на вешалку, Леся привычно потянула руку и щелкнула несколько раз выключателем. Свет моргнул, и тут же в комнате послышалась возня. Леся вздохнула и присела на корточки. Ритуал утомлял, но, если его не соблюсти, будет только хуже.
Раздался цокот когтей. Леся улыбнулась и похлопала в ладоши. Совсем тихо, лишь обозначая жест. Громко хлопать, как и говорить, было бесполезно — Шмыга уже года три как окончательно оглохла.
Шла она тяжело и медленно. Тоже совершенно молча. Когда-то Шмыга была той еще скулёжницей — и щенком, и молодой девчонкой, и даже взрослой почтенной дамой. Леся всегда думала, что она просто такая шумная. По природе. Вот только, оглохнув, Шмыга скулить перестала. Тогда Лесе стало грустно. Получается, она не просто скулила, выражая эмоции — она с ней разговаривала. И, наверное, до сих пор не возьмет в толк, почему ей вдруг перестали отвечать.
Секунда шла за секундой, а Шмыга все никак не могла дойти. Ее хвост — единственное, что все еще работало так же, как раньше. Как и в юности, он радостно бился из стороны в сторону, хлестал по мохнатым, когда-то лоснящимся, а теперь облезлым бокам.
Завоняло еще сильнее. Так пахла старость у собак, и Леся старалась не обращать внимания на запах.
— Ну привет, — все-таки прошептала она, когда Шмыга наконец-то дошла. Погладила неприятно жирноватую шерсть, почесала безвольно обвисшие уши.
Шмыга улыбалась и виляла хвостом. Она не знала, что хозяйке противно к ней прикасаться.
Вообще-то она была чистой, Леся регулярно ее мыла — так часто, как рекомендовали врачи. Но почему-то шерсть все равно была липкой, тусклой. А пахла не она. Пахла сама Шмыга — что-то плохое глубоко у нее внутри. Что-то, что в ее возрасте врачи даже не пытались уже искать и лечить.
— А Зарка где? — спросила Леся и выглянула в коридор. — Зарку где потеряла?
Вопреки известному выражению “Как кошка с собакой”, Шмыга и Зара были не разлей вода. Шмыге был один месяц, когда Леся принесла четырехмесячную Зару домой. Зара тогда чувствовала себя большой и сильной, охотясь на неуклюжего щенка, но прошло буквально несколько недель, и они сравнялись. А потом Шмыга выросла, став высотой с табурет, но Зара этого будто не заметила. Они все так же играли, спали вместе, ели из одной миски.
И состарились они тоже вместе.
Шмыге должно было исполниться шестнадцать лет в следующем месяце. Заре — уже исполнилось в начале весны. Кошки старели обычно легче, чем собаки, но не Зара. Глядя на нее, Леся все чаще вспоминала Стивена Кинга.
— Кладбище вы мое, — говорила она своим старушкам, — домашних животных.
Шмыга и Зара не обижались. А Шмыга и вовсе ее не слышала.
Дальше была прогулка. Долгая и утомительная. Раньше они тоже были долгими, но совсем другими. Пятнадцать с лишним лет они со Шмыгой ходили в лес, на озера, ездили за город. Шмыга умела все: запрыгивать в багажник, лодку и на сиденье квадроцикла, бежать рядом с велосипедом, роликами и даже лошадью. Она была молодцом почти до пятнадцати лет, а в последний год вдруг резко сдала. Теперь они ходили медленно и недалеко. Ездили только на лифте и долго-долго брели от подъезда до пешеходного перехода, чтобы дойти до хоть какой-то лужайки.
Леся уставала от таких прогулок куда больше, чем от пары часов утренней пробежки к дальним прудам. Шмыга это, наверное, понимала. Она была умной собакой — настолько, что, когда стала глохнуть, Леся очень долго этого не замечала. До тех самых пор, пока она не перестала приходить на зов к миске с едой. Тогда Леся научила ее приходить, когда моргает свет.
Вернувшись с прогулки, Леся не без труда занесла Шмыгу в ванну. Раньше она прыгала туда сама — научившись делать это безо всяких команд еще щенком, она все шестнадцать лет прямой наводкой шла к ванне сразу от дверей и запрыгивала в нее, терпеливо дожидаясь, пока Леся переоденется в домашнее и придет ее помыть.
А Леся все шестнадцать лет ни разу не набирала ванну для себя — брезговала после собаки, одного-то раза не хватит, чтобы хорошо отмыть, надо несколько. А когда ж несколько, если дважды в день гуляли, а то и трижды?.. И ради чего — один раз набрать и десять минут побултыхаться? Дольше не получится: от горячей воды с непривычки поднималось давление, а в холодной плескаться — какая радость…
Она как раз закончила мыть лапы, когда раздался звонок в дверь.
Леся нахмурилась. Она вроде никого не ждала.
Погрозив Шмыге указательным пальцем — молчаливая команда “стой, жди!” — Леся вытерла руки о специальное собачье полотенце и пошла к двери.
— Кто там? — спросила, приподнимаясь на цыпочках и заглядывая в глазок.
— Здравствуйте, курьер! — у двери стоял мужчина с синим пакетом известной доставки в руках.
Леся не помнила, чтобы делала заказ. Но вообще-то она часто пользовалась этим сервисом. Это ведь так удобно — любую вещь, любой продукт приносили на дом, какие-то через день-другой, а какие-то — едва ли не в течение часа. Может, и правда заказала и забыла? Леся могла. В последнее время голова вообще шла кругом — на работе аврал, у дочери сынок родился, и Шмыга вот еще… Гулять, кормить, давать лекарство — все теперь нужно было делать строго по часам, желудок и мочевой не терпели больше сдвигов графика.
Помедлив немного, Леся открыла дверь.
— Добрый… — начала она, но тут за ручку резко дернули сначала вперед, а потом назад. Дверь ударила Лесю, вышибая из нее дух, отбрасывая внутрь квартиры.
Она вскрикнула, уже понимая, что происходит, попыталась по-быстрому схватиться за ручку снова, но мужчина уже проскочил через дверь и захлопнул ее за собой.
Леся все-таки закричала, понимая: не поможет. Будний день, еще даже не вечер. Неплохая звукоизоляция. И соседи — равнодушные, привыкшие ко всему.
“Надо кричать: “Пожар!”, — вспомнила Леся. Но звук застрял в горле, когда в руках незнакомца блеснул нож.
Нож…. У нее они тоже были. Прямо за спиной, на кухне. Но неужели она будет с ним драться? Боже, что же делать…
В ванной раздался нервный скрежет когтей об эмаль. А потом тяжелый влажный шлепок. Все это Леся слышала краем уха — незнакомец молча надвигался на нее, и нужно было уже что-то делать: все-таки заорать, побежать за ножом. А может, в окно выпрыгнуть? Всего-то третий этаж, не должна разбиться.
Шмыга вышла из ванной аккурат перед молчаливым нападавшим.
Мокрая, жалкая. На дрожащих от слабости лапах.
Слабости или… ярости?
Грозное рычание было таким же свирепым, как когда-то в молодости. А вот гавкала Шмыга, как все глухие собаки: одновременно звонко и как-то глухо, на несколько тонов выше, чем когда слышала, и скорее произнося звук “Тяв”, чем солидное полноценное “Гав”.
— Ах ты сучка… — выдохнул нападавший свои первые за все это время слова. — Убери собаку, живо!
В его голосе Леся расслышала страх.
— Взять его, Шмыга! — наконец-то сумела заорать она и смело шагнула вперед. Похлопала собаку по спине — чтобы знала, что она все делает правильно, чувствовала поддержку, коль не может ее слышать.
Рычание стало еще громче, увереннее. Шмыга тяжело подпрыгнула передними лапами, щелкнула зубами. Когда-то ее учили защищать хозяйку — всего несколько занятий, но она явно помнила, что нужно было делать. А что зубов почти и нет — так это грабителю или, может, насильнику — невдомек.
Он убежал. Трусливо, словно кот, которых Шмыга никогда не трогала, но которые неизменно ее боялись.
Трясущимися руками Леся захлопнула дверь и провернула барашек замка — один оборот, два, три… Третьего оборота на самом деле не было предусмотрено конструкцией, но Леся все пыталась, пыталась его сделать, а потом прислонилась к двери спиной, сползла на пол и разрыдалась. Шмыга подковыляла к ней, с трудом опустилась рядом — не села, сидеть ей было трудно, — легла. Положила голову на колени, заглянула в глаза.
Леся гладила ее по морде, прерываясь, только чтобы утереть льющиеся по щекам слезы.
А потом пришла Зара. Она все проспала и теперь просто радовалась, обнаружив Лесю в коридоре. Терлась всклокоченными боками то о ее ноги, то о бока Шмыги.
— Кладбище мое… — прошептала Леся, беря кошку на руки.
Та замурлыкала и потянулась лапой к ее щеке — как делала всегда, с самого детства. Ее когда-то симпатичная, а теперь страшненькая мордочка выражала полное блаженство.
Нужно было вставать. Звонить в полицию, мужу, дочери. Последнюю — предупредить, чтобы ни за что и никому не открывала чертову дверь. Впихнуть Шмыге нелюбимое лекарство. Но Леся дала себе пять минут — прийти в себя и поблагодарить свою защитницу.
И Бога — за то, что она еще может это сделать. Шестнадцать лет — это так много для собаки. И так мало для любящего верного сердца.
Автор: Марк Качим
КОНЕЦ