***
Вернулся Сергей, как всегда, поздно. Он открыл входную дверь.
Стена прихожей была усыпана золотыми бликами, которые падали из дверного проема. Парень, почему-то на цыпочках, прошел прихожую и заглянул в кухню. В центре стола лежал желтый алмаз. Его грани отражали свет луны, наполняя комнату сиянием. Сергей прошел мимо и больше не заходил в кухню. Он лег в постель, пытаясь понять, что же ему сделать, чтобы избавиться от наваждения.
Яркое солнце нежно ласкало кожу, робко выглядывая в просветы листвы. Сергей шел по звенящему жизнью лесу. Птички мило щебетали, рассказывая о том, как прекрасен мир. Впереди, вприпрыжку, шагала девушка, по тропинке, едва заметной в высокой траве. Черный рюкзак подпрыгивал вместе с ней, слепя глаза солнечными яркими бликами, которые падали на листву и лицо Сергея, отраженные от граней стекляруса, из которых были вышиты черепа на рюкзаке. Девушка мурлыкала знакомую мелодию.
- Каждый день ты приходишь домой, когда темно.
Каждый день долго едешь в метро, когда темно.
Ее нежно-зеленые волосы двигались влево-вправо, влево-вправо, в такт шагам. Сергей понял, что видел ее раньше. Он быстро пошел следом. Ее черные кеды были заляпаны засохшей грязью.
- Она живет в центре всех городов, - подпевала девушка.
И ты хочешь быть рядом,
Но надо ехать домой, уже темно.
Сергей побежал, что есть силы, но девушка была все так же далеко.
- Проснись, это любовь, - громко запела она
- Смотри, это любовь,
- Проснись, это любовь…
Сергей проснулся. Вышел на кухню. Камня не было на столе. Он открыл ящик, в который спрятал его вчера. Алмаз лежал в самом углу, тускло переливаясь гранями.
Потом Сергей взял флешку со снимками, которые успел сделать перед тем, как разбить камеру, и вставил в ноутбук. С экрана на него посмотрела девушка из сна.
Парень быстро оделся, сунул в карман камень и сбежал по лестнице вниз. Занимался рассвет. Часы показывали пять утра. Сергей прыгнул в седло Черного дрозда и рванул в сторону Владимира. Он знал, кто такая Маша Фадеева.
***
Борис Константинович теперь ходил на работу каждый день. В свои выходные он приходил с женой, проведать Машу.
Девушку перевели в хирургическое отделение через три дня. Она быстро шла на поправку и ее физическое здоровье не беспокоило Бориса Константиновича.
Но, через неделю, Маша перестала есть и сильно загрустила.
Мила, жена Бориса, напекла пирогов с малиной и принесла девушке. Оказалось, Маша не любит сладкого. Мила научилась готовить суши.
- Пусть хоть с рисом рыбу ест, - говорила она мужу, - совсем девочка исхудала.
Еще через неделю Маша стала выходить во двор больницы. Она сидела на облезлой скамейке в голубом, в цветочек, сарафане, который Мила притащила из дома, и отрешенно смотрела перед собой.
Память к девушке не вернулась. Родные не нашлись.
- Ты по Сергею скучаешь? – спросила Машу однажды женщина.
- А вы откуда знаете? – удивилась девушка.
- Мне Боря рассказал, он волнуется за тебя.
- Чего волнуется? Я же уже почти здорова.
- Ты грустишь, это плохо.
Маша заплакала, сжавшись в комочек.
- Я знаю, что он не приедет, что он не жених мне, только зачем он передал, что любит? – девушка с надеждой посмотрела на Людмилу, надеясь, что взрослая женщина знает ответ.
- Может, Машенька, он думал, что так вернее приедет к тебе, давай подождем!
- Не приедет, тетя Мила! Он даже не знает, какую рыбу я люблю, он не мой жених.
Мила погладила девушку по голове и решила, что пора ее домой забирать. О чем и сообщила Борису Константиновичу через пять минут.
- Мила, а мы всех пришибленных домой будем забирать, или через одного?
- Поживем – увидим, - ответила женщина.
Через два дня Маша поселилась в комнате сына Милы и Бориса, который давно жил в Москве.
- Тут не шикарно, конечно, - оправдывалась женщина, - но кровать удобная, солнышко с утра в окно смотрит.
- А дальше что? – спросила Маша.
- Поживем – увидим, - хором ответили супруги.
Через неделю девушка научилась жарить гуся, а потом она нашла в комоде акварельные краски. Маша схватила их и побежала во двор, к Людмиле, которая пропалывала заросшие бурьяном розы.
- Тетя Мила, что это?
- Как что, краски.
На следующий день Маша и Мила отправились на рынок. Они купили альбом, потом еще один альбом, и еще два альбома. Много кисточек и краски. Все, какие имелись. Людмила была рада, тому, что у Маши появились желания.
С этого дня жизнь девушки изменилась. Она вставала на рассвете, выходила на лужайку перед домом, и рисовала. Рисовала долго. Потом прибегала, счастливая, на кухню, съедала кашу, или яичницу, или печенье, все, что готовила женщина, и снова убегала рисовать.
Через месяц волосы Маши чуть отросли. Они золотым шариком обрамляли слегка загоревшее лицо девушки, которое густо покрыли веснушки. Маша менялась. Ее нос вызывающе вздернулся кверху, а губы, пухлые вначале, стали тоньше. Линия рта капризно искривилась, придавая надменности утонченному лицу.
Мила не замечала изменений, так как видела Машу практически постоянно, а Борис Константинович увидел, однажды, когда они завтракали оладьями с клубничным вареньем, наблюдая за Машей в окно.
- Люда, - начал он, - а тебе не кажется, что Маша изменилась?
- Конечно, кажется, - радостно ответила женщина, - она веселая теперь, поправились, и волосы вон какие растут, рыжие, кудрявые. Огонь девка!
- Мила, у нее черты лица изменились и веснушки везде, а раньше не было!
- Ну и хорошо, Борь, - женщина очень полюбила Машу, - пусть будет в веснушках, лишь бы счастливая!
***
К восьми часам Сергей добрался до Владимира. Черный дрозд нес его по знакомым улицам города, сильно изменившимся за прошедшие полтора месяца. Асфальтированную поверхность дорог покрывали темные трещины, почему-то незамеченные в прошлый раз. Дома смотрели сквозь поблекшие стекла окон пыльно и устало. Даже дворники стали другими. Иностранцы вяло двигали метелки, едва отрывая их от земли. Деревья постарели, сменив сочный темно-малахитовый наряд на грязно-зеленый. Листва была покрыта коричневыми пятнами, дырами и надрывами. Казалось, что ржавчина вышла наружу, напоминая, что время на исходе. Сергей свернул на улицу Горького. Из ворот больницы вышла женщина. Она устало шагала по тротуару, придерживая на груди пушистую серую кофту, которую ветер пытался сорвать с нее. Было очень свежо.
- Светлана Юрьевна, - окликнул ее Сергей.
Он припарковал мотоцикл и поспешил за ней следом. Женщина обернулась. Тень досады и грусти мелькнула на ее лице.
- Светлана Юрьевна, доброе утро. – Сергеев догнал женщину и забежал чуть вперед, преграждая дорогу, думая, что она не узнала его.
Светлана Юрьевна обошла Сергея, устремив грустный взгляд мимо, и продолжила идти, так же тяжело шагая по тротуару.
- Вы что, не узнали меня? – Сергей догнал фельдшера и зашагал рядом, пытаясь попасть в такт ее медленному шагу. Каблуки Светланы Юрьевны цокали по неровному асфальту, рождая эхо в подворотнях, мимо которых шли парень и женщина.
- Узнала.
- А чего молчите? – удивился Сергеев.
- А что мне, по-твоему, нужно делать? – спросила она его, и наконец, остановилась.
- Не знаю.
- Вот и я не знаю.
- Я по делу, Светлана Юрьевна, я к Маше. Просто вас увидел и решил поздороваться.
- Молодец, - ответила женщина и зашагала дальше.
Сергей остановился. Он решил не докучать Светлане.
- Не хочет говорить и не надо, - думал парень, возвращаясь к мотоциклу.
- Слышь, жених! – крикнула женщина ему вслед, - а где ты ее найдешь? Ты чего же, думаешь Маша теперь пожизненно в больнице будет сидеть?
- А ее там нет? – Сергей побежал вдогонку женщине, которая опять медленно зашагала по тротуару.
- Остановитесь, пожалуйста, Светлана Юрьевна, - парень снова догнал ее и теперь семенил рядом, - что я плохого-то сделал?
- А что хорошего?
- Что-то случилось, Светлана Юрьевна?
- У нас – нет, а у тебя видимо случилось, раз сюда приехал.
Девушка в пяти метрах от них распахнула двери кофейни. Сергей подхватил Светлану Юрьевну под локоть, увлекая в затхлую темноту только что открывшегося заведения.
- Давайте я вас кофе угощу, вы после смены, устали.
Женщина улыбнулась.
- Я не хочу кофе, милок, - она убрала руку Сергея, - я спать хочу, смена была трудной.
- Давайте я вас подвезу до дома.
- Мне далеко.
- Поехали, Светлана Юрьевна.
Женщина задумалась, потом улыбнулась загадочно, и согласилась.
Через двадцать минут они оказались у небольшого деревянного дома, огороженного новеньким штакетником. В палисаднике жарко цвели георгины. Заросли малины клонили колючие веточки, на которых алели ягоды.
- Милочка, доброе утро, - крикнула Светлана Юрьевна.
Из высоких кустов выбралась загорелая женщина в кепке, майке и шортах, камуфляжная расцветка которых, делали ее совершенно незаметной в зарослях кустарника.
- Доброе, - ответила она.
- А я тебе привезла кое-кого, - сказала Светлана Юрьевна так, будто Сергея не было рядом.
- Да ты что! – женщина поставила кастрюльку с малиной на землю, и поспешила к калитке.
- Заходите, Светочка, заходите. Я как раз малины нарвала, будем завтракать. У меня творог домашний.
Людмила распахнула калитку и широко улыбнулась.
- Мила, я устала, с дежурства. Вот, покорми гостя домашним творогом. У них в Москве нет такого.
- А вы, значит, Сергей? – Людмила внимательно рассматривала парня, стараясь понять, подходит ли он ее девочке. Высокий, взгляд прямой, подбородок широкий…
- Я побежала, Мил, дальше сами, - Светлана Юрьевна сняла шлепанцы и пошла босиком вдоль забора, по высокой желтеющей траве.
- Подождите, Светлана Юрьевна, - крикнул ей вслед ничего не понимающий Сергей.
- А зачем тебе Света, - спросила его женщина в камуфляже, - ты же к Маше приехал. Пойдем, только обувь сними на пороге, не то Боря тебя выгонит.
Она пошла по двору, густо заросшему спорышом, подхватив кастрюльку с малиной, к деревянному дому, выкрашенному бледно-голубой краской. Женщина распахнула дверь, сняла вьетнамки, и шагнула в узкую длинную прихожую, золотистые деревянные стены которой были густо увешаны сохнущими травами.
- Проходи, - обратилась она к Сергею, - будем чай пить.
- А вы кто? – Сергей разулся на улице и вошел вслед за женщиной.
- Я Людмила, жена Бориса. – она прошла на кухню и поставила чайник.
- Проходи, ну что же ты? – Людмила выглянула в прихожую.
Сергей рассматривал рисунок, затерявшийся между пучками чабреца и таволги.
- Нравится? – женщина подошла к Сергею, - в комнате уже вешать некуда, а прятать такую красоту жаль. Пойдем, я еще покажу.
Людмила прошла в соседнюю комнату, стены которой были сплошь увешаны рисунками. Ветерок раздувал узорчатую занавеску, оживляя диковинными тенями изображения на них. Широкая кровать, стоящая в углу, была застелена цветастым покрывалом. Круглые деревянные балки делили высокий оштукатуренный потолок на три белых прямоугольника. Подоконник небольшого окна был густо заставлен папоротником и геранью. На письменном столе цвела фиалка. Ее большие розовые цветы склонялись над махровыми темно-зелеными листьями. Над столом, сидя на золотом драконе, летела девушка. Она была нарисована на листе ватмана, кнопками пришпиленного к деревянной стене. Ее глаза были прозрачнее зимнего неба. Пухлые чернично-черные, губы плотно сжаты. Упрямая складка залегла между бровей. Пряди нежно-зеленых, развевающихся на ветру волос, расцветали на концах фиолетовыми цветами. Зеленовласая фея плотно обхватила ногами шею дракона, широко раскрытая пасть которого обнажала длинные тонкие клыки.
Хлопнула входная дверь.
- Мила, у нас гости? – спросил Борис Константинович.
Женщина вздрогнула и вышла в прихожую.
- Ты только не нервничай, - услышал Сергей тревожный шепот Людмилы. В комнату заглянул Борис Константинович. На нем были спортивные трусы и мятая белая майка.
- Боря! - испуганно воскликнула Людмила, когда увидела выражение лица мужа.
- А ну, вон из моего дома, пока я тебе не навалял! – сказал доктор Сергею страшным голосом.
- Боря!
- Считаю до трех! – громко проговорил Борис Константинович.
- А что тут у вас происходит? - Маша заглянула в комнату и выронила краски.
Четвертое небо.
***
- Боже, где я? Ничего не помню.
Зоэ открыла глаза. Белый свет заполнил пространство. Сияние, невозможно яркое, поглотило и проникло внутрь девушки, сквозь глазницы. Зоэ опустила веки, опасаясь, что растворится в таком интенсивном свечении. Темнота, густая и вязкая наполнила ее…
- Значит, ты опасаешься, что Он слишком увлекся новой игрой? – в голове Зои прозвучал вопрос, который задал низкий мужской голос.
- Тсс… пожалуйста, потише, - ответил другой, очень молодой и мелодичный баритон.
- Эй! Кто-нибудь слышит меня? Где я? – громко закричала Зоэ. Удивительно, но голос девушки, звонкий и высокий, как ля первой октавы, тоже прозвучал лишь в ее голове. Она не чувствовала рук, ног, лица, языка. Зоэ открыла глаза. Белый свет наполнил ее, как пустой сосуд. Девушка зажмурила несуществующие веки. Снова тьма, чернее чем самое безлунное и печальное небо.
- Почему потише? – продолжил первый голос, - Он всегда чуток к иному мнению. Во всяком случае, раньше это было так.
- На прошлом собрании, - негромко заговорил баритон, - Ангел, кажется, он работал с одаренными, внес предложение по реорганизации отдела передержки. Ты знаешь, чем все закончилось?
- Нет, - ответил низкий голос.
- Его отправили в отдел статистики, и рекомендовали не увлекаться распитием веселящего эфира. Теперь он, вместо интересной и творческой работы дизайнера субличности, занимается бумажками в архиве.
- Если я не ошибаюсь, - ответил первый, - то этот парень еще тот выпивоха. В его случае, сменить обстановку и вернуться к реальным вещам – самое оно!
- Эй! Вы, там! Вы слышите меня? Где я? Помогите! – мысленно закричала Зоэ, громко, как только смогла.
- Что это за писк? Слышишь? - спросил баритон у собеседника.
- Да. Может комар залетел, - ответил низкий голос.
- Какой комар, Гавриил! – воскликнул баритон.
- Ты прав, путешествие по Уралу и тамошнее комариное воинство измучили меня. До сих пор не оставляют. А может присосался кто-то и пролетел незамеченным?
- Друг мой! – громко и с пафосом заговорил баритон. – Сюда, в отдел передержки, даже черту со связями не пробраться, а ты рискуешь предположить наличие насекомого там, где нет места ничему, кроме неисчерпаемого света!
- Помогите! Кто-нибудь! – что есть мочи закричала Зоэ.
- Писк из отдела домашних животных, - с любопытством продолжил молодой. - Гавриил, ты, наверное, иди один на турнир, я попробую найти источник этого странного звука.
- Оставь! Пара сотен лет ничего не изменят. Те, кто попали сюда, обрели вечность, а следующий турнир по гольфу состоится только через год. Сегодня судить будет Сам!
- Иди, дружище, мне все равно надо покопаться в архиве. Придумай что-нибудь в мое оправдание.
- Эй, вы, не бросайте меня, пожалуйста, - закричала Зоэ. Перспектива ждать двести лет не слишком обрадовала девушку.
Мелодичный баритон, обладатель которого заинтересовался странными звуками в отделе домашних животных, принадлежал созданию молодому, не утратившему душевного огня а,оттого, не взирая на чин и место службы, пылкому, ищущему приключений и склонному к авантюрам.Юношу нарекли Сахакиэлем, хранителем четвертого неба. Это имя, как нельзя лучше, подходило к его золотым кудрям и ярким зеленым глазам. Он имел те пропорции лица, которые свойственны лишь юным. На его мягком и округлом подбородке золотился легкий пушек, щеки, румяные, с ямочками, были именно такими, какими их изображают люди на своих полотнах, когда пытаются создать образ Ангела. Вот уже пятьсот лет Сахакиэль служил тут, в отделе передержки. Центральном офисе Середины мира, куда его назначил Демиург, за выдающиеся заслуги перед человечеством. Какие, Сахакиэль не помнил. Творец избавил его от страданий и воспоминаний о них, сохранив страстную натуру юноши.
- Эй, комарик, пискни еще разок, - громко сказал Сахакиэль, как только Гавриил покинул отдел.
- Я здесь! – закричала Зоэ. Она попыталась подпрыгнуть и не смогла. Святящаяся бесконечность вокруг оказалась иллюзией. Свет шел от девушки, от ее мыслей, от того, что когда-тобыло ее сознанием. Нечто невидимое удерживало Зоэ, лишая возможности сдвинуться с места.
- Ага, - радостно воскликнул Сахакиэль, - млекопитающие! Оказывается, ты не комар, а что-то покрупнее!
Юноша двинулся вдоль длинной белоснежной стены, окончание которой терялось вдали, поглощаемое ярким светом.
Сахакиэль неспешно шел вдоль левой стены центрального хранилища душ. Каждый его шаг менял картинку, всплывающую на прозрачной светящейся панели, которая и была стеной, высвечивая ячейки. В них ждали своего часа те, кто покинул бренный мир. Он прошел мимо крупных домашних животных внимательно глядя на цветовые индикаторы и надписи. Все было спокойно. Везде зеленый цвет, а значит, те кто находится тут, сейчас вне времени и пространства. Они не могли издавать сигналы, которые уловили Сахакиэль и Гавриил.
- Может быть мне показалось? – думал юноша, - разве возможно, чтобы животное воспринимало голоса Ангелов? Я ни разу не слышал о таком.
Сахакиэль прошел мимо слонов, верблюдов, коров, лошадей, овец, коз, свиней, собак.
- Неужели хомячок, - думал он, - это было бы забавно.
Подойдя к кошачьим, юноша увидел его. Сигнал на дальней панели, той, где хранились самые новые поступления, мигал оранжевым. Тот, кто был внутри, находился в сознании!
- Этого не может быть! – воскликнул Сахакиэль, и услышал громкий писк в ответ.
- Я тут, закричала Зоэ, ты уже совсем рядом.
- Я слышу тебя, котик, - ласково проговорил Ангел, - сейчас, подключу переводчик с кошачьего.
Юноша провел рукой слева направо и в воздухе перед ним засветились ярко-голубым цветом надписи. Он нашел нужный раздел и протянул левую руку вперед. На ладони появился фиолетовый шар размером с горошину, который Сахакиэль вставил в левое ухо, отчего вокруг его головы разлилось нежное свечение.
- Здравствуйте, домашнее животное из семейства кошачьих. – как можно более торжественно произнес Сахакиэль, отдавая дань уникальности случившегося события.
- Здравствуй, кто бы ты ни был. Умоляю, выпусти меня отсюда.
- Позвольте узнать вашу кличку, - все так же помпезно продолжил юноша.
- Меня зовут Зоэ. Я не животное. Если бы вы открыли чулан, в котором я сижу, то убедились бы в этом.
- Так-так, это интересно. И кто же вы, по вашему мнению?
- Я не знаю, но уж точно не кошка. Я женщина.
Сахакиэль откинулся навзничь и прилег на диванчик, нежно-розового цвета, который появился из воздуха мгновенно, стоило юноше подумать о нем. Заявление объекта из квадриллион семьсот семьдесят седьмой ячейки требовало осмысления.
- Видите ли, - начал Сахакиэль, - вы не можете быть человеком, хотя бы потому, что общаетесь со мной по-кошачьи. Вы что-то помните?
- Не пугайте меня, пожалуйста! – взмолилась Зоэ, - просто выпустите. Я не хочу умереть в чулане или, не знаю, где я нахожусь. Я ничего не понимаю.
- Что вы помните? – повторил вопрос юноша.
- Я знаю, что я женщина, но я не помню этого. Выпустите меня, умоляю.
- Вы помните свою смерть? – спросил Сахакиэль.
- Нет, а что, я умерла? Я в аду? – ад Зоэ представляла другим.
- Нет, нет, - юноша не хотел пугать объект из квадриллион семьсот семьдесят седьмой ячейки, - вы не в аду, не волнуйтесь пожалуйста! Я обязательно вас выпущу, но ситуация, как бы это сказать, необычная. Мне необходимо посоветоваться, а вам заснуть. Но заснуть вы не можете потому, что… ну в общем, просто, потому что не можете. Если вас не затруднит, вам придется подождать какое-то время моего возвращения.
- А если затруднит? – спросила Зоэ на всякий случай.
- То, все равно, придется подождать. Постарайтесь не нервничать. Хуже уже точно не будет. Вы в отделе передержки. Тут просто ждут.
- Я умерла? – еще раз спросила девушка.
- Мне жаль, но да! Вы умерли. – Сахакиэль очень хотел помочь объекту из ячейки.
- Но теперь будет только лучше, поверьте! Я знаю! Меня зовут Сахакиэль. Я постараюсь как можно быстрее решить ваш вопрос. Попробуйте расслабиться.
- Хотя бы выпустите меня из чулана.
- Вы не в чулане. Вы часть всего. Вам кажется, что вас удерживают взаперти, потому что вы все еще воспринимаете себя, как нечто отдельное от мира. Попробуйте не бояться и не паниковать, вам откроются интересные вещи. Я, с вашего позволения, улетучусь, на время, на непродолжительное время – обещаю, а вы потренируйтесь быть расслабленной. У вас наверняка получится, раз уж получилось услышать меня!
После этого Сахакиэль закрыл глаза и исчез. Зоэ осталась одна.
- Вы тут? – спросила девушка на всякий случай. Ответом ей была тишина. Зоэ широко раскрыла глаза.
- Значит, я умерла. Странно, я ничего не помню.
Девушка попыталась сдвинуться с места – не получилось, она была плотно прикована к невидимому нечто своим несуществующим телом.
- Попробую успокоиться, - подумала Зоэ, - раз уж других вариантов пока нет.
Как ни странно, девушке было комфортно в этом состоянии без себя. Чувство, что это уже не в первый раз, утешало и дарило надежду. Зоэ ощутила, что она не одна. Ей стало тепло. Пространство вокруг слегка задрожало, как горячий летний воздух. Из яркого белого оно стало нежно-зеленым. Свечение было неоднородным и слегка пульсировало, как кровь в висках, пух, пух, пух – чуть более яркие вспышки тут же растворялись в зеленоватом дрожании.
- Это, как лес! – радостно поняла Зоэ. – Кажется, получилось. Я в райском лесу!
Зоэ закрыла глаза. Темноты больше не было, потому что больше не было страха.
- Темнота – это страх, - девушка засмеялась. - Лес – это мой рай.
Она вдохнула в несуществующую себя то, что на земле было воздухом, и ее наполнили родные ароматы. Запах парной земли и грибов, травы и цветов. Зоэ грациозно потянулась, раскинула руки в стороны, и легла на спину, в благоухающее царство леса. Высокая трава скрыла ее, солнечный зайчик прыгнул на зреющую ягоду земляники, которая стыдливо румянилась, подставляя щеки солнышку. Зоэ втянула в себя душистый воздух счастья.
- Я дома. Я дома. Ураа! Я дома.
…..Продолжение следует…..
Начало тут!