В предыдущей "серии" истории, которую рассказывает нам лингвист-переводчик, историк и писатель Зои Лионидас, герцог Бургундский, заключивший договор с Изабеллой Баварской и ставший фактически правителем страны, начал постепенно показывать свое истинное лицо, устав прикрываться овечьей шкуркой. А жертвой его стал "последний мармузет" Жан де Монтагю, закончивший свою жизнь на Монфоконе.
Надо сказать, что предусмотрительный временщик озаботился о том, чтобы конфискованные поместья и доходы казненного были целиком отданы во владение дофина; касательно денег и ценностей Жан Бургундский, что с ним бывало не всегда, скрупулезно держал свое слово: ему важна была только власть над страной, а все остальное можно было употребить на то, чтобы склонить к сотрудничеству тех, кто был совершенно необходим.
Кроме того, не следовало забывать, что наступал новый 1410 год, когда дофину Людовику должно было исполниться 13 лет – возраст совершеннолетия королей. Надо сказать, что даже для Средних веков подобное «совершеннолетие» было несколько ранним, однако, этот закон, который ввел Карл V - дед нашего героя, продолжал оставаться в силе, будучи введен тогда, когда «Мудрый Король» стремительно терял силы и понимал, что его кончина не за горами, и уже потому старался максимально оградить королевство от междоусобиц, неизбежных при регентской власти над малолетним. Надо сказать, что идея «сработала» не в полную силу, т.к. тогдашнему дофину – отцу нашего героя, было тогда 12 лет, и войну между дядями нового монарха, рвавшимися к власти и государственной казне, удалось предотвратить буквально чудом.
Посему, новый монарх – Карл VI, отец нашего героя, также опасаясь, что болезнь уложит его в могилу, прежде чем старший сын достигнет совершеннолетия, своей властью подтвердил этот закон, и сейчас знаменательный момент наступал.
Отныне Людовик освобождался от власти матери, которой мог теперь «подчиняться» чисто формально, и единственным для него приоритетом оставался отец – вплоть до того, как самому дофину следовало, в согласии с естественным ходом времени, принять корону.
Конечно же, тринадцатилетний подросток был еще, чисто по возрасту, не в состоянии принимать государственные решения и управлять страной, даже будучи (формально) регентом при больном отце. Посему, обычай требовал, чтобы к дофину, ради обучения его основам управления государством, и дальнейшего воспитания, был приставлен кто-то из принцев крови – немолодой, умудренный опытом, и способным направить горячего и нетерпеливого юнца на правильный путь.
Королеве было совершенно понятно, что этот пост временщик безусловно предназначает для себя, но все же, она была готова сделать некое усилие, чтобы поставить рядом с Жаном Бургундским хотя бы еще одного человека – близкого короне и ничем не связанного с временщиком. Посему, в декабре 1409 года, королева озаботилась о том, чтобы препроводить старшего сына в Венсенский замок – сильно укрепленный и в достаточной мере безопасный, вслед за чем, как то и полагалось по протоколу, предстала перед королевским советом, где председательствовал король (благо, в нужный момент он в состоянии был воспринимать происходящее).
Объявив, как то и полагалось, что она более «не в состоянии» будет в полной мере озаботиться о будущности сына, Изабо предложила в качестве советников при особе дофина Жана Бургундского и Жана Беррийского, последнего оставшегося в живых из королевских дядей. Впрочем, этот последний наотрез отказался, ссылаясь на свой преклонный возраст, и вслед за тем произнес хвалебную речь в адрес «молодого и могущественного» герцога Бургундского. Однако, если герцог Беррийский желал подобным образом задобрить временщика и обязать его благодарностью – эта затея, как мы скоро увидим, пойдет прахом. Но – обо всем по порядку.
Итак, потерпев неудачу в одном, королеве все же удалось настоять на другом: «товарищем» бургундца в деле воспитания наследника должен был стать ее родной брат – Людовик Баварский, которому отныне следовало поселиться в отеле дофина, и пристально следить за всем происходящим, вмешиваясь по мере необходимости. Подобная опека, в свою очередь, была весьма не по вкусу временщику, и вскорости мы увидим, как он попытается решить эту проблему.
Впрочем, увлекшись вопросом о том, как избавиться от соперника, бургундец совершил серьезную оплошность – и допустил того, что с санкции короля, дофину становилось возможно собственной волей собирать королевский совет в случае, если его отец в очередной раз находился «в отсутствии», причем принятые решения (если речь шла о рутинных вопросах) должны были исполняться немедленно. Если происходило нечто выходящее за обычные рамки, решению следовало дожидаться королевской санкции.
Бургундец был поглощен другой, по его мнению, куда более важной проблемой, и потому благополучно упустил из виду эти постановления – потенциально для него опасные. Куда более Жана Бургундского интересовало то, что как совершеннолетний, дофин имел право наконец-то консуммировать свой брак, на это Жан Бургундский направил свои основные усилия – и, надо сказать, добился своего. Отныне он мог вздохнуть спокойно, хотя бы на несколько лет брак наследника стал юридически полноценным, а после рождения у Людовика и Маргариты первого сына – стал бы и вовсе незыблем. Что касается нашего героя, вряд ли ему прибавило любви к тестю то, что с собственной женой он вынужден был спать по приказу. Впрочем, Людовик Гиеньский к этому времени достаточно выучился держать свои чувства в узде и выжидать нужного момента, для того, чтобы начать действовать.
Не знаю, как вы, дорогие читатели, а я с трудом представляю выдержку человека "уровня "бог" - а как еще назвать поведение человека, который готов спать с женой по приказу?🤔 Но подождем следующую часть и увидим, действительно ли чувства дофина держались в узде... А пока подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное. Те же, кто лишь недавно к нам присоединился, смогут найти начало рассказа (а также другие интересные истории о героях XV века) здесь: