«Режиссер, нагромождая один эпизод на другой, рисуя живописные картины разложения, распада, гниения человеческой плоти и духа, как бы упивается «своей буйной фантазией. Правда, порой в сложном языке фильма чувствуются какие-то аллюзии. Но та тонкая нить, что связывает эти страшные и странные сцены разрушения плоти и духа с современным гниением капиталистического общества, — эта нить рвется» .
Читаем фрагменты старой статьи киноведа В. Баскакова (1921-1999), опубликованной в 1971 году:
«Пьер Паоло Пазолини в первых своих фильмах создал впечатляющую картину римского дна, гнета и произвола, обрушивающихся на простого, «маленького» человека.
Дальнейший путь режиссера был сложен и противоречив — здесь были и взлеты, но были и падения. Но всегда Пазолини декларировал свою антибуржуазность, правда, нередко атаки против буржуазного образа жизни и морали сочетались у него с довольно путаными аллегориями, странными выводами и никогда не сопровождались какой-либо положительной программой.
Последний фильм Пазолини, показанный на кинофестивале в Венеции 1969 пода, носит название «Свинарник». В нем, как и во многих картинах, созданных влиятельными режиссерами Франции и Италии, подвергается рассмотрению суть нынешнего общества и современного человека.
Действие фильма происходит в доме западногерманского магната, который заключает пакт с бывшим нацистским преступником. Таким образом, приметы злободневности налицо. Но когда режиссер развертывает на экране сцены людоедства, ско*оложества, чудовищных человеческих (пороков и извращений, странные и страшные аллегории, то становится (совершенно ясно, что здесь мы имеем дело лишь со словесным декларированием антибуржуазности. По сути своей все здесь почерпнуто из потоков антигуманистического искусства, буржуазный характер которого неоспорим. …
То же «можно оказать и о «Сатириконе» — последнем фильме прославленного Федерико Феллини, режиссера, который в «Сладкой жизни», в «Дороге», в «Ночах Кабирии» и других своих могучих, талантливых фильмах умел создавать правдивую, исполненную страсти и взрывчатой силы картину разложения буржуазного общества, чудовищные противоречия больного и многоликого города.
В фильме «Сатирикон», показанном на том же фестивале в Венеции, тоже как будто бы развернута картина разложения общества. Впрочем, и в дошедших до нас отрывках романа Петрония «Сатирикон» немало впечатляющих сцен из жизни римского государства периода упадка.
Феллини как будто бы воспроизводит внешнюю обстановку загнивающей империи — римские бани, мрачные пиры чревоугодников, странные обряды.
Но режиссер, нагромождая один эпизод на другой, рисуя живописные картины разложения, распада, гниения человеческой плоти и духа, как бы упивается «своей буйной фантазией. Правда, порой в сложном языке фильма чувствуются какие-то аллюзии. Но та тонкая нить, что связывает эти страшные и странные сцены разрушения плоти и духа с современным гниением капиталистического общества, — эта нить рвется. Она почти неуловима, эта нить.
На первый план выходит клочковатая фантастическая одиссея молодого гомо*****уалиста, ищущего опасения от своего недуга, и чудовищные по своей жестокости, поистине апокалипсические картины уродств человеческого бытия.
Здесь, как во многих других современных произведениях западного кино, социальные понятия подменяются биологическими. Гниение, распад, кризис, катаклизмы, сотрясающие мир капитализма, обладающему большим талантом и мощными потенциями художнику представляются как гниение, распад и кризис рода человеческого. Художник, потерявший нить, связывающую его с реальной жизпью и ее социальными противоречиями, пророчествует агонию и гибель всего сущего на земле.
В современных условиях общественной жизни в Европе «капиталистическому кинопромышленнику не так просто заинтересовать зрителя фильмами, где откровенно проповедуются буржуазные идеи.
Требуется порой сложная маскировка, средствами которой служат утонченный псевдопсихологизм, дедраматизация, приемы «антифильма». На большие деньги крупнейших капиталистических фирм сняты фильмы, авторы которых избрали в качестве ведущего творческого принципа дедраматнзацию и дегероизацию искусства. Этот принцип ведет к освобождению от необходимости анализировать жизнь, ее процессы, вскрывать реальные противоречия действительности и стремится увести в мир исследования извечной «порочности» природы человека.
Буржуазный кинематограф втягивает в свою орбиту новые и новые темы, он не хочет отстать от времени, ему важно контролировать все слои зрителей, в том числе и тех, кого интересуют, например, молодежные проблемы.
И здесь пригодился не только Годар с его иронией, с его скепсисом и с его нигилизмом. К нему примкнули и известные режиссеры старшего поколения, которые тоже захотели бы по-своему откликнуться на новые процессы общественной жизни.
Появились первые документальные ленты, запечатлевшие гигантский размах студенческих волнений во Франции и Италии. Можно напомнить, что проблема «сердитых» — правда, это не совсем молодежная и не такая уж ныне злободневная проблема,— давно занимает внимание английских кинематографистов, и в исследовании этой проблемы английское кино достигло немалых успехов.
У западной молодежи, у молодых кинозрителей, как я уже отмечал, за последние поды возрос интерес к проблемам революции и антиимпериалистической борьбы, еще резче проявилась ненависть к буржуазному правопорядку, укрепились симпатии к героям боев с империалистической реакцией.
Не случайно поэтому на ряде международных кинофестивалей были показаны и хорошо приняты молодежной зрительской аудиторией фильмы, созданные независимыми киноорганизациями, посвященные проблемам революционной борьбы, молодежного протеста. Не все из этих картин показывают эту борьбу с социально четких позиций. Но в таких итальянских фильмах, как «Битва за Алжир» Бруно Понтекорво, «Сидящий справа» Валерио Дзурлини и некоторых других передан пафос сражений с силами империализма.
В получившем широкий общественный резонанс американском фильме «Бонни и Клайд» также сделана попытка хотя и непоследовательного, но все-таки анализа тех социальных причин, которые вызывают рост гангстеризма и аморализма среди молодежи. «Молодые люди,— пишет постановщик этого фильма Артур Пенн (предыдущий его фильм «Погоня» тоже содержал в себе критические заряды),— чувствуют, что они исключены из общества».
Но в то же время стремление молодежного зрителя увидеть на экране отражение тех политических событий, в которых играла свою (роль молодежь, студенты, пытаются использовать в своих интересах буржуазные пропагандисты, а в области кино — руководители киномонополий.
Не случайно одна из крупнейших американских киномонаполий поспешила выпустить и шумно разрекламировать фильм о Че Геваре, «пригласив на главную роль .известного актера Омара Шарифа (исполнителя роли доктора Живаго в одноименном фильме). Это ли не спекуляция на чувствах молодежи!
Молодежная тема, повторяю, стала модной, и в связи с этим появились картины о современной молодежи, рассчитанные на самую широкую зрительскую аудиторию. Многие из них сделаны серьезными и честными режиссерами.
Во Франции молодежной темой заинтересовался такой маститый художник, как Марсель Карне, поставив фильм «Молодые волки».
Кто же герои этой ленты? Юноша-хиппи, девушка-художница, втянутая в круговорот парижской богемы, и некий молодой растиньяк-плебей, желающий выбиться в люди и ради этого охотно выполняющий роль сутенера при богатых старухах, или, если надо, партнера-гомо*****алиста при состоятельных покровителях, или, на худой случай, мелкого шантажиста. Этот молодой и в общем преуспевающий юноша привязан, и как будто искренне, к молодой художнице, но и здесь он, при случае, тоже готов урвать последние сто франков.
В чем парадоксальный поворот сюжета? Оказывается, что третий, или, вернее, первый герой фильма — хиппи, которого хватает полиция и бесцеремонно тащит в участок, молодой человек в залатанной рубашке и вытертых вельветовых брюках, — оказывается сыном очень богатых 'родителей. Из роскошного особняка, спустившись по мраморным лестницам, пройдя мимо ливрейных привратников, он отправляется в захудалый кабачок, чтобы выразить свой «протест». Там он с радостью отдает свой смокинг, манишку и «бабочку» молодому карьеристу.
Итак, один стремится любыми способами пробиться из «низов» в особняки с мраморными лестницами и старинной мебелью. А другой готов отряхнуть со своих ног прах буржуазного преуспеяния и уйти на улицу. И между ними мятущаяся девушка, бескорыстное существо, живущее лишь чувствами.
Вся эта история, сделанная профессиональной режиссерской «рукой, как будто бы показывает все атрибуты современной молодежной жизни: здесь есть и ночные кафе, где проводят дни и ночи юноши и девушки, и собрания (хиппи на улицах, и роскошные буржуазные особняки.
Марсель Карне остается и в этом, как и в предыдущих своих картинах, на позициях абстрактного гуманизма, но взгляд художника поверхностен, он не проникает, да и не стремится проникнуть, в глубь явлений.
Его, конечно, совершенно не интересуют социальные проблемы, которые просвечивают за каждым из персонажей его истории.
Не случайно самый «положительный» из всей тройки героев — сын богатых буржуазных родителей. Обаятельный хиппи из добропорядочной зажиточной семьи, молодой волк, рыщущий по джунглям большого города в поисках наживы, по-христиански открытая, любящая, бескорыстная девушка — все эти фигуры в общем условные. Это некие знаки, обозначающие ту или иную прослойку современной молодежи.
Фильм занимателен, в нем четко разработанный мелодраматический сюжет, нет резких поворотов в развитии действия и попыток какого-либо «эпатажа». Перед нами пример того, как самые современные, новомодные проблемы проникают в буржуазную кинопродукцию, рассчитанную на широкий прокат и на различного и по возрасту и по социальному положению зрителя.
По сути дела, это явление, близкое «Дневной красавице». Если там наимоднейшие буржуазные концепции человека рукой большого мастера выплавлены в фильм, призванный слегка шокировать, но все же, безусловно, привлекать зрителя и в то же время не отталкивать от себя критику, в том числе и левую (ведь все приметы модернистского фильма соблюдены), то в фильме «Молодые волки» Марселя Карне также рассматриваются темы, .позаимствованные из арсенала модных молодых режиссеров, но трансформированы они для более массовой зрительской аудитории.
Так сломаны (быть может, пока не фронтально) перегородки, разделяющие фильмы «серьезные» и «кассовые», «коммерческие» и «некоммерческие», «развлекательные» и «экспериментальные» (Баскаков, 1971).
Баскаков В. Сложный мир и его толкователи // Мифы и реальность. Буржуазное кино сегодня. Вып. 2. М.: Искусство, 1971. С. 5-36.