- Ну, не надо, - закрывал лицо Матвей от парня немногим старше себя, мелкого, жилистого, кривозубого, вечно улыбающегося. Он ходил около него важной походкой пингвина, налетал на здорового и сильного гастролёра. Бил руками, коленками в живот, в пах, пытался согнуть Матвея и допрыгнуть до лица. Он напоминал всем маленькую злобную обезьянку, Матвею хотелось размазать его о стену, но он стоял смирно. – Я всё понял, я больше не буду. Я найду деньги, - едва не плакал он, когда попрыгунчик попал ему прямо в глаз кулаком. Матвей согнулся от боли и получил коленкой по лицу.
Пожилой, дряблый мужик, с глазами таксы и брылями на щеках, как у бульдога, просто смотрел на этих двоих: оба не вызывали у него уважения, оба ему противны до тошноты. Он сидел в кресле, посреди большой комнаты, устеленной и обвешанной коврами, иногда просил мелкого не пачкать ковры, не разбивать лицо в кровь Матвею, не доводить до слюней и слёз, но широкоплечий, кудрявый красавчик Матвей уже не раз прослезился перед всеми здесь. Старший презирал обоих — и жертву, и обезьянку около него.
Позади старика стояли двое крепких ребят, плечистых, раскачанных, один весь в наколках, даже шея.
- Ты приехал в наш город с жадными мыслишками в голове. Ты без разрешения зарабатывал, обманывал порядочных людей, отнимал у них последнее. Ты, жалкое ничтожество! Даже не попросил разрешения у старших, у тех, кто давно в этом городе, кто следит за порядком и равновесием в нём.
Матвея отчитывал какой-то мелкий деляга, но обстановка: двое качков за его креслом, третьи сутки в сыром холодном подвале, сделали своё дело. Он напуган до ужаса, напуган, как ребёнок в темноте, боящийся монстров и бабаек, а ведь с ним разговаривал всего лишь главный по попрошайкам, карманникам, напёрсточникам и прочей мелюзге. О нём даже не знали нормальные люди, которые действительно держат баланс между этим миром и их с тонкими особенностями, методами заработка, воздействия на людей и обычным. В нём свои законы, понятия, и такое существо, как Матвей, не сразу попадёт к ним и уж точно не на равных.
- Я найду деньги, - схватившись за живот, прохрипел он.
- Где же ты их найдёшь? Собака, ты подлая. У тебя же, кроме трусов ничего нет и те… - старый рассмеялся в своём кресле, колыхая своей обвисшей кожей.
- Я найду, найду! – скулил Матвей, получая по спине, по лицу, в живот от прыгучего.
- Мы тебе не верим, правда, парни? – повернулся он к своим охранникам сзади. Никто ему не ответил, даже глазом не повёл.
- Такому верить нельзя, босс! – раздался весёленький голосок перед ним.
- А тебя не спрашивают, Шаха, - у старого подёрнулась верхняя губа от отвращения.
- Да я так… я просто хотел… этот шакал…
- Да ты сам…
Шаха обиделся и с яростью накинулся на залётного Матвея, прыгал на нём и вокруг него минуты три, выпуская пар.
- Достаточно, - поднял руку главный.
Шаха, задыхаясь от наслаждения и счастья, что ему есть на ком выплеснуть обиду, остановился, выпил воды из пластиковой бутылки, умылся у дверей.
- Я же просил не пачкать здесь, никогда ты не можешь сделать всё чисто, всегда после тебя убирать надо, - покосился он на Матвея.
- Не надо, - согнувшись, стоя почти на коленях, плача, распаляя ещё больше Шаху, Матвей выставил окровавленную руку вперёд и просил только об одном: чтобы его прекратили бить. – Я найду деньги.
Старый вздохнул, глядя на пятна крови на полу.
- Теперь ковры здесь менять. Не люблю, когда воняет…
- Я найду, я знаю, где можно взять.
- Говори, собака! – подлетел к нему Шаха и острыми локтем дал ему прямо по почке.
- А-а-а-ай! У… меня тесть — дальнобойщик.
Шаха уже был с другой стороны и замахнулся локтем. Старый поднял руку и показал ему, чтобы он убирался.
- Ты готов тестя пустить в расход?
- Он технику возит: Сони, Панасоник, японскую, китайскую, - Матвей сплёвывал кровью на пол. – Он за рейс зарабатывает столько, потом полгода никуда не мотается. Дома сидит. Он всего два-три рейса в год делает. Сейчас в рейсе, я знаю его маршрут, знаю, куда он везёт технику, знаю, сколько ему заплатят.
- Откуда? – разглядывая свои толстые жёлтые ногти, спросил старый.
- Отвечай, падаль! – ударил его Шаха.
Матвей завыл.
- Он рассказывал сам: после хорошего рейса может машину купить, но не хочет. Не хочет часто мотаться, семью очень любит жену, дочек.
- Правильно делает, мудрый человек. На дороге свои законы заработал ты, дай заработать другому и не забывай делиться. А вот тебе всё чуждо.
Матвей молча слушал, оглядываясь на Шаху. Видя его беспомощный взгляд, тот смеялся, чувствуя свою власть над неместным.
- И что ты предлагаешь? – спросил старый.
- Он сейчас в рейсе, должен подъезжать к дому через два-три дня, сдаст товар на склады, получит деньги. Я дам вам адреса, весь его маршрут, я…
Старый хрипло рассмеялся, опять глянул на ребят позади себя, те стояли как неживые, никаких чувств на лице. Он прекратил смеяться: надоели их рожи.
- Так не пойдёт, Мотя, - он встал и подошёл к униженному и избитому, пойманному на их вокзале парню. Двумя пальцами взял его за воротник и хотел поднять голову, но, испачкавшись о его мокрые волосы, вытер руку о Шаху, он всегда рядом, как подстилка для ног или домашние тапочки. – Ты сначала тестя сдал, потом нас сдашь. Тебе доверять нельзя.
- Мамой клянусь, - оживился он и выпрямился. Старый вновь рассмеялся.
- Мама – это святое, но как же она могла вот такое выродить и воспитать? – смотрел не него старик. – Короче, даю тебе Шаху и три дня времени…
- Но, шеф…я с этой собакой не хочу.
- Умолкни, - гавкнул на мелкого главный. – Ты будешь главным.
Шаха просиял и отошёл в сторонку, задрав голову, поглядывал на двоих истуканов.
- Если с ним произойдёт несчастный случай, - шеф показал на свою шестёрку, - с тобой тоже случится несчастье, а может, два, короче, пожалеешь, что на свет народился. Сдохнуть захочешь, никто не даст. Будешь жить и каждый день думать о смерти.
Матвей несколько минут распинался, что никогда не посмеет их обмануть, он очень уважает этих людей, почитает и даже счастлив, что судьба свела его именно с ними. Он говорил много, бессмысленно, стоя перед всеми практически на коленях, он готов и мать, и дочь родную продать, только бы его не били, не мучили. Его оставили сегодня в этом помещении в коврах, без окон. Еду принесли через несколько часов, Матвей есть не стал, боялся отравят.
Выпустили его во двор старого, почти заброшенного дома, неизвестно, в какое время, он уже не ориентировался в сутках. Шаха ждал его один на убитой, чёрной Девятке, с громкой музыкой.
- Садись в машину, - скомандовал он, открывая покосившиеся ворота. Матвей открыл заднюю дверь. – Нет, нет! Садись вперёд, такую падлу нельзя держать за спиной.
Матвей ответил, Шаха чуть поднапрягся: физически он гораздо слабее Матвея, ниже ростом, сейчас он один, группы поддержки нет. Но на место поставил Матюшу, чтобы сразу понял, кто тут главный.
Они ехали весь день, пока не вернулись в родной край Матвея.
- Чё, убогий, отпустить тебя? – ржал над ним Шаха.
- Себя отпусти, - поглядывал он на своё побитое лицо в боковое зеркало.
- Не ссы, красавчик, можем ещё подрихтовать.
- Смотри, как бы я тебя не отрихтовал.
- Только попробуй! Шев с тебя кожу снимет живьём, а потом из неё заставит себе абажур сделать, - заикался от смеха Шаха. Матвей косился на него, как на ядовитое насекомое. – Короче, расклад такой…
И Шаха разложил план действий: им придётся встретить тестя Матвея, проводить куда следует, а потом «снять» с него всё, если понадобиться и машину.
- А с ним? Что с ним?
- Это уж как получится, - пожал плечами Шаха. – Дальнобойщики - народ непредсказуемый, только им известно, что у них в кабинах и головах, и на что они готовы. А ты на всё готов? – ржал Шаха.
- Нет.
- А придётся! Если понадобится и в расход. Тут выбор невелик: или он, или ты.
- А может, ты сам?
- Ну, давай, - насмехался над ним Шаха, - вдруг это босс? – показал он на пронёсшуюся машину по трассе, - или это? – проводил он глазами следующую. – Лесополос у вас в крае много, так что найдут тебя нескоро.
- А тебя?
- И искать не будут, достаточно того, что потеряют, - опять заржал он, показывая свои кривые зубы.
Они свернули в какое-то село, проехали, потом просёлочными дорогами, долго петляли, чтобы выехать на нужный участок федеральной дороги. Заехали на стоянку для дальнобойщиков. Проехали по темноте, чтобы сильно не светиться. Шаха попросил Матвея показать фуру тестя, Матвей указал. Его трясло в машине на стоянке не меньше, чем в том доме.
Они дождались трёх часов ночи. Матвей ещё пытался отказаться, снова плакал, доказывая, что сможет по-другому найти деньги, но Шаха вручил ему перо, заставил выпить пару бутылок коктейлей для смелости, сам взял монтировку, оба надели лыжные шапки на головы, чёрные, чтобы слиться с тягучими предрассветными сумерками. И когда уже начиналась первая возня в ближайших фурах, эти двое подъехали к стоянке с другой стороны и направились к нужной машине, тихо, но уверенно, как две крысы, бесшумно пробирались куда им надо.
Дальше Матвей помнил смутно: алкоголь и панический страх попасться на глаза тестю спутали всё в голове. Действовали быстро, этот придурок Шаха пару раз обратился к подельнику по имени, у Матвея, чуть земля не разверзлась под ногами, когда он увидел в этот момент взгляд тестя: пришлось оглушить его кулаком, слава Богу, дурной силищи в нём хватало, перо не пришлось доставать.
- Эй, Мотя, - шептал ему Шаха, когда они уже собирались уходить, - а если он тебя узнал? Не хочешь наверняка, цык, и всё! - провёл он пальцем по шее. Матвей толкнул его.
Они вернулись к машине с добычей, Матвей не обманул, у тестя нашлись и денежки, и дорогая видеоприставка, видимо, дочери и зятю вёз, но Шахе показалось – денег мало, он разгорячился от лёгкой добычи.
- Ещё две машины в разных местах, пока они дрыхнут, как бараны, их можно вырезать! – расхохотался он.
Матвей дрожал, как липка, бормоча себе под нос: я не пойду, я не пойду. Пошёл. После второй машины осмелел и охмелел окончательно от шальной выручки, на третью машину был готов идти сам, сняв шапку с голыми руками. Шофёры один за другим, точечно начали включать свет в кабинах, послышались первый кашель на стоянке и хлопки дверями.
И эти двое поскорее улизнули.
- Всё равно мало! – кипятился Шаха, желая ещё и для себя подзаработать.
- Было бы больше, если бы после разгрузки, - оглядывался назад Матвей, страшась погони большегрузов. Они выжимали по бетонке максимум из своей колымаги, унося свои шальные головы.
- Ничего, завтра – послезавтра пощипаем другие стоянки. Ты будто всю жизнь родного тестя грабил. Красавчик! И учить не пришлось.
- Заткнись!
Но Шаха ржал истерическим смехом сумасшедшего. Матвею хотелось дать ему вбок, но за себя страшно. Когда получил свой куш, тоже повеселел, и шуточки подельника уже не казались идиотскими. И уже Матвей тащил мелкую шестёрку Шаху на дело, а не он его.
***
- Слышь, Мотя, не боишься, что узнал тебя родич? – спросил его Шаха, ковыряясь мизинцем в зубах, после сытного обеда где-то на окраине старинного городишка.
- Нет, - врал Матвей.
- А ты ничего так, смелый. Нашу тачку надо сжечь.
- А как мы…
- Нас найдут, за это не переживай. Заляжешь на дно или дальше поедем? Шеф нам даст другую тачку. Долг ты почти отдал, в деле побывал, так что не выдашь. Поедем дальше, пока прёт?
- Да, поехали, - ответил, не раздумывая молодой семьянин и облизнул губы.
- Ну вот, а то ревел как тёлка на хате. Приедешь к своим с баблишком, никто и не догадается. Вы хоть отдельно от её родаков живёте?
Матвей помолчал.
- А, ну, тогда рожу кирпичом – я тут ни при чём, - расхохотался Шаха своим противным смехом. – Да не дрейфь, он тебя не сдаст, если узнал. Ты ж свой! Дочку их того… этого, она хоть живенькая? Не бревно? А хорошо ты устроился, и дочку... и тестя... а-ха-ха! – лупил он ладошкой по столу, захлёбываясь слюной от смеха. Подельнику Моте почему-то не смешно.
продолжение _______________
канал с аудиорассказами и подкастами Наталья Кор приглашаю всех ☕📚🎧 там громко, но так же уютно и хорошо.