1893 год
«Ростов-на-Дону. Ростовский мещанин Сакцыперов, по слухам, вносит в городскую управу ходатайство о разрешении ему открыть в Ростове заведение для приготовления из дистиллированной воды искусственного льда».
«Ростов-на-Дону. Вчера на берегу обратил на себя всеобщее внимание один мальчуган 16 лет, одетый в обыкновенную ученическую блузу. Мальчуган этот всходил на некоторые грузившиеся пароходы и, подходя робко к матросам, спрашивал их о том, скоро ли какое-нибудь судно отойдет в Одессу. Узнав, наконец, о скором отплытии в Одессу паровой баржи с зерновым грузом, он немедленно отправился к ней и по дороге вдруг наткнулся на своего отца. Последний тут же на берегу, в присутствии собравшихся любопытных, жестоко отодрал мальчугана за уши и на извозчике отправился с ним домой.
Из расспросов оказалось, что наказанный мальчуган принадлежал к серии расплодившихся в последнее время «робинзонов». Огорченный своими неудачными экзаменами и тяготясь попреками отца, он оставил семье записку с извещением, что он «будет самостоятельным трудом зарабатывать себе пропитание», а потому и уезжает в Америку, и решился выехать из Ростова. Так как находящихся при нем денег не хватило на переезд до Одессы, то он вздумал прибегнуть к довольно оригинальному способу – запрятаться в трюме какого-нибудь отходящего парохода. По словам его отца, задержанный беглец во второй раз уже покушается на путешествие».
«Ростов-на-Дону. Чумаков старых, по роду занятий, напоминают занимающиеся перевозкой, главным образом хлеба, по донским степям фургонщики. Но фургонщики в нравственных чертах мало схожи с их предшественниками, отличавшимися примерной честностью. Фургонщик при случае не задумается обмануть, а то и разорить даже отправителя. Заслушиваемое вчера отделением Таганрогского окружного суда, с участием присяжных заседателей дело Ивана Бордока, 63 года, Степана Стародуба, 63 года, и Алексея Меркулова, 74 года, дает нам возможность ознакомиться с приемами «фургонщины».
Проживающий в Ростове-на-Дону купец Александр Бражников 13 августа прошлого года заявил в полицию, что 30 июня того же года он подрядил неизвестного ему человека, назвавшегося отставным канониром Пантелеймоном Ломакой, доставить в Ростов-на-Дону из селения Средне-Егорлыцкого, Ставрапольской губернии, от брата его Якова Бражникова, партию хлеба, причем дал ему в задаток 40 рублей и проходную бумагу на доставку хлеба. В виде залога назвавшийся Ломакой оставил Бражникову дубликат отставки, выданный на его имя. Так как в последних числах июля ожидавшийся хлеб не был доставлен Ломакой, хотя доставлены уже были партии, отправленные по расчету даже позднее, Александр Бражников, узнав от своего брата, что еще 16-го или 17-го июня, Ломака с какими-то своими товарищами отправился из Среднего Егорлыка, нагрузив на 15 подвод отпущенный ему Яковом Бражниковым хлеб-пшеницу в количестве 168 мешков, весом 782 пуда, на сумму 703 рубля, взяв кроме того 15 штук брезентов на сумму 75 рублей, стоимость же мешков отдельно 70 рублей и 15 рублей в задаток – обратился в полицию за розыском Ломаки. Вскоре по подозрению был задержан и доставлен в Ростов некий субъект, и тут оказалось, что он вовсе не то лицо, которое называлось Ломакой. Задержанный «Ломака» объяснил, что свой дубликат об отставке он передал мещанину Ивану Бордоку в обеспечение долга в 5 рублей 80 копеек, в следствие чего задержан был Иван Бордок, в котором Александр Бражников признал то самое лицо, которое назвалось Пантелеймоном Ломакой. Как при задержании, так и при допросе судебным следователем Иван Бордок сознался в том, что принятый от Якова Бражникова для доставления его брату Александру Бражникову в Ростове хлеб, он, согласившись со своими товарищами «фурщиками»: Степаном Стародубом и Алексеем Меркуловым, не доставили по назначению, а распродали, и деньги, вырученные за него, обратили в свою пользу, то же они сделали с мешками и брезентами. Равным образом Бордок признал себя виновным и в том, что в удостоверении совей личности предъявил оставленный у него в обеспечение долга Пантелеймоном Ломакой дубликат об отставке, назвавшись именем последнего. Допрошенные в качестве обвиняемых Степан Стародуб и Алексей Меркулов также признали себя виновными в присвоении и растрате, по соглашению с Бодоком, принятого для доставления Бражникову хлеба, и вполне подтверждая показания Бордока, добавили, что из них первый продал 4 фуры за 176 рублей. Кому продал хлеб Иван Бордок, следствием не установлено, и он поэтому поводу не дал прямых указаний. При показании допрошенного в качестве свидетеля Якова Бражникова, между прочим, видно, что всем фурщикам, взявшим хлеб для доставки Александру Бражникову, было известно, кому он принадлежит и куда назначается.
Присяжные заседатели признали обвиняемых виновными, но заслуживающими снисхождения».
«Таганрог. 27-го мая, во дворе диакона Кохановского, имел место следующий несчастный случай. По приглашению домовладельца в два часа ночи прибыл ассенизационный обоз Юсекевича для очистки ретирады. Разобрав несколько досок в средине ретирады, рабочие: Биборсов, Молодчин и Бычков, приступили к выкачиванию нечистот ведрами. Когда таким образом были наполнены 6 бочек, то подвели седьмую, но ведра начали набираться неполными, вследствие чего явилась надобность спуститься кому-нибудь в яму, для того чтобы ведра наполнять черпаком. Спущен был Биборсов, и лишь только успели его спустить в яму, как сей час же Биборсов потребовал, чтобы его вытянули обратно. Молодчин вместе с Бычковым стали медленно вытаскивать Биборсова посредством веревки, но от сильного скопления газа, благодаря тому что ляда была наглухо забита окованными железом досками, с Биборсовым, надо полагать, сделалось дурно, и он, почти у отверстия, выпустив из рук веревку, упал на дно выгребной ямы. Молодчин и Бычков немедленно схватили лом, отбили ляду и вытащили Биборсова наружу, но уже без всяких признаков жизни. Покойному было от роду 30 лет, и он происходил из запасных нижних чинов. Говорят, что у Биборсова осталась на родине не малая семья».
«В станице Гундоровской, Области войска Донского, на днях произошло следующее страшное происшествие. 24 мая два сына казака Чернозубова, из которых одному было 14 лет, а другому 17 лет, взяв ружье без ведома отца, отправились на охоту. Проходили они около двух суток и наконец решились возвратиться домой. Опасаясь, впрочем, отцовского гнева за самовольную отлучку, они условились первую ночь по возвращению переночевать в амбаре, в который ссыпался хлеб. На другой день, встревоженный их долгим отсутствием, казак Чернозубов стал расспрашивать о них у своих соседей. Среди последних нашлось несколько человек, которые видели возвратившихся домой охотников, и они сообщили об этом Чернозубову. Однако, произведенные после этого тщательные розыски во дворе пропавших детей решительно ни к чему не привели. Наконец, кто-то вздумал отворить амбар, и несчастный отец, вглядевшись в полумрак, едва устоял на ногах. В амбаре на земле лежали два его сына, сплошь залитые кровью. У обоих были перегрызены горла и изуродованы лица. Младший сын Чернозубова был мертв, старший же обнаруживал некоторые признаки жизни, но спустя 20 минут и он скончался. Предполагают, что оба они сделались жертвами голодных кошек. Горе Чернозубова, потрясенного преждевременной смертью своих детей, не поддается описанию». (Приазовский край 133 от 29.05.1893 г.).
1897 год
«1-й Донской округ. Хутор Чебачинский. В ночь на 7-е мая казак Горбатов (80-детний старик) со своим старшим сыном избили до полусмерти свою сноху – жену младшего сына, пользуясь отсутствием ее мужа. Чисто зверское избиение с серьезным повреждением глаза и ребер несчастной женщины старик Горбатов истолковал, как достойное наказание за какую-то вину снохи. Это наказание производилось на глазах четырех малолетних детей злосчастной жертвы. Вернувшись домой, муж пострадавшей плакал, но и только. Старик – глава семьи; ему принадлежит вся власть; «перечить» ему – значить готовить себе полную погибель. Этот печальный эпизод может служить одной из иллюстраций для тех, кто ратует за недопущение семейных разделов в деревнях. Стремясь к увеличению благосостояния деревенского жителя, господа эти упускают из вида, что недопущение семейных разделов влечет за собой порабощение личности: благосостояние растет в ущерб воле, в ущерб душе человеческой».
«1-й Донской округ. Хутор Комаров. Перед праздником св. Пасхи хуторской атаман разослал приказы хуторским старостам временных поселений юрта Константиновской станицы, чтобы они собрали яиц и масла и прислали ему их для предоставления господину заседателю. Один из этих приказов читался на сходе в поселении Кузюрином. Накануне праздников в Орловском волостном правлении была получена при казенном пакете корзина… Какие дела-бумаги хранила эта корзина – неизвестно, но некоторые из местных жителей ставят получение ее в связь с содержанием более, чем странных приказов.
Было бы желательно, чтобы настоящий факт подвергся расследованию, и чтобы творцы его нашли соответствую оценку своим действиям».
«Донецкий округ. Станица Мигулинская. Пожаром, бывшим здесь 5-го мая, истреблено более 50 дворов. Пожар начался на краю станицы, где загорелась кухня; затем огонь перебросило ветром на соломенную крышу соседнего дома, а через час уже вся улица была объята пламенем. Ветер был сильный и раздувал пламя с необычайной быстротой. Жителями овладела паника; многие, бросив все побежали на луг, нисколько не думая о борьбе со страшной стихией. В настоящее время удручающее впечатление производит громадный черный пустырь, на котором стоят мрачные полуразрушенные печи, высоко подняв вверх трубы. Без отсутствия помощи некоторые из жителей безвозвратно попадут в нищие». (Приазовский край 140 от 29.05.1897 г.).
1898 год
«Станица Гундоровская. Более 10 лет тому назад почетным попечителем нашего двухклассного мужского училища изъявил желание быть некто господин К. При этом тогда же он обязался жертвовать на нужды училища по 25 рублей. Но как оказалось впоследствии, обязательство это было лишь пустым звуком, так как в течение 10-летнего периода времени, вплоть до 1897 года, оно ни разу не осуществилось на деле. Напрасно станичники ожидали все это время, что вот-вот, наконец, попечитель вспомнит о своем обещании и разом облагодетельствует опекаемое им училище взносом все накопившейся за ним благотворительной суммы. Попечитель и думать позабыл об этом и совсем не расположен был когда-либо привести в исполнение свое обещание. Тогда терпение саночников лопнуло, и в прошлом году они предложили господину К. уплатить училищу накопившиеся за ним в течение 10 лет 250 рублей, или же поступиться своим почетным званием в пользу господина Н. Но господин К. остался глух к их предложению и наотрез отказался как дать деньги, так и сложить с себя понравившееся ему звание. Станичники составили приговор, с которым и обратились к директору народных училищ в области, ходатайствуя о смещении с должности «вероломного» попечителя училищ, так упорно и долго драпировавшегося в совсем неподходящую для него тогу. Ходатайство это было уважено, и на должность почетного попечителя нашего училища был назначен господин Н.; о взыскании с господина К. 250 рублей в пользу училища станичный сбор постановил обратиться в суд».
«Хоперский округ. Станица Добринская. 13-го мая молния ударила в дом одного из местных жителей в то самое время, когда семья, состоящая из мужа, жены и четырех детей, сидела за обедом. Муж и жена были убиты, а дети получили довольно сильные обжоги и увечья, и, по мнению врача, жизнь их находится в опасности. Замечательно то, что платье на убитых не сожжено, а обращено в нечто похожее на корпию. Начавшийся в доме пожар прекратился вследствие наступившего за ударом ливня». (Приазовский край 137 от 29.05.1898 г.).