Марк сбросил скорость до семидесяти километров в час. Возможно, когда-то эта деревня… деревушка и была процветающей, но сейчас вдоль дороги стояли полуразвалившиеся деревянные дома, в которых — о, ужас — ещё жили люди.
В сером свете дождливого дня дома выглядели еще более унылыми, чем были на самом деле. Глядя на них, Марк испытывал какое-то щемящее чувство тоски и безысходности. Заросшие лужайки у дворов, покосившиеся заборы, распахнутые настежь ворота… которые ждали, когда из них вынесут гроб хозяина… ждали, чтобы умереть вместе с ним.
— Как думаешь, куда делись те, кто здесь жил? — спросила Дина, когда они проезжали мимо очередного заброшенного дома. Почему её заинтересовал именно этот дом? Марк понятия не имел. Разбитые окна печально взирали на мир своими чёрными разломами.
— Кто-то жил здесь, — всё тем же задумчивым тоном продолжала Дина, — дружил, любил, с-е-к-с-о-м занимался… А сейчас… что с ними стало?
— Почему тебя это заинтересовало? Почему этот дом, рыженькая? — спросил Марк.
— Не знаю. Как думаешь, где люди, которые жили здесь? Умерли?
Марк невольно порадовался тому, что есть еще в этом мире вещи, которые не меняются: Дина с детства обожала задавать вопросы, которые ставили его в тупик. Дину интересовала суть вещей. Ответ «наверное, здесь жили пожилые люди, которые умерли» её бы не удовлетворил, но возникли бы миллион других вопросов. Почему умерли? Но не в один же день они умерли? А вдруг здесь случилась какая-та трагедия? Например…
Например, у людей, которые жили здесь, была дочь. Однажды она пошла в школу (а была ли школа в этой деревне?), и больше её никто не видел. Живой.
— А вдруг здесь жила маленькая девочка?
Марк ушам своим не поверил. Стало жутко. Он с трудом сдержался, чтобы не начать оглядываться по сторонам в поисках чего-то потустороннего. Например, призрака убитой девочки, которая когда-то жила в этом заброшенном доме.
Дом остался позади, но Марк по-прежнему смотрел в зеркало заднего вида, ища глазами… что? Призраков?
— Возможно, здесь жила маленькая девочка, — сказала Дина, — и с ней случилось что-то, о чём она боялась рассказать родителям… маме.
Марк напрягся.
— Боялась, потому что чувствовала себя виноватой. Но разве маленькая девочка может быть виноватой в том, что…
Она замолчала.
— Например, что? — спросил Марк, — что могло случиться с той девочкой?
Они проехали мимо поворота, который вел к той части деревни, которая была не мёртвой. На лугу паслось стадо коров. Этот резкий контраст — живое – мёртвое — вызывал неприятные чувства.
— Например, однажды она возвращалась домой от подружки. Было уже темно, и что? Никто ведь не обидит ребёнка, да?
— Нет. Нет, рыженькая. И ты это знаешь не хуже меня.
— Город всегда был безопасным местом для детей.
— Был. Раньше. Возможно, — сказал Марк.
— Да.
— И что случилось с этой маленькой девочкой?
Марк был почти на сто процентов уверен в том, что Дина говорит о себе. И делала она это не просто так. Её нежелание употреблять местоимение «я» было попыткой создать эмоциональное расстояние между собой и тем, что случилось лет десять назад. Или чуть меньше. Попыткой отстраниться от самой себя.
Марк снова разогнался до 100 километров в час. Умирающие дома скрылись из вида, и это было… хорошо. Очень хорошо.
— Дина?
— Ммм? — она по-прежнему задумчиво смотрела в окно.
— Девочка возвращалась домой от подружки и… — мягко напомнил Марк, боясь услышать продолжение, но понимая, что сделать это необходимо. Машину ощутимо тряхнуло, Марк снова въехал в яму на асфальте. В другой ситуации он бы разозлился, сейчас же вообще не обратил на это внимания.
— Что было дальше?
— Девочка встретила взрослого мальчика, старшего брата своей… ну, не подруги, нет. Старшего брата девочки из школы.
— Девочки, которую предположительно звали Машей? Ты об этой девочке говоришь? Её брат?
Дина кивнула.
— Мальчик предложил девочке проводить её до дома, сказал, что… что маленьким и красивым девочкам не стоит бродить по ночам без сопровождения взрослых. Это может быть опасно, это может быть… — Дина нахмурилась и недовольно посмотрела на Марка, как будто он был виноват в случившемся. Может, и был. Но Дина злилась не на него.
— Это может быть фатально. Он употребил это слово. Ненавижу его.
— Слово?
Дина кивнула.
— Что было дальше?
Он сказал, что красивым девочкам нельзя… не стоит бродить по ночам без сопровождения взрослых. А некрасивым можно? Слово «красивая» меняло смысл всего, придавая ему нечто новое. Нечто жуткое и неправильное. Очень-очень неправильное.
— Он взял девочку за руку и повёл её за собой.
— Куда? — спросил Марк шёпотом.
— Домой. Как и обещал. В подъезде он прижал девочку к стене… очень холодной стене и поцеловал. По-настоящему. По-взрослому. Но, на самом деле, это был не поцелуй. Это была агрессия. Какая-та звериная агрессия. Жадность.
Дина глубоко вздохнула и замолчала. Марк тоже молчал, судорожно сжимая руль онемевшими пальцами. Перед глазами всё плыло от холодной ярости. Когда всё это случилось? До или после того, как он выкинул свою сестру из окна и вынудил мать въехать в дерево? До или после того, как в городе пропала девочка, чью могилу обнаружили несколько дней назад? И как обнаружили. Как в гротесковом варианте мифа о Минотавре. Вместо клубка волшебных ниток он использовал голубые шёлковые бантики.
— Потом этот взрослый мальчик сказал, что о поцелуе не должен знать никто. Никто. Он повторил это слово несколько раз. Он сказал, что если кто-то узнает, то над девочкой будут смеяться. Что она превратится в… — Дина замолчала.
— В изгоя?
Девушка кивнула.
— Родители накажут её, подружки будут смеяться. Мальчики… для мальчиков она превратится в… они будут делать с ней всё, что угодно. И никто её не защитит. Потому что… потому что… — Дина говорила спокойно, без эмоций, но Марк чувствовал, что она на грани.
— Я понял, Дина, не надо. Он запугал тебя. Ты же понимаешь, что всё это неправда.
Она как-то странно посмотрела на него, и Марк спросил себя: а, может быть, это всё правда? Ведь Дина по какой-то причине не захотела ехать к родителям.
(не к родителям. к маме. она не захотела ехать к маме)
— Всё это время его жуткий поцелуй… — девушка повернулась к Марку, — понимаешь, он до сих пор со мной. Я не могу… не могу избавиться от него.
Марк не испытывал к ней жалости. Он злился. Злился на больного у-р-о-д-а, который превратил жизнь его любимой девочки в ад. Ну, возможно, это было слишком уж громко сказано, но именно так это воспринимал Марк. Ад. Забудь надежду всяк сюда входящий.
— Не могу избавиться от чувства, что это именно он убил свою сестру, потом рассказал об этом матери, и она не смогла… и она не справилась с этим. Пока мы шли… — она начала говорить о себе в первом лице, и это, наверное, было хорошо, — он рассказывал о своей сестре жуткие вещи. Говорил, что ненавидит её. Что она мешает. Потом, наверное, он убил Ульяну, потому что она напоминала ему сестру. Ещё одна вредная девочка, которая мешает брату и поэтому не имеет права на жизнь. Он не говорил об этом, но я уверена.
— У Ульяны был брат?
— Не помню. Не знаю.
Дина покачала головой.
— А я была не такой.
Потому что Дина была красивой девочкой, и это меняло всё. Это оправдывало любые её поступки. Марк потряс головой, как будто пытался таким образом избавиться от всего этого кошмара.
— Он внушил мне чувство вины.
— Он смог это сделать, потому что ты была напугана. Он сказал, что это ты виновата, что это ты… ммм… как сказать, это ты… виновата в его…
Марк задумался, как назвать то, что сделал этот взрослый мальчик.
— Он сказал, что это ты соблазнила его, да? И ты поверила, так?
— Так.
Дина кивнула, но не очень уверенно, как будто не хотела признаваться в этом очевидном факте.
— Я была уверена, что рано или поздно он доберётся до меня. Поймает меня в этом же самом подъезде и сделает со мной что-то страшное. И это случилось.
— И это случилось? — переспросил Марк.
— Как-то вечером я возвращалась домой из школы, и он был там. Ждал меня. Я знала об этом ещё до того, как вошла внутрь.
Да. Она знала. Но всё равно пошла. Потому что по-другому Дина просто не умела.
— Он снова схватил меня, прижал к стене и сказал, что я принадлежу только ему. Сказал, что я всегда должна помнить об этом. Каждую минуту. Каждую секунду. Каждый… вздох. Иначе всем будет плохо. Кому всем? Я не видела его лица, не узнала голос, но кто ещё это мог быть?
— То есть, ты не уверена, что это он? — уточнил Марк.
— Я уверена, но это просто… интуиция, что ли. Не уверена на сто процентов. И этот поцелуй… Это пародия на поцелуй. Я никак не могу избавиться от него. Такое ощущения, что меня… и-з-н-а-с-и-л-о-в-а-л-и. Вываляли в грязи. Сделали со мной что-то ужасное.
Чувство вины и страх, подумал Марк. Чувство вины и страх — просто идеально для того, чтобы подчинить себе человека.
Марк припарковался на обочине и повернулся к Дине, положил руку ей на шею и мягко, но настойчиво потянул на себя.
Его поцелуй был недолгим и ненавязчивым, но очень бережным.
— Об этом помни, — прошептал он и переплёл её пальцы со своими, — мы справимся с этим. Вместе.
Он опустил стекло, и Дина почувствовала на лице мягкое прикосновение холода.
— Вот это дерево, — негромко сказал Марк, — вот здесь погибла его мать. И где-то здесь он похоронил Ульяну.
(продолжение👇)
_______________________________________
🔗Ссылка на подборку «Пустота: сны об одиночестве»