- Я всегда помнил замечательную фразу Сенеки: живи так, чтобы тебя хотя бы узнавали. Я защищался и никогда не позволял обстоятельствам себя менять. Я умел быть легкомыслен в трудные минуты и гнал от себя тяжелые переживания – они не по мне. Я старался не понимать того, что угрожало, потому что знал: никогда не раскланивайтесь с горем, пока оно за углом. И нельзя никому завидовать, это самый пагубный путь. Я изо всех сил старался не понимать
серьезности и опасности вещей, в которые ввязывался. И гнал от себя чувство неуверенности. Может ли нормальный человек решиться написать пьесу о Сократе? Меня встретил Олег Ефремов и спросил: чем ты занимаешься? Я сказал: вот пьесу о Сократе закончил. Он говорит с изумлением: как, ты пишешь Сократ – двоеточие – и за него слова?! И только тут я понял, насколько я кощунственно легкомыслен. Но, к счастью, я уже написал пьесу.
- Я в себе часто узнаю интонации отца, хотя внешне я на него не похож. Мама была очень занятый человек, она была старший следователь 106-го отделения милиции, и каждый раз, когда я приносил похвальную грамоту, она спрашивала: это значит, тебя перевели? Отец был человек грандиозной - той культуры. Он подавал блестящие надежды, мечтал баллотироваться в Учредительное собрание – революция все перечеркнула.
Первое (и последнее) заседание Учредительного собрания в программе «Ленин и демократия»
Об отце.
Он был интеллигентом, помешанным на европейской демократии, часто цитировал мне слова чешского президента Масарика: «Что такое счастье? Это – иметь право выйти на главную площадь и заорать во все горло: «Господи, какое же дурное у нас правительство!»… Он был преуспевающим двадцативосьмилетним адвокатом, когда произошла Февральская революция в
России и пала монархия. Отец восторженно приветствовал Временное правительство. Это была его революция, его правительство. Но несколько месяцев свободы быстро закончились, и к власти пришли большевики.
Почему он не уехал за границу – он, блестяще образованный, свободно говоривший на английском, немецком и французском? Обычная история: он любил Россию… В начале 20 х, пока еще были остатки свободы, он редактировал одесский журнал «Шквал», писал сценарии первых
советских фильмов, его близкими друзьями были Юрий Олеша, Виктор Шкловский и, наконец, Сергей Эйзенштейн…
После смерти отца в одной из книг я нашел чудом уцелевшее, заложенное между страниц книги письмо Эйзенштейна и несколько непристойных и великолепных рисунков великого режиссера – следы забав их молодости…
А потом наступила пора укрощения мысли. Но отец не роптал, он жил тихо, незаметно, точнее – существовал. Оставив журналистику, он писал инсценировки для театра, в том числе и по романам Петра Андреевича Павленко, автора сценариев двух знаменитых кинофильмов, где действовал сам Вождь: «Клятва» и «Падение Берлина».
Романы Павленко тоже были знамениты. Четырежды ему присваивали Сталинскую премию первой степени… Имя Павленко спасало отца, и, хотя многие из его друзей исчезли в лагерях, отца не тронули. Согласно логике тех времен, арестовать его – означало бросить тень на Павленко.
Отец понимал: это может закончиться в любой момент. Он ждал и был готов к ужасному. Но несмотря на эту жизнь под топором, он всегда улыбался.
Его любимым героем был философ и скептик Бротто из романа Анатоля Франса «Боги жаждут». И как франсовский герой печально насмешливо наблюдал ужасы Французской революции – с той же улыбкой отец наблюдал жизнь сталинской России.
Ирония и сострадание – таков был его девиз… Я так и запомнил его с этой вечной улыбкой.
#Радзинский #история
Авторские вечера Эдварда Радзинского https://radzinskiy.com