Ярчайший период изучения вопроса о степени распространённости ислама в Волжской Булгарии начался в Советском Союзе в 30-40-ые годы XX века. Это период охарактеризован тем, что в угоду текущей политической ситуации в СССР, история татарского народа, их культурно-цивилизационный опыт в виде Волжской Булгарии стали жертвой самой грубой манипуляции фактами и знаниями о прошлом.
На основе книги и статьи историка Искандера Измайлова
Во главу угла был поставлен тезис — не такой уж мусульманской была Волжская Булгария, а может и вовсе она была… языческой.
С одной стороны, он основывался на анализе новых письменных источников и данных археологии, которая стала бурно развиваться в это время. С другой, в науку стал внедряться классовый и вульгарно-материалистический подход. Использование новых методов позволило историкам А.П.Смирнову, Б.Д.Грекову и Н.Ф.Калинину сделать важные выводы об общественных отношениях в Булгарии и не случайности распространения здесь ислама.
Но при этом историки исходили в своих выводах из априорного предположения о слабом распространении ислама среди населения Булгарии. Как писал академик Б.Д.Греков: «Ислам еще долго оставался здесь религией только господствующих классов, народная же масса продолжала пребывать в язычестве».
Представления о слабом распространении ислама и о наличии значительных пережитков язычества в той или иной мере становятся общим местом отечественной историографии. Позднее она была дополнена теорией о борьбе язычества и ислама в X в., когда часть племен во главе с племенем сувар, стремившихся сохранить язычество, переселилась на правобережье, где оставалось язычниками вплоть до XX в..
Следует особо выделить работы археолога и историка профессора Казанского университета В.Ф. Смолина (1890–1932), который, собрал все важнейшие исследования по этногенезу булгар и сделал их анализ, «сведя воедино значительный материал».
В частности, он пытался использовать марксистский подход к анализу социального развития Волжской Булгарии, указывая на наличие феодального строя и социальной верхушки во главе с «ханами» и их дружинами.
При изучении этногенеза булгар он взял за основу идеи дореволюционного Н. Ашмарина о сходстве языка волжских булгар с чувашским. То есть, автор как бы завершал лингво-исторический этап, но при этом старался дополнить его совершенно новым археологическим и этнографическим материалом.
Смолин доказывал, что основное население Булгарии оставалось языческим и, находя параллели в культуре и быте булгар и современных чувашей, делал вывод об их этногенетическом родстве.
Но, поскольку в основу своей концепции, он положил данные лингвистики, то и выводы получил соответствующие: он «обнаружил свою приверженность к чувашской теории».
С одной стороны, русские историки, в первую очередь профессор Казанского университета Н.Н. Фирсов (1864–1934), начинают активно разрабатывать историю татарского народа, создавая цельную концепцию ее развития. В их трудах период Волжской Булгарии становится частью прошлого татар, и выдвигается концепция преемственности истории и культуры Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства как хронологических периодов единой татарской истории.
Фирсов полагал, что булгары пришли в Среднее Поволжье ранее X в., когда у них возникло государство. Основой их хозяйства было земледелие и транзитная торговля.
Относительно формирования татар и влияния на этот процесс булгар, Н.Н. Фирсов полагал, что «булгары отатарились» уже в период Казанского ханства. Эти труды, являвшиеся учебными пособиями, стали своего рода прототипами татарских учебников, играя роль краткого курса истории татарского народа в условиях отсутствия систематизированных учебников истории.
В зарубежной историографии, кроме общих статей в справочных и обобщающих изданиях, практически кроме отдельных статей вопрос об исламе в Булгарии специально не разбирался. В частности, имеем в виду статьи И.Зимони, который последовательно поставил и решил вопрос о причинах и факторах принятия ислама правителями.
Однако систематические исследования булгарских могильников и новые источниковедческие труды стали противоречить этим схематическим представлениям. Этапным в этом отношении следует признать исследование Е.А.Халиковой, которая, проанализировав материалы более чем 20 мусульманских некрополей, пришла к выводу о широком распространении ислама в Булгарии.
По ее данным, распространение ислама в Булгарии начинается в конце IX – начале X вв., полная и окончательная победа мусульманской погребальной обрядности происходит во второй половине X – начале XI вв, при этом она особо подчеркивала, что с рубежа X–XI вв. языческие могильники на территории Булгарии уже не известны.
Между тем, некоторые археологи пытаются опровергнуть эти выводы, прибегая к различным ухищрениям. Одним из них является попытка представить некоторые отклонения от «классического» обряда или наличие некоторых видов украшений с изображениями животных, как свидетельство «двоеверия» и «полуязычества» булгар. Другие археологи прямо связывают предметы быта и искусства, в частности, бронзовые шумящие подвески и другие женские украшения, с наличием среди булгар определенного массива языческого финно-угорского населения.
Вершиной подобных манипуляций археологическим материалом стали публикации, в которых на основе анализа прежних полевых исследований, совершенно априорно постулируется существование в Булгарии X–XIV вв. неких «языческих святилищ».
Подобный археологический оксюморон был подвергнут критике и отвергнут основными исследователями как несостоятельная гипотеза, основанная на априорных предположениях.
Но кроме подобных субъективных манипуляций данными археологии, есть понятные сомнения, основанные на традиции. Поскольку историки, как и все обычные люди, привыкли верить чему-то осязаемому, то они охотно верят археологам, утверждающим, что в Булгарии проживали какие-то значительные группы язычников, а ислам был распространен только в среде аристократии и городского населения.
Сомнения эти во многом основаны, кроме всего прочего, на том, что убедительные письменные материалы не являются доказательством именно широкого распространения ислама, из-за чего такие взгляды остаются довольно живучими. Иными словами, возникает дилемма, когда реальные археологические находки, вроде бы, противоречат тому, что нам известно по письменным источникам. Решить эту проблему необходимо на основе самих археологических материалов, но не как дисперсных и случайных материалов, а как комплекс данных археологии. Именно они при системном анализе позволяют сделать недвусмысленные выводы о религиозной идентичности булгарской этнополитической общности.