Наша любовь к животным — домашним и диким, — по-видимому, следствие развития природных достоинств человека в процессе цивилизации. Со временем хозяева стали персонифицировать животных, наделяя их кличками. Заметим, что чем выше цивилизованность хозяина, тем более выразительно имя его любимца. И еще: кошки чаще бывают Машками и Васьками, чем собаки, которых называют не только Дружок, но и Рекс (король), Диана, Аврора, Алупка, Гусар…
«Эту птицу зовут строфокамил»
Привязанность к животным свойственна российским императорам и их близким. Еще Петр I держал своры охотничьих собак в районе Дудергофа. При Анне Иоанновне двор «малых зверей и птиц» был у церкви святых Симеона и Анны, рядом – Слоновый двор. В 1736 году для «новоприсланного из Персии слона построен был дом на Фонтанке близ Летнего дворца». Но в 1744 году императрица Елизавета Петровна указала перевести слона к Невскому монастырю.
В царствование Анны Иоанновны на месте Петергофского парка Александрия был Зверовой двор, в котором содержались росомахи, бобры, песцы, кабаны, барсы, буйволы, американские олени, тигры. Императрица посылала нарочных за тысячи верст за покупкой «курьезных птиц, белых пав, всяких мартышек».
В Летнем саду было при ней много диковинных птиц, и помещица Шестакова рассказывала: «Как привели меня в сад и ходят там две птицы величиною и от копыт вышиною с большую лошадь, копыта коровы. Коленки, бедры лошадиные, а как
подымешь крыло, бедры голы, как птичье тело, а шея как у лебеди длинна… а перья на ней такие, как на шляпах носят. И как я стала дивиться и промолвила – «как их зовут?» – лакей сказал «постой» и побежал от меня во дворец и прибежал обратно «изволила Государыня сказать, что эту птицу зовут строфокамил, она де те яйцы несет, что в церквях по паникадилам привешены».
Про любимых зверей императрицы Елизаветы Петровны мало известно, но Зверовой двор был и при ней. Она приказала выписать пару сотен кошек из Ярославля для ловли мышей и охраны Зимнего дворца от пожара. Здесь надо упомянуть, что кошка была единственным животным, которого разрешалось держать в православном храме для защиты от мышей, а следовательно, и от пожара – мыши зарились даже на горящие свечи.
Самой модной собакой середины XVIII века (эпоха рококо) был мопс. Поэтому естественно, что одним из первых предметов, выполненных Виноградовым на Императорской фарфоровой мануфактуре для царского двора, была табакерка с изображением трех мопсов. Любимица Елизаветы Петровны – княгиня Екатерина Кантемир-Голицына – на портрете кисти Вуаля также написана с собакой этой породы.
Императрица Екатерина II была истинной любительницей животных. Видимо, это было в ней развито с детства – в своих «Записках» она писала: «Мать часто ездила из Цербста в Кведлинбург, где старшая сестра ее была настоятельницей (аббатства). Гольштинская принцесса, настоятельница Гедвига-София-Августа очень любила собак и мопсов. В детстве я была поражена, увидев в ее комнате, имевшей 4 квадратных сажени, 16 мопсов. Они там спали, ели и пачкали. Особенная девушка была приставлена их чистить, и она целый день суетилась из-за этого. В этой же самой комнате было изрядное количество попугаев. Можно себе представить, какое благоухание там царило. Когда принцесса выезжала, в ее карете находились по меньшей мере один попугай и полдюжины собак, последние сопровождали ее и в церковь».
А вот запись 1749 года: «В начале мая Шувалова пригласила нас ужинать с ее Величеством. Этот вечер был очень веселый; танцевали до поздней ночи и, казалось, все были довольны. Маленькая английская собачонка, принадлежащая хозяйке дома, в продолжение этого вечера очень ко мне привязалась, а я к ней: на другой день утром Шувалова прислала мне свою собачку; это внимание с ее стороны доставило мне тем более удовольствия, что я не привыкла его видеть в ком бы то ни было по отношению ко мне».
У цесаревича Петра Федоровича, ее мужа, «была целая свора черных пуделей, называемых Шарло. Он их беспрестанно дрессировал, пока двор жил в Москве, в Петровском дворце, и лай мешал всем обитателям дворца… Великий князь подарил мне маленького английского пуделя шести месяцев. У меня в комнате был истопник Иван Ушаков, и ему поручили ходить за этим пуделем, слуги почему-то стали звать и моего пуделя Иваном Ивановичем. Пудель этот был забавным животным. Он ходил большей частью на задних лапах, как человек, и был необыкновенно взбалмошный. Он садился с нами за стол, ему повязывали салфетку, и он очень чисто ел со своей тарелки. Потом он поворачивал голову и тявкал, прося пить у человека, стоявшего за его стулом. Иногда он влезал на стол, чтобы взять то, что ему приходилось по вкусу, как, например, пирожок или сухарик, что смешило всю компанию. Так как он был мал, то никого не беспокоил и ему все позволяли, потому что он не злоупотреблял своей свободой и был образцовой чистоты».
«Самый верный друг»
Екатерина Алексеевна любила ездить верхом, она научилась этому лет в десять, когда гостила у дочери принцессы Альтенбургской. «Принцесса посадила меня на лошадь и несколько раз я объехала двор замка. С той минуты это стало моей господствующей страстью в течение очень долгого времени. Как только я видела своих лошадей, я все для них бросала». Всю молодость она время от времени брала уроки верховой езды, в 1756 году в Ораниенбауме занималась с берейтором кадетского корпуса Циммерманом. Она вставала в 6 часов утра и в мужской одежде шла в манеж. Циммерман был очень доволен быстрыми успехами ученицы и наградил ее серебряными шпорами.
В годы своего царствования Екатерина II тоже постоянно держала при себе животных. Охотничьих собак ей дарил граф Орлов, но она больше любила декоративных собачек- левреток. В Царском Селе Екатерина прогуливалась в сопровождении всего семейства левреток. За «маленькими живчиками» ухаживал специально приставленный паж; они жили и размножались в специальной корзине-колыбели, обитой розовым атласом и всегда стоявшей в спальне или будуаре императрицы.
Самой знаменитой из этих левреток была Земира, дочь Сэра Тома и Лэди. Сама императрица написала шуточную эпитафию Сэру Тому, а стихотворная эпитафия Земире была написана французским послом графом де Сегюр: «Здесь лежит Земира, и опечаленные Грации должны набросать цветов на ее могилу… Боги, свидетели ее нежности, должны были бы наградить ее за верность бессмертием, чтобы она могла находиться неотлучно при своей повелительнице».
Екатерина ставила надгробные памятники своим собакам – большая гранитная скамья с надписью: «Самому верному другу» в любимом уголке Ораниенбаумского парка и пирамида в Екатерининском парке Царского Села. В камере пирамиды были выставлены античные погребальные урны, капители и статуи, а рядом стояли надгробные камни с надписями и колонны на могилах любимых собак. По преданию, это место государыня в старости часто посещала и любила здесь отдыхать во время прогулок по саду. Именем Земиры императрица называла свою дальнюю родственницу, супругу принца Вюртемберг-ского, изящную и легкомысленную.
О кошке императрицы вспоминает фрейлина Головина: « … кошка появилась возле нас на спинке скамьи. Обнюхав мое лицо и заметив неудовольствие, она вонзила когти мне в верхнюю губу и укусила за щеку. Императрица вскрикнула (Головина была беременна), называя меня по-русски самыми нежными именами. Ее ужас усилился при виде крови, текущей из моей губы. Я умоляла ее не беспокоиться, схватила одной рукой за морду своего врага, а другой взяла его за хвост и быстро передала камер-пажу, призванному императрицей мне на помощь. Бедную кошку посадили в железную клетку и отправили в город, в Эрмитаж. Больше я ее не видела».
«Не меняйте ничего в наших добрых привычках»
Внук Екатерины Александр I больше всего любил крупный рогатый скот, построил в Царском Селе роскошную ферму и надеялся осчастливить Россию разведением породистых английских коров. В 30-е годы XIX века на Царскосельскую ферму привозили мальчиков из сиротского Александровского училища. Известный художник Боголюбов вспоминает: «Частенько нас водили на коровью ферму, где поили молоком досыта, отчего шествие по саду домой очень замедлялось. Тут на ферме мы бегали на лошадиное кладбище, почему я узнал, что лошадь Александра I прозывалась Бьюти – на нем он сделал всю французскую кампанию. Не знаю, придется ли мне лежать в такой злаченой могиле…»
Действительно, Александр I впервые стал устраивать почетные конюшни и кладбища для своих лошадей. Сначала их хоронили у его любимого Каменноостровского дворца (последние несколько истертых плит до сих пор лежат в глубине парка у церковных ворот), а после смерти императора, когда дворец отошел его младшему брату Михаилу, император Николай I построил в Царском Селе великолепные Пенсионерные конюшни для старых лошадей «Собственного седла». Рядом с конюшнями были красивые лужайки, где кони паслись, и кладбище. Кроме Бьюти, о которой уже упоминалось, – она 24 года служила русским государям – здесь были похоронены: Пашка, первый конь Александра; Л’Ами, на котором он въехал в побежденный Париж; Флора, служившая и Александру, и Николаю I; Камилла, ходившая под седлом их жен, императриц Елизаветы Алексеевны и Александры Федоровны 16 лет, и много других верховых лошадей императоров. На заповедном кладбище сохранились надгробия лошадей Александра II и Александра III. Интересно, что у Александра III было по очереди три лошади по имени Кобъ – два жеребца и кобыла.
Дети императора Николая I хоронили любимых животных на Детском острове пруда Александровского парка, рядом были поставлены бюсты их воспитателей – Мердера и Жуковского. (Могилы любимцев не сохранились, но традиция осталась, и до сих пор на дальнем краю острова видны три гранитные пирамидки на могилах любимых собак императора Николая II.) На портретах Крюгера середины 1830-х годов мы видим императора и императрицу с маленьким пятнистым спаниелем, а в 1840-е годы Николай I повсюду ездил в сопровождении черного пуделя. Пудель был с императором даже на морских прогулках и изображен на картинах Боголюбова «Осмотр Кронштадтской флотилии» и Маршевского «Ледоход на Неве у Зимнего дворца».
Старший сын императора великий князь Александр Николаевич, будущий Александр II, в 1832 году, в 14 лет, получил в подарок от главного лесничего Курляндии графа Мантейфеля три своры борзых необыкновенно малого роста и одну легавую собаку. В годы своего царствования Александр II даже в комнатах держал легавых, он с ними гулял, но не охотился, даже в Крыму на фазана.
Март 1856 года, 20 дней после смерти Николая I. Фрейлина Тютчева приготовила суп для Мока, любимой левретки покойного императора: «Когда я брала сухарь, чтобы размочить его в молоке, император (Александр II) подал мне другое печенье, говоря «нет, вы всегда вот это брали для Мока, ради Бога, не меняйте ничего в наших добрых привычках». Он имел такой ласковый и грустный вид».
«Среди парковых соловьев есть свои мастера»
Пока императорская охота была в Петергофе, охотничьи собаки распределялись по специальным егерям, которые имели дополнительный доход, льготы… Младший брат императора великий князь Николай Николаевич был великим лошадником и собачником. Первую страсть он реализовал, став главнокомандующим всей русской кавалерией. В неопубликованных юношеских дневниках он описывает посещения конных заводов, состояние кавалерии. В первом самостоятельном заграничном путешествии, в Сиене, он записывает: «Купил чудесного бульдога… назвал Разбойник». Всю обратную дорогу на корабле он играл и дрессировал пса, а в первый же день по возвращении посетил петергоф-ские псарни и записал: «Алупка родила восемь щенят, чудных, жаль – нездорова». Юный великий князь одними и теми же словами описывал женские прелести, стать лошадей и достоинства своих собак. Позже он содержал крупнейшие своры легавых в Графской Славянке.
Начальником двора великих княжен был светский лев, весельчак, бывший распорядитель придворных балов барон Мейендорф. Его супруга была председательницей Общества защиты животных. Как-то в Крыму, в Ливадии, она потребовала, чтобы кур на рынок не носили вниз головой ввиду возможности обмороков. Она явилась к губернатору: «Перед моей дачей все обстоит благополучно, но за углом несчастные куры опять попадают в вертикальное положение». Однажды на пороге дачи ей под ноги попал пудель красного цвета, она хотела поймать собаку, но набежала свора дворняг. И вот по улице у Ливадийского дворца мчался красный пудель, за ним – дворняжки, дальше –баронесса, крича: «Держите, держите красную собаку!» Городовой у набережной поймал пуделя. Баронесса приказала отнести пуделя в губернаторский дом и была принята губернатором вне очереди: «Позор, я требую строжайшего наказания за истязание этой собаки!» – «Простите, баронесса, дамы красят волосы и это считается вполне уместным…» – «А самолюбие собаки! За ней бежали все дворняжки Ялты!» – «Но пуделю, может быть, льстило, что на него обращают внимание». Баронесса добилась, что императору было доложено о происшедшем, полиция дозналась, что пуделя выкрасил один из офицеров свиты, подчиненный ее мужа.
У детей императора Николая II всегда были домашние животные. Гувернер наследника Жильяр вспоминал: «Алексей Николаевич любил играть со своим ослом Ванькой, которого запрягали в маленькие санки. Ванька был бесподобное, умное и забавное животное. Когда Алексею Николаевичу захотели подарить осла, долго, но безрезультатно обращались ко всем барышникам в Петербурге, и тогда цирк Чинизелли согласился уступить старого осла, который по дряхлости уже не годился для представлений. И вот таким образом Ванька появился при дворе, вполне оценив, по-видимому, дворцовую конюшню. Он очень забавлял нас, так как знал много самых невероятных фокусов. Он с большой ловкостью выворачивал карманы в надежде найти там сладости. Он находил особую прелесть в старых резиновых мячиках, которые небрежно жевал, закрыв один глаз… Животные играли большую роль в жизни наследника, у которого было очень немного развлечений».
Крестник императрицы, сын коменданта Ломан вспоминал о детских днях: «На пруду Александровского парка плавают белые лебеди. Они куда красивее черных собратьев, медленно передвигающихся по каналу Екатерининского парка, берущего свое начало у Белого лебедя, из клюва которого день и ночь журчит кристально чистая родниковая вода. Вечнозеленые и серебристые рощи парка чередуются с небольшими лужайками и зарослями кустарника. Весной в парке не смолкает многоголосый птичий хор, слышатся задорные аккорды зяблика. Поет иволга, а на опушке леса у самой фермы мухоловка-пеструшка четко выговаривает свое излюбленное «крути-крути-тикру-тикру». Частенько на этой лужайке парочками бродят фазаны, а дикие козочки с опаской глядят на дорогу за оградой парка, по обочине которой взад и вперед шагом на доморощенном коне по своему участку разъезжает казак-конвоец… я с нетерпением жду, когда раздастся соловьиное пение. Среди парковых соловьев есть свои мастера, у которых песня состоит из 10 – 12 никогда не повторяющихся колен… На дорогах парка мы каждый раз встречаем слона, важно шагающего к пруду, где он в теплую погоду купается. Слона подарил персидский шах». (Слонов в Александровском парке, кстати, всегда было много: когда петербургский зоосад просил у императора Александра II финансовую помощь, император денег не давал, но дарил очередного слона.)
«Она защищала хозяев в екатеринбургском подвале»
…Наследник Алексей Николаевич, разговаривая в Ставке с Воейковым о животных, услышал о породе кошек, имевшейся у того в имении: они представляли собой помесь куницы с домашней кошкой и напоминали сиамских. Они были очень красивы – шоколадного цвета, с голубыми глазами – и не выпускали когти. Наследник попросил привезти ему такую кошку. В первый раз Воейков кошку не привез, а наследник к нему заходил в комнату с вопросом, был страшно разочарован и заподозрил обман. «В следующую поездку Наследник, по моем возвращении, опять находился в моей комнате, я ему вручил корзинку-домик, в которой находился кот.
Восторгам не было конца, тут же было написано письмо сестрам с извещением о прибытии кота, что и у них вызвало желание иметь такого же. Дело это было поручено мне. Условия были поставлены следующие: кошка должна быть рыжая, иметь такую же шерсть, как и их любимый кот на яхте «Штандарт», от которого они хотели получить потомство, не подозревая, что он равнодушен к кошкам. Была куплена в деревне и отправлена в Царское Село кошечка, подходившая по всем условиям.
Великие Княжны были страшно довольны и назвали ее Зубровка. Наследник расставался со своим котом только на время прогулок, из боязни его потерять. В остальное время он постоянно брал его с собой, вместе с любимой собакой Джой породы спаниель, и приходил иногда во время высочайших обедов, держа его на руках, чем приводил в ужас людей, боявшихся кошек».
Об этих животных пишет и Юлия Ден в мемуарах «Подлинная царица»: «Животных цесаревич обожал, и его спаниель Джой, на свое счастье, обрел дом в Англии. А главным любимцем Наследника был некрасивый, песочного цвета с белыми пятнами котенок, которого он однажды привез из царской ставки. Котенка он назвал Зубровкой и в знак особой привязанности надел на него ошейник с колокольчиком. Зубровка не был особым почитателем дворцов. Он то и дело дрался с бульдогом великой княжны Татьяны Николаевны, которого звали Артипо, и опрокидывал на пол все семейные фотографии в будуаре ее величества.
Что с ним стало, когда императорскую семью увезли в Тобольск в ссылку, я не знаю. Животных обожали все царские дети. Артипо спал у них в комнате, к досаде Ольги Николаевны, которой он мешал своим храпом. Любимцем великой княжны Марии Николаевны был сиамский кот, а за год до революции Анна Вырубова подарила Анастасии Николаевне собачку породы пекинес. Это было крохотное создание. Любопытно отметить: многие считали Джемми несчастной собакой, но это было очень милое животное. Ножки у Джемми были настолько короткие, что она не могла ни спускаться, ни подниматься по лестнице. Вел. кн. Анастасия всегда носила ее на руках, и Джемми отвечала собачьей преданностью хозяйке и ее сестрам. Джемми вместе с царской семьей отправилась в Тобольск… согласно одному из рассказов труп собачки был обнаружен вмерз-шим в лед штольни, по другой версии она «защищала» хозяев в екатеринбургском подвале и была там застрелена».
О страшной участи любимцев царской семьи пишет и Ломан «28 февраля (1917)… У дворцовой ограды я увидел убитую собаку колли. Раньше я видел, как царь гулял с этой собакой по парку. Убитая собака произвела на меня большее впечатление, чем все вместе взятые события последних дней». В марте солдаты убили в парке 2 оленей и зажарили.
Участь царских зверей была печальна: большинство собак были зверски убиты, немногие оказались в эмиграции. В первые годы советской власти разведение декоративных породных собак было запрещено законом, хотя в семье Луначарского, например, их было две.
Елена ЖЕРИХИНА
«Секретные материалы 20 века» №3(47). 2001