Портреты принесли Томасу Гейнсборо (1727 – 1788) широкое признание. И дали заряд раздражения на всю жизнь. Однажды автор «Дамы в голубом» и «Портрета четы Сиддонс» даже воскликнул: «Как бы я был счастлив, если б мог забыть хоть на минуту об этих проклятых лицах, которые я должен писать!»
Но забыть не получалось, заказы сыпались один за другим. Дошло до того, что, узнав о болезни художника от переутомления, одна газета сообщила о его смерти. Ошибку признали на следующий день.
Если портреты приносили усталость, то отдыхом для Гейнсборо была пейзажная живопись.
Этот «низкий» жанр он искренне любил и порой хитрил, сочетая два в одном. Например, в знаменитой картине, изображающих супругов Сиддонс, полноценными «моделями» становятся деревья, поле, небо, облака. Многое здесь напоминает о Джоне Констебле, только его тогда еще не было на свете. К слову, спустя десятилетия Констебл сказал такие слова о великом предшественнике:
«Пейзажи Гейнсборо успокаивающие, нежные и волнующие. Тишину полудня, глубину сумерек, жемчужную чистоту утренней росы – всё можно найти на полотнах этого самого благожелательного и добросердечного человека. При взгляде на них у нас выступают слёз на глазах, и мы не знаем, что их вызывает».
При жизни, впрочем, Гейнсборо не всегда слышал похвалу, несмотря на всю известность. Другой блестящий портретист эпохи, сэр Джошуа Рейнольдс, относился к своему современнику (и сопернику) ревниво и предвзято. Но, как настоящий джентльмен и большой художник, смог в итоге подняться над низменным и увидеть в картинах Гейнсборо прекрасное:
«Все эти странные царапины и точки... на определенном расстоянии, благодаря некоей магии, обретают форму, и все части, кажется, становятся на свои места».
Лично я ничего странного в летучей манере Гейнсборо не вижу. Но главное, что в споре победило искусство.