Давно поражаюсь несостоятельностью христианской концепции спасения. Удивляет именно очевидность этого банкротства. Ну, вот желают ребята спасти себя да сохранить, естественная хотелка, человеческая. Полагают, что и возможность такая имеется, если в рай переехать. Тут же сообщают, что в рай грешников не пускают. И спрашивают: а кто здесь без греха? И всё, приплыли. Продемонстрировать хотя бы одного-единственного голубчика, который достиг бы теозиса, обожился и стал святым они не могут. Религиозная идея, за которую они держатся, ограничивает их труды праведные одной земной жизнью; стать безгрешными за этот период они чуть-чуть не успевают. Соответственно, и войти в рай на территорию святости они не могут. Конец спасения, не задалось. Больше и говорит в общем-то не о чем. Разве что пара моментов есть тонких, слегка любопытных, поэтому развернем до конца.
Решение проблемы христиане сводят к идее преображения. Необходимо, дескать, преобразиться и стать качественно совместимым с раем.
Самих преображённых, как обозначено выше, они предъявить не могут. Не имеется и никакой формулы данного процесса преобразования грешного в безгрешное, в виду всё той же причины: отсутствует опытный образец.
Однако весь христианский конструкт умудряется на этой идее как-то стоять и не сказать, что прямо сильно шататься. Возникает уместный вопрос, почему же фундамент не сыпется, если укреплять его нечем, преображённый материал отсутствует, и всё стоит на честном слове, буквально на вере?
Находиться на безопасном расстоянии от этого феномена преображения - то есть верить в него, не разглядывая слишком пристально, помогает любимый христианством манёвр - потерять суть в противоречиях.
Конкретно в данном случае. Есть два взгляда на духовность, идейно несовместимых и исключающих друг друга. Первый подход - прогрессивный. Подход становления. Он выражает идею, что духовность можно развивать. Практиковаться в ней. Становиться шаг за шагом всё более совершенным и когда-нибудь, может быть, прийти к святости. Вполне понятная механика преображения.
Другой подход эдакий, назовём, поэтический. Раскрывается через образ души как прекрасного существа из света, которая по недоразумению запачкалась грехами. Грехи можно скинуть, как старое пальто, и взору явится первозданная духовная нагота, готовая к проживанию в вечности. Существо это в своей наготе как бы уже совершенное, потому что одной с богом природы. Оно чистое от начала, ибо уже является светом, а свет не несёт в себе никакой тьмы.
Подходы принципиально разные. Один осуществляет духовность через развитие, другой – через разрушение. Однако в сочетании они создают достаточную путаницу, чтоб потерять в ней основную нить. Двух противоположных направлений христианам достаточно, чтобы не прийти никуда.
Прогрессивный подход на идею преображения можно сразу же опустить. Ни одного преображенного по такому сценарию в христианской истории не существует и говорить здесь попросту не о чем. К воротам рая такой голубчик подошёл бы только с тем, что он пытался чего-то там развивать святое, но развить не сумел и остался грешным. Ну, извини, с грехами в рай нельзя.
Второй подход, с идеей снятия грехов как чего-то, изначально чужеродного, по типу старого пальто является, пожалуй, самым тонким местом во всей христианской концепции, хотя в целом и напрочь лишенной религиозной утонченности. Идейно он несёт в себе возможность, оставляя лазейку для хода мысли. В том плане, что с проблемой можно обратиться за помощью к богу. Этот момент христиане вообще подчеркивают как некую особенность своей религии, выигрышную и исключительную. Дескать, в отличие от прочих, наша так и заявляет, что без помощи бога в рай не попадёшь. Увы, но на этом месте христианская мысль внезапно заканчивается. Как именно господь будет оказывать помощь и преобразовывать их в святых, христиане не уточняют, оставляя этот вопрос за гранью хотя бы воображения. Христианская апологетика ни то, что раскрыть эту проблему не может, она не в состоянии даже осмыслить её наличие.
Как бы то ни было, с этого места христианин признает свое бессилие, торжественно отказывается от собственной воли и вручает её в руки высшего алхимика, который и должен превратить свинец в золото. Преобразовать грешное в безгрешное. Или же, сообразно христианской надежде, оказать болезному помощь.
Тонкость в том, что транслируется мысль, будто бы рай — это не место, а, прежде всего, состояние сознания. Соответственно и грех, перейдя с поэзии на прозу, не образное пальто, а тоже состояние сознания. Утверждение здравое, бесспорно. Разруха в головах, как говорил, по иронии случая профессор Преображенский. А это значит, что и преображаться надлежит именно сознанию. То есть операционное вмешательство будет непосредственно в череп. Соскабливать грехи будут с самого сознания. Буквально очищать разум. Интересно знать, как вписывается эта лоботомия в эстетическую канву болезного? Предвкушение вообще вызывает? Задаётся ли он очевидным вопросом: что же останется от него? Что останется от его памяти, если срезать пластами сознание? Возможно ли в принципе себя узнать после такой процедуры, вспомнить, кем ты был?
Если из личности удалить весь негативный опыт, испачканный грехом, несовместимый с чистотой рая, и, напротив, внедрить в неё опыт, которого она никогда не знала, опыт блаженства там, безусловной любви, совершенной нравственности и прочих духовных рекордов, то на выходе, после преображения, получится абсолютно другая личность. Другой разум, который никак не сможет узнать разум прежний. Они будут оторваны друг от друга без всякой связи. Между ними не окажется протяженности времени, не окажется сцепления причин и следствий, приведших к преобразованию. Исчезнет длительность себя. И никаким преображением для подопытного такой процесс быть не может. Это не физическое лицо поменять посредством пластической хирургии. Позади физического лица остаётся лицо психическое, духовное, способное осознать факт преображения. Если же менять само сознание, то есть лицо духовное, то позади него уже не окажется никакого другого сознания, способного оценить перемену.
На этом уже и всё. Капнуть глубже в религиозный пласт на христианской ниве попросту невозможно. Вся иллюзорная громоздкость христианской концепции, её тяжеловесность размазана тонким слоем по поверхности бесчисленных противоречий. Ребята эти создали настоящую корпорацию доставки на тот свет. Громадный институт святости. Но спроси любого внутри этой структуры: ты святой? И он замашет руками, нет, нет, что ты, я только учу быть святым, сам-то я не святой.
Будучи человеком, когда-то склонным к религиозным изысканиям, должен отметить, что религиозная мысль условного азиатского Востока, гораздо изощреннее. В отличие от христианского мировоззрения, она много тоньше чувствует эту проблему. Никакого карманного алхимика в ней не найти. Да и с чего бы вдруг духовный путь обязан не логичным быть? Сперва билет, потом кино. Сначала стань просветленным, святым, а потом и добро пожаловать в обитель святости. На некоторых своих особо продвинутых направлениях эта мысль декларирует идею не спасения, а идею освобождения. Необходимость не спасать душу, читай личность, а прямо обратную необходимость - освободиться от неё. Их основные концепты гораздо глубже продуманы. Идеи реинкарнации, кармы, не-личности, не-действия, пустоты в своей совокупности весьма впечатляют горизонтом мысли. Доходя до края абстрактного, до самого безмолвия, они предлагают переступить даже его. Эти древние лодыри, определенно, располагали и временем, и страстью для таких онтологических упражнений. Принципы их не столь противоречивы. Далеко не безупречны, но всё-таки сводят концы с концами в проклятых вопросах бытия по Федор Михалычу. И главное, они вполне согласованы с космическим масштабом. Нирвану эти ребята не требуют безотлагательно.
Христиане на такой забег не согласны. Им и одной инкарнации достаточно, чтобы всё понять. Понять основное, что после следующего же перерождения они теряют сам религиозный объект своих чаяний - теряют текущую память себя. Теряют Эго. Исторических евреев нисколько не смущала по этому поводу дичайшая дисгармония. Когда на одну чашу вселенских весов они кладут пятьдесят килограмм собственного эгоизма, а на другую чашу весов всю бесконечность мира, то это нормально. Бог, напрочь лишенный чувства равновесия и гармонии, сооружающий от начала что-то невообразимо кривое, их вполне устраивал. Да и попробуй не возлюби такого, что избранным тебя создал. Вдохнул в твоё Эго все мироздание. Христиане завет с богом, конечно, подкорректировали, но вдохновение несут через века.