Степан Петрович Топорков был, как мы, курсанты, говорили, молодым и перспективным офицером – ему всего сорок пять лет, а он уже капитан третьего ранга! Командиром роты к нам он пришел из Нахимовского училища, где воспитывал пацанов. Его бывшие питомцы рассказывали, как он заходил к ним в казарму под утро и орал в мегафон: «Рота! Через пятнадцать минут подъем!!!». У нас в училище такими делами он не занимался, но его кредо можно было определить его же словами: «Надо делать людям плохо, чтобы потом им было хорошо!» и «Если надо - все в гроб ляжем, но пока такой необходимости не возникло!».
С первых же дней командования нами он получил кличку «Комбриг» (помните, в «Бумбараше»: комбриг Мэ Нэ Колун?), звание «капитан второго ранга» и начал портить нам кровь. Надо отдать должное – это он умел хорошо делать! Одни его публичные выступления перед строем роты чего стоят! Рекорд длительности такого выступления – сорок восемь минут. Причем следует отметить, что выступать он любил обычно после занятий, то бишь, перед обедом. Но поскольку распорядком дня не было предусмотрено такого рода выступлений, то обед начинался сразу после занятий, но не для нас! Мы, выслушав кучу перлов от Комбрига, шли в столовую есть холодный обед. Слава Богу, такое безобразие продолжалось не каждый день, изредка нам удавалось и горяченького покушать.
Та самая рекордная (48 минут) речь Комбрига была посвящена одному курсанту – Васе Уховертову. А началось все незадолго до того дня, после очередного похода на овощебазу. Нам частенько приходилось работать на овощебазах, к счастью, не только на картофельных. Если мы работали с яблоками, арбузами, виноградом и т.д., то, помимо того, что возвращались с полными животами витаминов, так еще и о товарищах не забывали – приносили с собой кто сколько сможет. Для этих целей у нас была специальная одежда: у старых списанных бушлатов, которые нам выдавали для работы, подрезалась подкладка так, что весь бушлат становился одним большим карманом, или, если хотите, мешком. В этих бушлатах мы и приносили в казарму фрукты. Надо отдать должное работникам овощебазы – они прекрасно знали, что мы уходим с полными бушлатами, но, жалея вечно голодных курсантов, позволяли нам и есть и выносить – не такой уж большой ущерб мы наносили нашему государству.
В тот раз мы работали с яблоками. Кстати, работали ударно: вагон яблок, а это шестьдесят тонн, разгружали впятером за пару часов. В казарму пришли, как обычно, с полными бушлатами. Накормили товарищей, еще и «для дома, для семьи» осталось: человек десять-двенадцать положили оставшиеся яблоки в рундуки, чтобы завтра во время увольнения разнести их по домам.
С утра мы пошли на занятия. А в казарму пришел Комбриг и сразу занялся любимым делом – проверкой тумбочек и рундуков. Обнаружив в нескольких из них значительное количество «неуставных» яблок, Комбриг вызвал дневального Васю и задал соответствующий вопрос:
- А почему здесь делают яблоки?
Вася, уже привыкнув к косноязычию командира роты, ответил, что это – яблоки с овощебазы.
- Возьмите вещевой мешок и соберите мне все яблоки, - приказал Комбриг дневальному.
- А если все не войдут в один вещмешок? – поинтересовался Вася.
- Значит, соберем в два, три и так далее.
- А зачем, товарищ командир?
- После обеда понесем их на овощебазу сдавать и извиняться за воровство.
- Так мы же не воровали, - попытался объяснить Вася. – Нам их так отдали.
- Не могли вам их отдать, это не частная лавочка, а государственная овощебаза. Выполняйте приказание! - Комбриг начал нервничать - он не любил лишних вопросов.
Выполняя приказание, Вася собрал все яблоки в три вещевых мешка и поставил их возле тумбочки дневального. А перед обедом, идя в столовую проверять накрытие столов для роты, он решил внести коррективы в полученное приказание, тем более что, как он потом объяснял, «было сказано собрать яблоки, но не уточнено, куда их после сбора девать». В общем, Вася, идя в столовую, прихватил вещмешки с собой и разложил все яблоки по тарелкам, разделив поровну между курсантами роты. У Комбрига в столовой был свой отдельный столик рядом с нами. Этот столик остался без яблок. Когда Комбриг, приведя нас в столовую, обнаружил, что его обделили, он страшно возмутился, мол, кто так небрежно принимал столы? Почему на моем столе нет яблок? На что Вася спокойно ответил:
- Так Вы же, товарищ командир, ворованные яблоки есть не будете.
Комбриг чуть не подавился от такой наглости:
- Старшина роты! После обеда построить личный состав перед столовой!
Говорят, после обеда хорошо бы соснуть минуток сто, чтобы улеглось и переварилось. Нам же пришлось постоять минуток сорок с хвостиком. Речь командира роты была длинная и непонятная, а заканчивалась она словами:
- За невыполнение приказания и проявленную беззубость в отношении яблок, курсанту Уховертову объявляю трое суток ареста!
…Утопив «Вильгельма Густлова», капитан третьего ранга Маринеско стал личным врагом фюрера. Арестовав Васю, капитан второго ранга Топорков стал личным врагом всей роты, а это почти сто человек. Фюрер был один, поэтому он не смог придумать достойную месть своему личному врагу. Не зря сам Топорков говорил, что «одна голова - хорошо, а два сапога – пара». Сто человек курсантов нашли способ отомстить Комбригу.
Следующий «культпоход» на овощебазу состоялся через неделю. Надо сказать, что в то время в Питере был «луковый голод» - репчатого лука в магазинах днем с огнем было не сыскать, что поделаешь – времена тотального дефицита! И надо же было так случиться, что на овощебазе нам пришлось разгружать целую фуру с репчатым луком!
Топорков всегда ходил на овощебазу с портфелем. Что он там носил – смену белья, пару бутербродов или томик Устава Внутренней службы, - сие тайна, покрытая мраком. Однако этот портфель и натолкнул нас на мысль, как напакостить Комбригу.
Когда он в очередной раз подошел к нашей фуре проверить, как мы работаем, один из нас предложил ему:
- Товарищ командир, а давайте мы вам лучку положим для дома?
На что Комбриг ответил:
- Да вы что, зачем это?
- Так, товарищ командир, в Ленинграде же вообще лука нет в продаже. А когда еще этот поступит в магазины? И неизвестно, поступит ли вообще. А так вам жена спасибо скажет. Давайте, мы вам немножко в портфель насыпем.
Я бы на месте командира задумался, а чего это курсанты, всегда в открытую выражавшие не то чтобы ненависть, но, по крайней мере, сильную нелюбовь к нему, вдруг решили оказать услугу? Но Комбриг, растроганный до глубины души таким проявлением добрых чувств к нему со стороны подчиненных, потерял бдительность и протянул портфель, правда, со словами:
- Ну что вы, не надо…
Продолжая проявлять «нежные чувства» к командиру роты, мы нагрузили портфель под завязку отборнейшими луковицами. Если бы ему удалось донести их до дома, жена была бы весьма тронута такой хозяйственностью мужа. Но… видно, не судьба была Комбригу получить благодарность от своей половины.
Перед самым построением для следования домой, на проходную был заслан «казачок» с заданием нашептать на ушко дамам-«ВОХРушкам», что готовится грандиозное ограбление овощебазы. Задание было выполнено успешно, так как, подойдя к воротам, мы обнаружили их закрытыми, хотя обычно их открывали еще до нашего подхода к ним. Строй встал. Ворота не открылись. Комбриг подождал - безрезультатно. Тогда он помахал воротам руками - тишина. Комбриг решительно направился в сторожку к охране. Как только он шагнул за дверь, ворота сразу распахнулись, можно было идти садиться в автобус. Однако, никто из нас не вышел за ворота – всем было интересно, чем закончится дело. Толпа курсантов сгрудилась у окон здания.
К сожалению, через закрытые окна ничего не было слышно. Нам пришлось наблюдать «немое кино». Сюжет развивался следующим образом. Комбриг, зайдя в сторожку, обнаружил там начальника ВОХР, двух ВОХРушек среднего возраста и пару дюжих хлопцев-грузчиков, видимо приглашённых для поддержки штанов доблестной охране. Судя по жестам Комбрига, он пытался добиться от охраны, чтобы они открыли ворота и выпустили строй к автобусу, при этом показывал на часы, мол, поздно уже.
Начальник охраны внимательно выслушал Комбрига, затем о чем-то спросил его, указывая на портфель. Комбриг покраснел, но активно замотал головой, прижимая портфель к себе обеими руками. Начальник охраны опять ткнул в портфель и что-то сказал. Комбриг, опустив одну руку с портфелем вниз, второй начал размахивать перед собой, тыча пальцем себе в погон, грозя охране пальцем и лупя себя кулаком в грудь. Закончил он свою речь тем, что снял фуражку и опустил голову вниз, показав всем свою лысину и несколько раз похлопав по ней ладошкой (наверное, сочные шлепки раздавались при этом, жаль, что мы не слышали).
Думается, монолог Комбрига звучал так:
- Да что вы себе позволяете? Я - капитан второго ранга Советского Союза (иногда он так себя называл…), награжден кучей орденов (маленькой кучкой юбилейных медалей…), да я вас сам всех тут построю-подравняю! Чтобы советский офицер-подводник (вообще-то, в прошлом - начальник гауптвахты и командир роты в училище…) мог что-то украсть? Да ни в жисть! Не позорьте мои седины подозрениями! (А зачем Васю арестовал?..) Что вы мне в портфель тычете? Там у меня смена белья и список личного состава, больше ничего нет. Вы не имеете права проводить обыск офицера! Я протестую!!!
И так далее в течение пятнадцати минут.
Однако советскому офицеру было бесполезно спорить с советским ВОХРом. Кончилось тем, что Комбриг все-таки был вынужден вытряхнуть портфель на стол. Отборные дефицитные луковицы остались в сторожке, а Комбриг был выпущен на свободу. Мы к тому времени уже сидели в автобусе.
Все-таки Комбриг был умный человек. Он, конечно, всё понял, ибо первое и единственное, что он сказал, поднявшись в автобус, было:
- И за что вы меня так не любите?..
Кстати, Вася так и не отсидел свои трое суток ареста: Ленинград – город большой, места на гауптвахте не хватило.
Два солдата из стройбата
Наконец-то, дом был достроен и сдан. Офицеры и мичмана с нетерпением ждали возвращения командира. Сегодня, на докладе у командира дивизиона, должна быть получена информация, кто из очередников получит долгожданное жилье.
Счастливчиками оказались пять человек: три мичмана и два офицера. По такому случаю старпом, также оказавшийся в числе новоселов, распустил народ по домам пораньше, чтобы те, кому повезло, успели получить ключи и полюбоваться на новые квартиры.
Наутро все пятеро счастливчиков делились впечатлениями.
- Мужики! Представляете, я думал, мне дадут худший вариант – двадцать семь квадратных метров, а оказалось, что дали тридцать два метра, да еще с лоджией!
- А у меня – первый этаж, блин!
- Дурачок, это же отлично! Обкладываешь лоджию кирпичом, прорубаешь в полу лаз, вот и готов огромный погреб. В соседнем доме так весь первый этаж отделан.
- Ребята, я думал, раз стройбат строит, будет все криво и некрасиво. Захожу – все двери открываются, обои не отваливаются, в ванной – розовый изумительный кафель от пола до потолка, - восхищался старпом, подпрыгивая от радости.
Единственным недовольным оказался старшина команды гидроакустиков. Он сидел в каюте мичманов, пригорюнившись, и жаловался приятелям:
- Все хорошо, кроме одного: в ванной одна стена обложена кафелем, а остальные слегка покрашены. Что делать?
- Ну что ты, Серёга, как девочка, разнылся? – успокаивал его старшина команды мотористов. – Ты же мичман! Знаешь, есть такая шахматная фигура: «мичман» называется, ходит куда хочет и берет что хочет.
- Так куда идти и что брать-то?
- Объясняю для неопытных. Если нужно что-то сделать в квартире, а у самого руки не из того места растут, или нет материала, то для этого придумана такая интересная организация – называется «стройбат». Знаешь такую? Это про них америкосы говорят – «самый страшный род войск в СССР, - такие отморозки, что им даже оружие не выдают!». Оружия нет, зато всего остального у них в наличии – вагон и маленькая тележка в придачу. Но самое главное в стройбате – люди! Они готовы за бутылку любые секреты продать, но поскольку секретами они не владеют, поэтому продают все остальное. Так что, идешь в магазин, покупаешь поллитра водки, суешь бутылку за пазуху, чтобы горлышко торчало. Потом встаешь на улице и ждешь, когда мимо тебя пройдут наши славные воины-созидатели, то бишь эти самые убогие стройбатовцы. Отлавливаешь первого попавшегося, тычешь пальцем в горлышко бутылки и объясняешь, что тебе надо. Ясно?
- Ну, попробую, - недоверчиво произнес Серёга.
Вечером он пошел в засаду. Встал на углу своего нового дома с бутылкой «Столичной» за пазухой. Ждал недолго, минут через пятнадцать мимо него протопали сапогами два расхристанных воина. «Ваятели домов, мать их за ногу!» - подумал мичман. Окликнув их, вступил в недолгие переговоры.
Минут через пять троица заговорщиков поднялась в Серёгину квартиру. Произведя рекогносцировку на местности и определив фронт работ, бойцы забрали у Серёги ключи от квартиры и, посовещавшись, определили срок окончания работ: девять часов утра.
- Может, в девять вечера? – на всякий случай уточнил мичман.
- Ясно же сказали: в девять утра все будет готово. Не забудь валюту, - воин-строитель кивнул на бутылку «Столичной».
Серёга распрощался с халтурщиками и пошел в общагу обнадеживать жену и собирать вещи для переезда.
Утром Серёга весь испереживался. От нетерпения на него напал «работун» - разогнав своих акустиков по местам приборки, он носился по кубрику, мешался у бойцов под ногами, раздавал ценные указания и тыкал пальцем в огрехи подчиненных.
Едва дождавшись подъема флага, быстренько развел своих «ушастиков» на работы и отпросился у командира боевой части «на часок».
Подлетев к своей новой квартире, Серёга обнаружил, что входная дверь приоткрыта. «Что за черт?» - подумал он и зашел в квартиру. Воины-созидатели мирно спали на полу в комнате, подстелив под себя ватники. Рядом на полу стояли две пустые бутылки из-под водки и остатки закуски – горбушка хлеба и шнурок от колбасы.
Разозлившись при виде такого безобразия, мичман, собрался было порубать головы разгильдяям, как вдруг один их них зашевелился, открыл глаз и, сфокусировав его на хозяине квартиры, пробормотал:
- А-а-а, командир! Пр-нимай р-боту.
Серега осторожно открыл дверь в ванную комнату и заглянул внутрь. От старого серо-зеленого кафеля не осталось и следа. Стены искрились и ласкали глаз приятным розовым цветом. Плитка была уложена ровно и аккуратно. Взглянув на смеситель, Серёга ахнул: вчера стоял простой убогий кран с ручками, а сейчас Серёга смотрел на свое отражение в красивом никелированном смесителе.
- Фирма веников не вяжет, - раздался хриплый голос у него над ухом.
Мичман оглянулся:
- Ну, ребята, вы даете! Откуда это все?
Солдатик вдруг вытянулся по стойке «смирно» и, выставив указательный палец перед своим носом, назидательно, но с трудом произнес:
- Эт-то военная тайна, ик, пардон, а мы военные тайны не рас-, не раж-, ик, не-раз-гла-ша-ем-ем. Дав-вай червонец за работу, начальник.
Довольный Серёга расплатился с бойцами, отдал им бутылку жидкой валюты, забрал у них ключ от квартиры и выпроводил строителей на лестницу. Воины побрели вниз, цепляясь за поручни и друг за друга.
Серёга еще какое-то время любовался на новую ванную, потом запер
дверь и помчался на службу делиться радостью.
Кучка мичманов как раз вышла на перекур. Подлетев к друзьям, Серёга стал взахлеб рассказывать, как ему удалось переделать свою ванную комнату. При этом он вдохновенно жестикулировал, хихикал и постоянно жал руку старшине команды мотористов:
- Васильич, ну, спасибо тебе! Что бы я без твоего совета делал? С меня бутылка.
К обеду Серёга несколько успокоился, но довольная улыбка, прилипнув к его лицу, так и осталась на месте.
Старпом обедал молча и сидел мрачнее тучи, что, вообще-то, было для него не характерно. Несколько раз покосившись на старпома, доктор осторожно поинтересовался:
- Виталий Михалыч, случилось чего, али захворать изволили? А то милости прошу в мое бунгало, таблеточек подберем, капелек накапаем, подлечим.
Старпом печально взглянул на доктора и махнул рукой. Пожевав еще немного, он пожаловался:
- Понимаешь, док, ерунда какая. Начал делать ремонт в новой квартире – двери покрасил, окна, еще кое-что по мелочам. Но главное – заменил смеситель в ванной. Долго с женой выбирали, кучу магазинов объездили. Наконец, вчера купили. Импортный, никелированный. Поставили. А сегодня перед обедом заскочил домой – смеситель стоит старый. И какие-то гады весь кафель со стен сняли. Помнишь, я говорил, что у меня в ванной кафель розовый? Так теперь вместо него обшарпанные стены. Говорили мне, дураку: поменяй сразу замок в двери. А я все тянул. Вот и дотянулся, блин! Вчера вечером с женой уходили из новой квартиры – все было нормально, а сегодня перед обедом – кошмар!
Допив свой компот, доктор зашел в каюту мичманов, где Серёга продолжал рассказывать о своей удаче.
- Слышь, Серёга! Когда, говоришь, у тебя обновка появилась, сегодня ночью? Кафелек розовый, а смеситель никелированный импортный? Я вас поздравляю, сударь! И мой тебе совет – старпому об этом не говори! А то нам придется скидываться по рублику на импортный никелированный гробик розового цвета для тебя.
Дальше док в двух словах рассказал о старпомовском горе. Мичмана ржали минут пять. А Серёгина довольная улыбка, наконец, сползла с его лица.
Через неделю всем экипажем обмывали сразу пять новых квартир. Четыре новосела получили от сослуживцев подарки, причем старпому, скинувшись, купили импортный смеситель и заказали новую плитку для ванной (за Серёгин счет). А Серёге, в счет подарка, пообещали сохранить его тайну до гроба.
Врачам не говорят спасибо!
- Разрешите, товарищ командир?
Начальник медицинской службы подводной лодки старший лейтенант Тараканов, в просторечии просто Сан Саныч, приоткрыл дверь командирской каюты и сунул туда голову.
- Что, док, проблемы? – командир отложил в сторону книгу и приготовился выслушать медика.
- Нужна срочная операция матросу Казаринову. Ждать больше нельзя, нам же ещё дней пять по морям болтаться. Если не прооперировать сегодня, завтра может быть уже поздно – заражение крови, гангрена, ампутация и … - дальше Сан Саныч засыпал командира медицинской абракадаброй.
- Я понял, док, понял, - поморщился ничего не понявший командир. – Что ж, раз надо, значит, режь хлопца. А справишься, не загубишь мне человечка?
- Постараюсь, - скромно ответил Тараканов, не уточнив, в чем именно он должен проявить старание – в спасении парня или его душегубстве.
- От меня что нужно? – спросил командир.
- Не всплывать около часа. Море сейчас «горбатое», а под водой не качает.
- Добро, док. Разворачивай свой мясокомбинат.
По трансляции объявили о предстоящей операции. Пока Сан Саныч переоборудовал офицерскую кают-компанию в операционную, два дюжих моториста притащили во второй отсек Казаринова. Тот тихо постанывал – то ли от боли, то ли от ожидания предстоящей экзекуции. Недаром про Сан Саныча ходили слухи, что он садист. Кто-то из доморощенных поэтов-самоучек по этому поводу даже стихи написал, среди которых были строки:
Замполита запытал,
Штурманам клыки порвал…
В операционную заглянул заместитель командира по работе с личным составом, или просто «зам». На старое «замполит» он не то, чтобы обижался, просто всегда говорил, что никогда не был замполитом, так как вышел в замы из штурманов.
- Док, а ты чем бойца резать будешь? Инструмент-то у тебя чистый, али как?
- Все нормально, товарищ капитан третьего ранга! Ржавчину отчистил, продезинфицировал и утопил в спирте, - отрапортовал Сан Саныч.
- Что продезинфицировал и утопил, ржавчину? – не понял зам.
- Да нет, инструмент. Он у меня в ванночке со спиртом плавает, …то есть лежит, - поправился док.
- Смотри, Гиппократ, чтобы не пришлось потом от бойца зараженные части тела отрезать. Я поприсутствую? – то ли попросил, то ли приказал зам.
- Халат наденьте и руки проспиртуйте, - деловито распорядился Сан Саныч и повернулся к мотористам-санитарам. – Давайте больного на стол!
Трясущегося Казаринова уложили на стол и привязали к нему ремнями – либо чтобы не свалился, либо чтобы не сбежал.
- Посторонним покинуть операционную! – приказал Сан Саныч. В кают-компании вместе с ним остались зам, химик Гвоздиков – он же главный ассистент, и на подхвате вестовой матрос Лобов.
- Нуте-с, батенька, посмотрим, что тут у нас за бяка такая нехорошая, - Сан Саныч плотоядно взглянул на гнойную рану и ткнул в нее какой-то железякой.
- А-а-а-а-а! - крещендо жертвы докторского произвола взлетело к подволоку и затихло в вентиляционной трубе. Если бы не ремни, Казаринов, видимо, догнал бы на взлете свое «А-а-а-а!».
- Куда прыгаешь, родимый? – Сан Саныч ласково, но с нажимом уложил напрягшегося больного на стол. – Ты что, решил стукнуться головушкой о подволок? Так ведь и сотрясение мозга недолго получить, а его одной операцией не вылечишь. Так что лежи спокойнечко, товарищ дорогой, и все у нас будет хорошо.
Док, осмотрев рану, почесал в затылке:
- Да-а-а, без анестезии тут не обойтись. Сделаю-ка я тебе новокаиновую блокаду, дорогой. Лежи и не дергайся, сейчас чуток поколю, и все заморозится.
Доктор истыкал моментально вспотевшего Казаринова шприцом. Выждав некоторое время, проверил, как действует анестезия: тем же способом – пальцем в эпицентр болячки…
- Наркоз не действует, - задумчиво констатировал док, когда стихло эхо от очередного крещендо пациента. – Придется воспользоваться резервным вариантом обезболивания.
Сан Саныч взял в руки деревянную лопаточку и сунул ее Казаринову в открытый рот:
- Закрой пасть и зажми палку клыками. Когда будет больно, грызи ее, родимую. Если скушаешь, не боись, у меня их много, дам еще. Но смотри, не дергайся! Будешь прыгать на столе, получишь еще один наркоз – в пятку. Лобов, - док повернулся к вестовому, прикорнувшему в уголке на диване, - не спи, чудовище! Держи иголку от шприца. Как только тело начнет дергаться, ткни ему в пятку – сразу перестанет!
Произнеся столь длинную речь, Сан Саныч повернулся к пациенту и промокнул ваткой пот, обильно выступивший у того на лбу. С палкой в зубах Казаринов сильно смахивал на собаку, держащую в пасти поноску и почему-то лежащую на спине.
Наконец, Сан Саныч, примерившись, сделал первый надрез. Из раны хлынули потоки гноя. Операция началась. Командир отсека, подглядывавший за экзекуцией через щелку в двери кают-компании, засек время.
Без дела не остался никто. Казаринов проявил массу героизма, не проронив больше ни слова и ни разу не дернувшись, видимо, угроза получить шприцом в пятку возымела свое действие. Палку он изгрыз до размеров спички.
Лобов, в начале операции пристально глядевший на пятки больного (похоже, выбирая место, куда удобнее воткнуть свою мини-рапиру), к концу операции хладнокровно заснул, невзирая на открытую рану пациента. Железные нервы оказались у вестового кают-компании!
Химик Гвоздиков, как главный ассистент хирурга, безошибочно подавал необходимый инструмент, вынимая его из ванночки со спиртом и медленно пронося мимо собственного носа. «Хорошо пахнет!» - думал он при этом.
Даже заместителю командира дело нашлось: он успешно отгонял муху, невесть откуда прилетевшую на мясо.
Минут через двадцать док наложил на прочищенную и обработанную рану последний шов и освободил Казаринова от пут.
- Все, сынок, свободен. Шлепай в отсек и больше не суйся, куда не следует. Помни золотое правило подводника: не твое заведование – не трогай!
- Спаси…,- хотел, было, поблагодарить хирурга Казаринов, но Сан Саныч перебил его:
- Врачам не говорят «спасибо»! Дуй на боевой пост!
Главный итог операции: палец спасен, пациент будет жить!
Предыдущая часть:
Продолжение: