В педиатрии значение главного принципа медицины «не навреди» возрастает многократно. И это особенно важно, если речь идёт о детской психиатрии.
Долгое время дети с психическими заболеваниями оставались как бы вне фокуса внимания медицины. Считалось, что лечить их то ли не особенно нужно, то ли невозможно, то ли врачи просто не имели соответствующих знаний. Детская психиатрия до начала 20-го в. развивалась очень медленно. Забота о юных пациентах с психиатрическими нарушениями сводилась к тому, что их просто закрывали в специальных заведениях.
Первая в Российской империи школа для умственно отсталых детей и эпилептиков появилась в 1854 г. в Риге, открыл её сурдопедагог Фридрих Пляц, который работал с детьми по системе французского педагога и врача Эдуарда Сегена. Последний считал, что умственно отсталых детей нельзя просто закрывать в приютах, их надо адаптировать к жизни ровно настолько, насколько это возможно, выводить из безразличного и инертного состояния, пытаться установить связи с внешним миром.
Постепенно опыт Пляца распространялся, аналогичные учреждения появились в Петербурге и Москве, в 1908 г. Пётр Кащенко открыл в Москве Школу-санаторий для дефективных детей, к 1917 г. в специализированных учреждениях воспитывалось уже около 2000 умственно отсталых пациентов.
Это лучше, чем ничего, но в масштабах целой страны, конечно, ничтожно мало. Детская психиатрия стала развиваться в России только в начале 20-го в., и большую роль в этом сыграла Груня Ефимовна Сухарева.
Биография без подробностей
Она родилась в 1891 г. в Киеве. О занятиях её родителей ничего не известно, но учитывая, что в семье было две дочери и обе закончили Киевский женский медицинский институт, скорее всего, семья была не бедная. В 1915 г. Груня начала работать в эпидотряде, где задержалась на два года. Там она впервые столкнулась с детьми, у которых расстройства психики проявлялись во время инфекционных заболеваний. Молодая врач заинтересовалась вопросом и решила специализироваться в этой области.
Во время Гражданской войны Сухарева работала в киевской больнице, до 1921 г. заведовала секцией дефективных детей во Врачебно-педагогическом институте. Именно в этот период в мире стало складываться новое направление в педагогике — педология. Она объединяла знания и инструментарий биологии, медицины, педагогики и других наук для того, чтобы искать индивидуальный подход к ребёнку и наилучшим образом развивать его. Особенно активно методы педологии внедрялись в 1920-е, тогда детей стали тестировать при поступлении в школу, делить на классы в зависимости от результатов тестов, искать наиболее подходящие для конкретного ребёнка варианты работы с ним. Расцвет педологии был очень недолгим, так как индивидуальный подход в советской системе воспитания не приветствовался. Но именно на этой волне Сухарева окончательно определилась со специализацией.
В 1921 г. она переехала в Москву, где вышла на работу в отдел народного образования, а потом перешла в психиатрическую клинику Института охраны здоровья детей и подростков. С этим периодом её работы связан интересный парадокс.
Раньше Аспергера
Как-то на приём к Груне Ефимовне привели мальчика, который избегал общения со сверстниками. А вот с врачом говорил охотно и обсуждал совсем, казалось бы, не детские темы. Мальчик много читал, причём всё подряд, а играть не любил. Эти особенности заинтересовали врача, и за год она обнаружила ещё пять пациентов с аналогичными особенностями. Каждый из них был замкнут, существовал в собственном мире и при этом проявлял явные способности в какой-то одной сфере.
Объединив свои наблюдения, Сухарева в 1925 г. написала статью «Шизоидные психопатии в детском возрасте», в которой, в частности, отметила, что у наблюдаемых ею детей есть аутистическая (избегающая) установка: «Все дети этой группы держатся особняком в детской среде, трудно к ней приспосабливаются и никогда не сливаются с ней целиком. Сразу при поступлений в школу делаются посмешищем среди детей. Несмотря на то, что общий уровень их значительно выше остальной детской массы, не пользуются там авторитетом, их называют «говорильня». Сами избегают детского об-ва, оно их травматизирует. Наклонность к одиночеству, нелюдимость отмечается у всех этих детей с раннего детства. Они держатся дичком, избегают шумных игр, предпочитают им фантастические рассказы и сказки».
Всё это, а также другие признаки, который тоже перечислены в статье Сухаревой, в 1944 г. описал австрийский психиатр Ганс Аспергер. Расстройство аутистического спектра у детей носит его имя — синдром Аспергера, хотя многие полагают, что справедливее было бы назвать его в честь Груни Сухаревой.
Сегодня, конечно, уже никто не восстановит истину: мог ли Аспергер знать о работе советского психиатра. С одной стороны, статья в 1926 г. была переведена на немецкий язык для международного журнала, и Аспергер мог прочитать её. С другой, — сама Сухарева отличалась такой скромностью, что вряд ли когда-то могла допустить даже мысль о претензиях к коллеге.
Работа превыше всего
А скромна она была чуть ли не до самоотречения. Своей семьи у Сухаревой не было, об отношениях с сестрой мало известно (сохранились, впрочем, воспоминания, что она нередко направляла к Марии Ефимовне на консультацию пациентов, если нужна была помощь педиатра). Практически всё время Сухарева посвящала работе: в психиатрической клинике Первого медицинского института, потом в Харьковском психоневрологическом институте она занималась изучением шизофрении у детей и первой выделила три типа её течения. Во многом благодаря её работе из обихода стали исчезать понятия «детская дефективность» и «дома для дефективных детей», им стали оказывать полноценную психиатрическую помощь. Изменились и подходы к лечению: врачи перестали обращать всё своё внимание на исправление «дефекта», а начали работать над тем, чтобы сохранить те «здоровые» части психики, которые давали шанс пациенту вписаться в обычную жизнь.
В своих пациентах, трудных, сложных, порой асоциальных, она видела прежде всего детей. В 1930-е, когда постановлением ЦИКа было разрешено привлекать к уголовной ответственности детей начиная с 12 лет (и даже применять к ним высшую меру наказания), она без устали с разных трибун доказывала, что дети, которые идут на преступления, часто нуждаются не в исправлении тюрьмой, а в лечении. В отделении больницы имени П. Кащенко, где работала Сухарева, трудились не только врачи и медсёстры. Там появились штатные педагоги, которые старались приучить детей к самостоятельности, для пациентов открыли живой уголок, за обитателями которого ухаживали сами дети, с ними занимались физкультурой и спортом. Казалось бы, совершенно обычные вещи, но для детей с психиатрическими диагнозами ничего подобного раньше не было.
В 1935 г. Сухарева защитила докторскую диссертацию и встала во главе кафедры детской психиатрии Центрального института усовершенствования врачей (ЦИУ), работала там долгие годы. Через несколько лет благодаря ей было организовано отделение психозов детей и подростков в Центральном институте психиатрии. Во время войны работала в эвакогоспитале в Томске, а вернувшись, переехала жить… в больницу, чтобы быть доступной в любое время дня и ночи. Пользовалась большой любовью и уважением коллег, причём не только из-за безотказности: о ней неизменно вспоминали как об очень добром и скромном человеке.
Психиатрия под ударом
Конец 1940-х и начало 1950-х в советской истории стали временем, когда некоторые отрасли науки были практически уничтожены. Конечно, на память сразу приходит разгром генетики, но досталось и многим ведущим советским физиологам, которые якобы отошли от павловского учения. В 1951 г. на Павловской сессии Академии медицинских наук СССР и Всесоюзного общества невропатологов и психиатров в неврологии и психиатрии пришла очередь ведущих советских психиатров.
Очевидцы сессии вспоминали: «Длившееся пять дней упомянутое заседание скорее напоминало суд инквизиции. Основной доклад звучал как обвинительное заключение в адрес видных психиатров. Подвергшиеся обвинениям каялись, признавали свою вину, отрекались от годами вынашиваемых научных идей как от ереси, обещали исправиться и исповедовать только учение И. П. Павлова».
В качестве недальновидных и отпавших от павловского учения была названа и Груня Сухарева. Академик Андрей Снежевский (глава Института имени Сербского) буквально «отчитывал» ведущих психиатров, которые не поняли курс движения советской науки: «Осталось чувство неудовлетворения от того раздела выступлений В. А. Гиляровского, В. П. Протопопова, Е. А. Попова, Г. Е. Сухаревой, М. Я. Серейского и др., в которых они излагали свою работу по реализации решений павловской сессии. Что сделано в этом направлении нашими ведущими психиатрами, возглавляющими клиники и отделы институтов? Чем они занимались в течение всего этого времени? Преимущественно попытками примирения своих концепций с учением И. П. Павлова или их упорным отстаиванием и меньше всего творческой работой. Столь замедленное начало осуществления решений сессии, которое совещание вправе отметить, свидетельствует прежде всего об отсутствии сознания ответственности перед советской психиатрией за прошлые ошибки именно тех научных руководителей крупнейших коллективов, которые были обязаны возглавить творческую реализацию решений павловской сессии».
Груня Ефимовна, которой на тот момент уже было 60 лет, раскаялась в своих «ошибках» прямо на той же сессии. Зато её обошли репрессии, которые катком прошли по другим учёным, она смогла продолжить работу.
Заслуги Сухаревой в детский психиатрии очень велики, специалисты говорят, что она заложила в этой области основы главных направлений исследований. Благодаря ей, были выделены возрастные признаки психиатрических заболеваний, отдельные симптомы для детского и подросткового возраста. У неё есть работы и по пограничным расстройствам у детей и подростков, и они востребованы и сегодня, когда число таких диагнозов растёт.
С 2015 г. имя Груни Сухаревой носит Московский Научно-практический центр психического здоровья детей и подростков (бывшая городская детская психиатрическая больница), где врач проработала более 40 лет.