– Вот так «аппетитно» выглядел ряд самолётов на стоянке перед первым в лётной смене разлётом самолётов. На аэродроме ещё тишина, всё в ожидании начала шумного многоголосого лётного дня. Полетел я с «чужим» инструктором на допуск к самостоятельному полёту на групповую слётанность в паре. Мой инструктор, капитан Зайцев, был в какой-то командировке. В полёте я выполнял пристроение к ведущему, перестроение в паре, развороты внутренним и внешним, роспуск. Инструктор весь полёт дёргал ручку и говорил, что я слишком близко подхожу к ведущему. А я всё делал, как учил меня мой инструктор. Теперь, по словам этого «чужого» инструктора. надо будет ещё раз слетать контрольный полёт на допуск с командиром звена. Пусть мол он меня допускает.
В этот же день полетел с командиром звена, капитаном Ноздрачёвым контрольный полёт в зону на пилотаж. Тот в полёте «демократичен», многое разрешает, - я с удовольствием «накрутил» много бочек и переворотов, пожалуй, это самые интересные фигуры пилотажа, когда земля крутится вокруг тебя.
– На фото курсант Александр Панасов, мы звали его больше почему-то Шура. Но было у него ещё и «подпольное» имя – Борман. Почему так и откуда оно взялось, уже не помню, а может и не знал никогда. У многих из нас были самые разнообразные «подпольные» имена. Были и Шэф, и Мореман, и Кока, и Моша, и Кисель, и Геша, и Хохол, и Дуче, и всякие прочие. Все они поддавались какому-то объяснению, а вот Борману трудно найти объяснение.
Однажды это имя стало причиной злой шутки, - мы продолжали перед самостоятельным вылетом по маршруту проходить контроль у штурмана эскадрильи. И вот, кто-то в Бормановском наколенном планшете, пока он «валялся» в квадрате, перед таким контролем расписал маршрут с поворотными Берлин – Гамбург – Мюнхен. Шура Панасов, ничего не подозревая, попёрся со своим планшетом к штурману майору Пронину. Тот был большой весельчак и оригинальный матершинник. После того, как штурман увидел в планшете такой маршрут, в воздухе аэродрома долго стояли самые отборные и редкие маты, обрушившиеся на голову несчастного Бормана.
– Кока Нагорнов, мой друг. С довольным видом сидит в Л-29 на стоянке самолётов, у него вылет «с разлёта», то есть первая заправка, самое начало полётов, все выруливают со стоянки и им предстоит длительное руление по утреннему аэродрому. Аэродром только просыпался, на рулении можно было даже встретить бегающих по полю зайцев. Они уже привыкли к аэродромному шуму, к звуку самолётов и не особенно быстро убегали. Мы все любили этот момент с длительным рулением, но он бывал не часто.
Мы уже летали больше самостоятельных полётов, чем контрольных, с нетерпением ждали лётной смены, а погода всё чаще преподносила нам сюрпризы в виде многодневных дождей. Бывало, что проводили предварительную подготовку, а на следующий день полёты отбивали по погоде. Снова проводили предварительную, и снова отбивались полёты. Бывало проводили несколько предварительных подготовок и ни одной лётной смены. Было очень обидно. Но, когда после такого перерыва проводились полёты, аэродром особенно бурно «гудел», самолёты готовились к повторному вылету особенно быстро и в этом участвовали все.
– С некоторых пор стал я брать с собой в самостоятельный полёт фотоаппарат. На стоянке фотоаппарат прятал под комбезом, ведь это было «страшное» нарушение, фотографировать на аэродроме. А брать фотоаппарат в полёт приравнивалось к «измене Родины». Сначала делал снимки в воздухе редко и осторожно, потом «освоился» и стал снимать «нахальнее», в самых разных моментах полёта. Снимал землю, снимал приборную доску в полёте, снимал с воздуха аэродром. Да всё подряд снимал. Немного только фоток сохранилось. Вот этот снимок сделан сразу после отрыва самолёта от земли на взлёте ещё до уборки шасси. Виден ещё не убранный механический указатель выпущенного положения передней стойки шасси. Конечно, это было не очень разумно, - ответственный этап полёта, - надо и самолётом управлять на взлёте, и фотоаппарат в руке. Но мы уже чувствовали себя в самолёте на всех этапах полёта уверенно, местами, как понимаю сейчас, самонадеянно. В этом и было наше «нахальство». Но зато снимки при этом получались очень живыми и интересными.
– А этот снимок сделан сразу после взлёта, там мы в наборе высоты пересекали железную дорого. Очень интересно смотрелись с воздуха железнодорожные вагоны, почему-то сразу вспоминались кадры из фильмов про войну, - так и хотелось сделать заход и «спикировать» на эти вагоны. А ещё здесь рядом была бахча с арбузами. Как-то мы составом нашей лётной группы с Вовенко, Обуховым и Тихоновым сделали «набег» на эту бахчу. Дело было в конце дня. Арбузы были уже крупными и спелыми, на первый арбуз просто набросились с жадностью, еле осилили его спелую и сладкую мякоть. Второй арбуз осилить уже не смогли. Выбрали самый крупный арбуз и взяли его с собой в городок. Тащили по очереди, слишком уж большим и тяжёлым он был. В городке спрятали арбуз в столовском леднике под опилками. На следующий день была предварительная подготовка, день был очень жарким. И вот мы в перерыв достали из ледника холодный арбуз и разрезали его, при разрезании он лопался, настолько был спелым. Капли арбузного сока при разломе так аппетитно блестели. Холодный арбуз в жару был просто объедением. Пожалуй, никогда в жизни больше я не ел с таким удовольствием арбуза.
– При выполнении первого разворота открывался отличный вид на весь Кореновск, который был достаточно крупным населённым пунктом. Он был застроен в основном частными домами, которые занимали большую площадь, через весь Кореновск протекала речка и на ней был хорошего размера пруд, где мы иногда купались и даже брали лодки напрокат. Здесь было пару заводов и большой молочный комбинат, на котором нам как-то довелось поработать несколько дней и хорошо познакомиться с «тамошней» сгущенкой. Отправили наши командиры как-то «бригаду» курсантов на молкомбинат, чтобы мы там заработали денег на асфальт для нашего авиагородка. Работу мы там выполняли самую простую и разную, - грузили коробки со сгущёнкой в вагон, где по-воровски со сгущёнкой и познакомились, «тайно» вытаскивая банки из коробок. Ещё высыпали мешки сахара в котлы, где варилась сгущёнка. Потом тётка принесла нам ведро сгущёнки, и мы пили её пока она лезла в нас.
Короче, за несколько дней работы я так опился этой сгущёнки, что много лет после этого смотреть на неё не мог. А ещё каждый день, что мы работали на молкомбинате, мы привозили в казарму много сгущёнки, так что, пили её все и в большом количестве.
– При наборе высоты над Кореновском, хорошо был виден наш аэродром на юго-западной окраине. А когда доводилось в контрольном полёте пролетать над центром Кореновска, инструктор обязательно брал управление и, отворачивая влево – вправо, высматривал, стоит ли в центре города на площади бочка с пивом. После первой смены полётов инструктора в жаркий день частенько посещали эту бочку. На аэродроме были свои поля, засеянные разными зерновыми культурами и подсолнухом. Комендантом аэродрома был прапорщик Иванов Егор Петрович. Очень колоритный и громогласный был этот прапорщик. Он ведал всем аэродромом и, обслуживающей полёты, автотехникой. Вот его солдаты и работали на этих полях между обеспечением полётов. Эти солдаты и на полётах «выматывались», и ещё по ночам на полях работали. Зато в комендатуре дисциплина была примерная, - некогда было тем солдатам дисциплину нарушать, да и сил не было.
27.05.2024 - Севастополь.