1893 год
«Ростов-на-Дону. Нам сообщают следующий оригинальный случай, происшедший недавно с кассиром одной из местных крупных торговых фирм. Кассир Х., делая обычную вечернюю поверку, обнаружил вдруг, что к своему ужасу, недостачу в ней 1700 рублей. Не зная, чем объяснить такое загадочное исчезновение денег, он решил немедленно продать свой небольшой дом, чтобы пополнить кассу. Но каково же было его удивление, когда на другой день к нему явился какой-то старик-торговец и вручил ему пропавшие 1700 рублей. Оказалось, что Х. сам был виноват в пропаже денег: рассчитываясь со стариком-торговцем, он, по рассеянности, вместо следуемые по векселю 1300 рублей, отсчитал ему 3000 рублей. Торговец первоначально не обратил на это внимание, но вечером, обнаружив у себя больше, чем следует денег, догадался об ошибке кассира. Признательный Х., в знак своей глубокой благодарности, поднес ему на память дорогую икону с изображением Св. Косьмы и Демиана бессеребренников».
«Таганрог. 23-го мая прихожанами Михайловской церкви был совершен, с выносом святостей, крестный ход в степь. В степи было совершено в присутствии массы молящихся молебствие, и обошли посевы до Дубовой рощи. Здесь был сделан непродолжительной привал, а затем все участвующие в ходе, духовенство и народ, возвратились к вечеру в город». (Приазовский край 130 от 26.05.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. В Ростове в последнее время появились довольно приличные на вид господа, которые занимаются опустошением обывательских карманов по садам и театрам. На днях один из таких «франтов», в щегольском костюме и цилиндре, был задержан в саду «Палермо» в то самое время, когда он запустил уже руку в боковой карман одного из артистов труппы Петти. Его немедленно арестовали и отправили в кордегардию».
«Ростов-на-Дону. Нам доставлено не лишенное интереса открытое письмо, адресованное на имя одного книжного магазина, которое мы приводим здесь буквально:
«В конце мая выйдет из печати изящная (новая) книга «Истинная любовь». Быль. Посвящается барышням (4 ½ листа) 12 экземпл., стоящих в продаже в провинции 4 руб. 80 коп. (по 40 коп. за экземпл.), высылаю наложенным платежом в 3 руб., плюс почтовые расходы. Могу выслать и более. Заказы прошу адресовать открытыми письмами: в Петербург. Почтамт. До востребования. Забракованному автору. Г. С-Петербург 17 мая 1894 г.
С почтением, «Забракованный автор Г.».
Письмо это не лишено интереса в том отношении, что показывает до какой степени нахальства и цинизма доходят господа «забракованные авторы». Господин Г. принимает заказы на свою книгу. Он, по-видимому, полагает, что сочинять книги и шить сапоги одно и то же. «Быль» свою он посвящает барышням и продает почему-то не иначе, как дюжинами. «Два сапога – пара», 12 книг забракованного автора – «заказ». Выступить с открытым забралом у этого милого декадента не хватает, однако, смелости: заказы свои он просит адресовать открытыми письмами, poste restante, «до востребования». Почему же не назвать себя полным именем? Это еще совершенно новый и, надо сознаться, довольно-таки наивный способ стрижки читательской публики. Высылка денег и переписка с таинственным незнакомцем – слышали ли вы до сих пор о чем-либо подобном?»
«Ростов-на-Дону. В Ростове, как известно, есть два Темерника: Темерник-речонка и Темерник-поселение. Оба они достаточно знамениты, каждый по-своему, оба с честью могли бы занять место в «Истории» господина Иловайского. О превосходных санитарных качествах Темерника-речонки вы можете составить себе понятие, между прочим, потому, что ростовская окружная санитарно-исполнительная комиссия, вырабатывая мероприятия для борьбы с холерой, на случай ее появления в этом году, сочла необходимым в особом пункте своей программы постановить: «просим распоряжения областного врачебного инспектора о воспрещении жителям г. Ростова спускать нечистоты в р. Темерник, впадающую в реку Дон и загрязняющую ее воды и берега разлагающимися органическими отбросами, что губительно отзывается на жителях Елизаветинской и Гниловской станиц, употребляющих донскую воду». Что же нам в таком случае говорить? Если Темерник столь губительно действует на здоровье людей, не в Ростове проживающих, то как велик должен быть вред, причиняющим им здоровью ростовцев? Да, так оно и сеть. В этом грязном и смердящем болоте в течении нескольких минут дохнут куры, гуси, собаки… Близ живущие обыватели, как мне передавали, лишены возможности держать у себя домашнюю птицу: она быстро у них околевает. Сам по себе несносный, Темерник тем еще опасен, что заражает собою донскую воду, а, ведь, она расходится у нас в огромных количествах. Что же делает городское управление для уничтожения этой язвы? Пока проекты только пишет. Кончится, пожалуй, тем, что жители Елизаветинской и Гниловской станиц, дорожа своим здоровьем, начнут за свой счет очищать и «регулировать» наш ростовский Темерник. Грозных проектов они сочинять, конечно, не станут, о встрече французской флотилии в «водах» (понимай мути) Темерника мечтать не будут, но что-нибудь путное, надо думать, все-таки надумают. И тогда, как же, милостивые государи, нам стыдно будет! Того ли мы дожидаемся с вами, чтобы окрестные станичники наш богатый Ростов на помочах водили?
Другой Темерник, Темерник-поселение, в последнее время не на шутку поднял голову. Началось это с того дня, как состоялось постановление городской думы о замощении Церковной улицы. Мощеная улица на Темернике – это то же, что и китаец во фраке, такая же диковинка, такое же чудо. С той именно поры темерничане спят и во сне видят себя «уравненными в правах» с остальными привилегированными ростовцами. Освобождение невольников в Америке, упразднение крепостного права в России и замощение Церковной улицы на Темернике – вот три однородных по значению фактов, которые когда-нибудь будут поставлены рядом российским «Нибуриком». Все они знаменуют собою начало «эмансипации». Во всех их общее еще то, что, как выражаются иногда в печати, «пришли они сверху», в предупреждение того, чтобы не были потребованы «снизу». Я, право, не шучу. Один темерничанин пишет нам, что если бы ростовская дума не вспомнила, наконец, сама об «эмансипации» Темерника, то храброе темерницкое племя проделало бы то же самое, что когда-то, во дни оны, проделали и наши знаменитые, в своем роде бесподобные нахаловцы. Именно в одну «историческую ночь» они соборно, с женами, детьми, со всеми своими бебехами, захватили бы участок городской земли и сказали бы: «Отныне это наше царство». Подите, судитесь там с ними. Ведь, не судился же город Ростов с поселенцами Нахаловки; напротив, он сам санкционировал их захват и даровал им полную амнистию. Чем те же темерничане хуже нахаловцев?
С другой стороны, по странной логике событий, начало эмансипации Темерника принесло новое совсем горе местным абитуриентам. Тот же добрый темерницкий патриот, который счел нужным привести историческую справку о судьбах Нахаловки, дабы предостеречь наших муниципальных консулов от возможной опасности vise vesa, жалуется, что не успело еще получить огласку постановление думы о замощении Церковной улицы, как там уже в невероятной прогрессии поднялись цены на квартиры. Выходит, как будто бы, что для обывателя en masse лучше, когда улицы не замощаются, а пребывают в первобытной натуральной грязи. Здесь, по-видимому, имеет повториться история ростовского домовладения вообще. Даже не старожилы помнят, когда на нашей Большой Садовой сажень земли ценилась чуть ли не в грош и когда дома здесь были деревянные, жалкие, на куриных ножках, точно в сказке. Но вот пришел «купон», насадил на этом месте свою купонную цивилизацию, понастроил каменные двух и трехэтажные дома и пошел драть с живого и мертвого. О безбожной дороговизне ростовских квартир я уже не раз говорил. О дороговизне земли на центральных улицах города мне на днях рассказывали прямо-таки баснословные вещи. Прежний грош вырос в империал. А пример заразителен. Темерницкие домовладельцы собираются пойти по стопам своих старших собратов. Beoti possidents! Но зато – vae victis – горе побежденным. Недалеко, быть может, время, когда с эмансипированного Темерника начнется великое «переселение народов»… Кто придет им на помощь?
Однако, если уже настал период «эмансипации», то пусть будет она эмансипацией полной, а не частичной. Будь я гласным ростовской городской думы, то постарался бы построить всю свою муниципальную карьеру на темерницком «гомруле».
- Гомруль, гомруль! Что за штука такая?
Ах, господа, разве не слышали? «Гомрулю» Гладстон обязан лучшим листом своего венка славы». (Приазовский край. 135 от 26.05.1894 г.).
1895 год
«Таганрог. Некоторые местные экспортные конторы, с целью сокращения расходов на разъезды своих приказчиков-курьеров, вводят велосипеды. Таким образом, является еще одна конкуренция нашему, и без того захудалому, извозчичьему промыслу».
«Таганрог. Настолько не безопасны детские забавы взрослых – можно судить из следующего. 23-го мая, перед вечером, в первом участке города кто-то пустил воздушный бумажный шар, который, поднявшись на значительную высоту, принял быстрое направление с востока на запад. Потом, благодаря ветру, шар начало качать из стороны в сторону и, в конце концов бумага воспламенилась, и огонь быстро стал опускаться на землю близ Соборного переулка между Митрофановской и Елисаветинской улицами. К счастью, этот громадный кусок пламени упал на дерево, а не на деревянную или камышовую крышу, какими изобилуют наши окраины, и, благодаря этому, не произошло несчастье. Огонь продержался несколько минут на дереве, а потом был снят и потушен». (Приазовский край. 133 от 26.05.1895 г.).
1897 год
«Донецкий округ. Станица Каменская. Распущенность полицейских казаков в Новочеркасске вынудила, как известно, полицмейстера этого города издать особый приказ, в котором полицейским служителям предписывается отказаться от своей привычки развлекаться, находясь на посту, разговорами со своими знакомыми или усаживаться на лавочки с горничными для беседы, и, вообще, предложено более серьезно относиться к исполнению лежащих на них служебных обязанностей. Было бы чрезвычайно полезно для блага нашей станицы обратить внимание и на здешних полицейских казаков, которые, в смысле нарушения порядка и приличия, несомненно, перещеголяли своих новочеркасских собратьев. До какой степени эти господа бывают иногда бесцеремонны в своем обращении с жителями – видно, например, из жалобы одной женщины, которая обвиняет двух полицейских казаков в том, что они, несмотря на ее беременность, нанесли ей тяжелые побои, последствием которых было преждевременное рождение ею мертвого ребенка. Жалоба этой женщины оказалась настолько основательной, что обвиняемые ею казаки привлечены к ответственности. Вообще, наши полицейские не стесняются в чем-либо не любить. Недавно один из них, зайдя в летнее помещение клуба, облокотился у прилавка бильярдной комнаты и преспокойно занялся созерцанием игры. Он, по-видимому, не прочь был и сам поупражняться с кием в руках, но, к счастью, его кое-как удалили с ротонды. Тогда тот же полицейский отправился в беседку клубного сада и сел там в компании своих знакомых пить пиво, но и отсюда ему пришлось ретироваться. Зато в другом саду, общедоступном, полицейским у нас раздолье: они там сидят на скамейках с девицами, гуляют с приятелями по аллеям и, вообще, чувствуют себя превосходно». (Приазовский край. 137 от 26.05.1897 г.).