"Видение Розы, а меня вот момент с загсом заинтересовал. Меня очень задевает, что мужчина жениться не спешит. А самой тащить в загс кажется неправильным. Мне кажется, что я достойна, чтобы мужчина сам хотел жениться. Это мои тараканы и старомодное мышление? И почему вам важен брак? Хочу понять, зачем он мне. Мне кажется, нужен именно как признание меня ценной и достойной, а не так просто на пожить, потусить. Хотя подруги недоумевают, зачем мне это всё в почти 50" - задает вопрос читательница в комментариях к статье "Найти мужчину в 45" из подборки "О мужиках".
Спасибо за тему. Я тоже из тех старорежимных бабулек, которым хоть тушкой, хоть чучелком, но честным пирком да за свадебку. Не могу сожительствовать, не могу. С души воротит. Вот при всем моем лоховстве убеждении, что я могу и хочу взять на себя труд жить высокими идеалами, вроде вечной любви и все такое, идеал любви без штампа в паспорте для меня вообще не идеал, а его профанация. Нет, я согласна подождать, сколько надо, в случае с моим четвертым мужем это было, страшно вымолвить, одиннадцать лет - и все равно, хоть и через одиннадцать лет, но для меня настал момент выбора или-или. Или мы идем и женимся, или у меня есть дела и поважнее.
Не то, чтобы я ставила этот момент себе в доблесть, нет, когда я повзрослела, я сама ржала над тем, что стремлюсь с мужчиной в загс, как кит на сушу, как стая леммингов с обрыва, как слепой ишак, которому под хвост плеснули скипидару, но факт есть факт - я не могу жить спокойно в сожительстве, незаконно, как какая-то бесправная конкубина, и меня ничуть не утешает даже тот факт, что мужчина, живущий со мной, не женат, свободен, и я у него одна, словно в ночи луна (в году весна, в степи сосна). Не хочет жениться - значит хочет жениться на ком-то другом, а мной пользуется, пока не встретил свою истинную любовь или встретил, но она ему отказала, и он ждет, что она передумает. То, что мужчины могут просто не хотеть жениться, особенно после кровавого, разрушительного развода, а то и двух, у меня в голове не укладывается. Врут. Врут, как дышат, а сами спят и во сне видят, чтобы бежать в загс на эти грабли по новой.
Мне правда проще думать, что они не не хотят жениться, а не хотят жениться именно на мне. Комплексы это, или нет, но я до сих пор уверена, что мужчина, ищущий жену, вот прямо жену-жену, меня на эту должность не рассматривает, просто не может рассмотреть - я не подарок, с моей-то биографией. Я никакущая хозяйка, отвратительная мать, я мало зарабатываю, и, мягко говоря, никогда не отличалась скромным, добродетельным поведением, особенно в молодости. То есть взять меня в жены можно только по большой нужде, и только обделавшись самому по полной. И в общем, несколько раз за жизнь мне такие обделанные даже предлагали руку и сердце, но я, уж на что сердобольная и уступчивая к мужским нуждам, но даже я понимала, что "спасибо за оказанную честь, но нет". Не смогу. Да, я очень хочу замуж, вот этот вот сам статус замужней дамы, но не такой ценой.
Значит не в статусе дело. Не в том, что я хочу чувствовать себя, как вы пишете "ценной и достойной" - в своих глазах, глазах общества и глазах какого-нибудь мужчины. Не о ценности и достоинстве тут речь, иначе я бы вышла замуж за любого, кто предложил. Нет, я жду, пока до загса дозреет единственный в мире мужчина, тот, которого я люблю, и с кем коротаю жизнь в богомерзком сожительстве, ожидая, когда мужчина захочет сделать из меня приличную женщину, и не понимая и злясь на него, за то, что не хочет. Все еще не хочет.
Вы знаете, я думала об этом шесть лет, пока мы с Бурцевым жили порознь, просто встречались, так как не могли жить вместе, были другие дела у обоих. Но думала спокойно, как о будущем, просто уверена была, что, когда вся эта мешающая нам быть вместе текучка с нашими долгами-обязанностями закончится, то мы с ним съедемся и поженимся. Но вот, через шесть лет романа мы съехались, я перетащила к нему холодильник, ребенкин диван, цветы и кошку, перетащила ребенка, устроив его в школу, поменяла работу, нашла место в одной станции метро от дома, и все это за три недели. За три недели, Карл! от предложения съехаться, до реального нашего с ребенкой обустройства в его трешке в Чертаново. Свою двушку в Мытищах я сдала, пообвыклась на новом месте работы, ребенок пережил адаптацию в новом девятом классе, ну, что, Бурцев, препятствия к совместной жизни все устранены, нам пора жениться?
А вот шиш! Шиш и хрен по всей морде. Никаких "жениться" еще пять лет. То есть живи, Нина, работай, готовь жрать, потому что кроме тебя это никто не умеет, плати за квартиру в Чертаново, за квартиру в Мытищах, а о загсе и не мечтай. Девочки, как мне было обидно, я вам передать не могу. Иногда такой слабостью духа накрывало, что от немедленного возвращения в свои Мытищи меня останавливало только то, что квартира была сдана, арендатор прекрасный, тихий, приличный и платил, как часы. То есть ехать мне было некуда, в любом случае нужно было ждать месяц, а за месяц я могла триста раз пожалеть, что сдалась, не справилась, проиграла, уползла в свою нору, несолоно хлебавши, поэтому я даже не начинала уползать. День-два подуюсь, поворчу и обратно, в оглобли.
Но думала я об этом постоянно. Постоянно, где-то раз в полгода возвращалась к этому вопросу. "Бурцев, мы поженимся когда-нибудь или так и будем сожительствовать с тобой во грехе?" -"Нин, опять ты об этом, ну, сколько можно-то, ведь решили же уже" - "Да меня бесит, что я тебе не пойми кто, девочка для по...бушек" -"Ты мне жена!" -"Да с какого бодуна-то я тебе жена? Ты же не женишься!" -"О, Господи..." Я из вредности никогда не называла себя его женой, а его своим мужем. Если он меня с кем-то знакомил, говорил "А вот это Нина, она моя..." - и микроскопическая пауза, Бурцев всегда в этом месте запинался, не зная, как меня представить, а я тут же влезала: "Сожительница!". "Ну, почему сожительница-то сразу" - стеснялся Бурцев моей невоспитанности. - "Не знаю, почему, это ты на мне не женишься. Держишь меня столько лет в конкубинах, то есть в сожительницах, а я чо, я ничо".
Я даже в наших разговорах всегда его поправляла, если он называл меня женой. "Какая я тебе жена?! Ты на мне не женился, чтобы так меня называть!" Бурцев обижался, злился, махал на меня руками, Но я ни разу не дала ему оговориться. Не дала назвать меня женой, не будучи ею. И со всеми спорила, кто пытался меня так назвать. Друзья к нам приходили, называли нас Бурцевы, или вот еще так было: "Бурцев, скажи своей жене, чтобы посидела с нами, куда она опять делась?!", а я орала; "Я все слышу, никакая я ему не жена, пусть женится сначала!" Это уже был наш семейный анекдот. Нина хочет замуж, а Бурцев уворачивается.
А потому что я очень хорошо знаю - любое вранье обернется потом болью. Нельзя. Ну, нельзя называться семьей, мужем, женой, если этого нет на самом деле. Жить надо с открытыми глазами. Брак - это таинство. Это такой союз двух людей, оправдывающий их долг по отношению друг к другу. Я и Бурцеву это говорила. "Бурцев, ну почему ты ставишь меня в положение, где я много чего должна, как жена, но у меня нет основания для этого долга. Я проваливаюсь в болото сомнений там, где должна прочно стоять на ногах. У меня нет этого оправдания для себя, мол "Я жена, я обязана, и в горе и в радости, и в богатстве и в бедности, и в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит" Вместо этого я беспомощно барахтаюсь, пытаясь ответить себе на вопрос "Что я здесь делаю? - и у меня нет на него ответа"-"Потому что ты меня любишь?- пытался возразить мне Бурцев,-Вот у меня вообще нет вопросов, я тебя люблю, и поэтому я с тобой!" - "Ну, так женись! - орала я - Если у тебя нет вопросов!" -"Не могу, - объяснял мне Бурцев. - Не могу! Вот как ты не можешь жить со мной из-за этого чертового штампа, потому что его нет, вот точно так же я не смогу с тобой жить, если он будет!"
И я понимала, что его нежелание жениться точно так же иррационально, как мое желание замуж, и преодолеть этот момент нам не удастся никогда. Кому-то из нас всегда будет плохо в этом союзе, мне - если мы не поженимся, и ему - если поженимся.
Пока два года назад я не сказала ему: "Бурцев, мне надо уезжать в Киров. Я должна быть там. И я не вижу ни единой причины, почему я должна здесь оставаться. Меня ничего не держит здесь". И Бурцев спросил меня:"Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты осталась?" -"Да, можешь, - ответила я. - Давай поженимся". Бурцев подумал и сказал зло: "Давай. Давай!" И мы пошли и поженились.
И вот, девочки. Ну, врал он мне. Врал. Одиннадцать лет врал. Ну, не плохо ему от того, что мы женаты. Он мне сразу сказал, через неделю, после того, как мы проштамповались в МФЦ, мол, а хорошо, что ты настояла и мы поженились, мне нравится. И когда я его сейчас троллю и угрожаю, что разведусь, он на меня орет: "Я тебе разведусь! Только попробуй!"
Вот и пойми их.