Тем давним летом, когда исполнилось пять лет, родители первый раз взяли ее с собой в отпуск.
Они поехали в жаркий город Ташкент, где воздух летом нагревался так, что превращался в зыбкое дрожащее марево. Наверное, так же жарко только в пустыне Кара-Кум, по которой идут верблюды на обертке любимых конфет. Только их пустыня – нарисованная, а город Ташкент существовал на самом деле и плавился по-настоящему. Вместе с Миркой, ее мамой и папой.
Остановились они у маминой сестры, которую звали Вика. Точнее – тетя Вика, потому что она была еще старше мамы, и у нее был взрослый сын. Миркин Брат.
Ей так его и представили:
– Это твой Брат.
Брат был старше Мирки на целых восемь лет и выше в два раза. Он вообще был очень высоким, крепким и красивым. Таким, как и должен быть настоящий Брат.
Брат целыми днями гонял где-то в футбол и купался на озере с друзьями. Так ей говорили взрослые.
И она представляла его себе.
Вот он выходит рано утром из подъезда, держа под мышкой свой кожаный потертый мяч, который она видела в прихожей в углу, когда они только приехали. На нем – бело-зеленые спортивные шорты и футболка с белой цифрой 5 на спине, она видела их мельком на гладильной доске в большой комнате.
Брат соединял большой и указательный пальцы и свистел так громко, что слетались все птицы, не говоря уже о его друзьях, которые тоже были тут как тут, едва заслышав этот призывный свист. Друзья Брата были в такой же спортивной форме. Отличались они белыми номерами на спинах, но главной цифрой в их команде была «5».
5 – это быстрый.
5 – это смелый.
5 – это справедливый.
5 – это главный.
5 – это капитан.
5 – это Брат.
Мирка представляла, как Брат со своей командой бегут на зеленое футбольное поле, прямо за школой, которую ей показала тетя Вика. Они распределялись по полю так, как велел Брат.
Брат подбрасывал мяч, несколько раз отбивал его коленкой, принимал на носок спортивного бутса и пинал со всей силы в центр поля. Мирка видела как-то по телевизору, как это делается.
А после стартового удара начиналась игра.
Игроки бегали за мячом по полю, забивали в ворота мячи, падали на траву, прыгали кружком, обнявшись и хлопая друг друга по спинам, иногда ругались и спорили друг с другом.
И всем этим командовал Брат.
Он был неутомим, и справедлив. Все его слушались и делали, как он говорил.
Мирка видела это так ясно, как если бы сидела там на трибуне, а не на кухне, за арбузом, вместе с родителями и тетей Викой.
Арбузы здесь были спасением от жары. Огромные глянцевые шары, в черно-зеленую полоску, они встречались повсюду.
Развалы арбузов на крошечном рынке за остановкой. Бахча с арбузами за домами. Еще у тети Вики арбузами был забит балкон. Они занимали на балконе весь пол, лежали еще и вторым, третьим этажами сверху. Чтобы протиснуться на балкон, нужно было вытащить арбуз и быстро занять его место, пока туда не скатились арбузы сверху.
Держать арбуз в руках было невозможно.
Он был невероятно тяжелым, поэтому его нужно было либо положить сверху, либо передать на кухню, где его надрежут острым ножом и раскроют. Тогда раздастся треск лопающейся арбузной корки и рвущейся мякоти. А воздух наполнится сладким свежим соком, разливающимся из ярко-красной пупырчатой сердцевины, усеянной черными семечками-каплями.
На дольки арбузы не резали. Просто давали ложку, которой нужно было выгребать бархатистую красную мякоть из ближайшей к тебе половинки арбуза, и класть прямо в рот. Это была еще та задача – донести до рта арбузную мякоть и не облиться.
Арбуз считался не едой, а питьем. Им утоляли жажду во время изнурительной летней жары, которую все называли словом «пекло». Так говорили взрослые, обтирая с себя полотенцами льющийся ручьями пот.
Мирка так не потела, да и жара ей в целом нравилась.
Особенно если ты в тени, а не на солнцепеке.
Если не считать того случая, когда они пошли купаться на озеро.
В получасе ходьбы от тети-Викиного дома было озеро. Лягушатник, так его назвала тетя Вика.
Мирке представлялись уходящие за горизонт прохладные воды с мелкими волнами, набегающими на песчаный берег. В изумрудной толще воды стайками скользили рыбки, иногда над водой показывались их спинки и сверкали чешуей в лучах солнца.
Она, Мирка, сидела в прохладной тени ивы и обсыхала после долгого заплыва по озеру. Капельки воды стекали с мокрых волос по шее, капали на Миркины загорелые ноги и щекотали кожу, испаряясь на солнце. Рядом, в корнях ивы, прыгали, резвились два зеленых, как трава, лягушонка.
В открывшейся ее глазам реальности озеро больше напоминало глубокую лужу, вокруг которой сгрудились многочисленные отдыхающие. Красные потные дядьки, женщины в лоснящихся складках кожи, орущие дети. Шумные и активные, как мухи, они облепили крошечное озерцо со всех сторон.
Они заполнили своими телами и само озеро, не вмещались, толкались, натыкались друг на друга в мутно-зеленой воде. Деревьев вокруг не было совсем. Только пара ободранных кустов у воды, на которых уже сушились чьи-то и полотенца.
Мирка была уверена, что места в этой толчее им не найти.
Но бывалая тетя Вика привычно втиснула принесенное с собой покрывало между расположившимися на земле компаниями и скомандовала «садись». Когда они вчетвером сели на покрывало, соседям пришлось раздвинуть свои плотные ряды.
Теперь нужно было отдыхать. Лежать зажатой между родителями на покрывале и принимать солнечные ванны. Кожа у Мирки была белая, и мама боялась, что она сгорит, потому натягивала ей на лицо свою широкополую панаму из плотной ткани. Под панамой было нечем дышать, Мирка задыхалась, но мама была непреклонна – лицо может сгореть в первую очередь.
Вообще-то, загорать лежа Мирка никогда бы не стала добровольно.
Но стиснутая с двух сторон родителями и накрытая одеждой со стороны головы, она была обречена. Наверное, Мирка так бы и задохнулась там, под маминой шляпой, но ее спасла тетя Вика.
Она позвала Мирку купаться.
Мирка с радостью выбралась на свободу, и они с тетей Викой стали пробираться к воде. Они перешагивали через ноги, руки и головы, обходили аккуратно, где возможно, лежащих плотными рядами людей.
Наконец, они добрались до воды. Мирка сначала потрогала воду пальцами ноги. Было похоже на куриный бульон, когда опускаешь в него палец. Мутный, наваристый, теплый.
Как в этом можно купаться?
Оказалось, еще как можно.
Конечно, никакого удовольствия. Но хотя бы есть свобода движения. Людская масса в воде была менее плотной, чем на берегу. Мирка уговорила тетю Вику поплескаться в лягушатнике подольше. Она высматривала в воде лягушат и рыбок, но при таком скоплении людей они попрятались. Так сказала ей тетя Вика.
Когда они собрались домой, ближе к полудню, Мирка чувствовала себя морковкой, пассированной на горячей сковороде. Воздух вокруг раскалился добела, а куриный бульон озера, казалось, уже закипал.
Солнце стояло в зените, когда они вышли на асфальтовую дорогу, ведущую к тети-Викиному дому. Вдоль дороги ни единого деревца или навеса, чтобы спрятаться в тень. Ее собственная тень превратилась в путающегося под ногами, беспомощного коротышку.
Хоть из одежды на Мирке был только легкий сарафанчик и сандалики, она умирала от такой небывалой жары. Каждый из сандалий ощущался пудовой гирей, кандалами, не дающими двигаться быстро, как она привыкла.
А впереди – уходящая вдаль дорога среди выжженной пустыни.
Как взлетная полоса аэродрома. Нужно было срочно избавиться от лишнего балласта и быстрее добежать, долететь до спасительной тени, которая была где-то там, впереди. Еще невидимая, но существующая.
Пока никто не видел, Мирка сбросила с ног сандалии, подхватила их в руку и ступила на асфальтовую дорогу. Это было… как приложиться ступнями к раскаленной конфорке, на которую мама ставит сковородку. Как сунуть ноги в кипящее масло. Как…
В общем, асфальт действительно плавится на солнце. Вполне себе обычное дело для тех мест. Там знают, что если идти в такую жару по асфальту в обуви, то на расплавленном асфальте останутся твои следы. А если босиком, то следы останутся у тебя.
Но Мирка-то не была местной. И взрослой еще не была.
Поэтому она неслась по дороге со скоростью света. Нет, со скоростью звука. Она старалась оторваться от земли, взлететь. Больше не соприкасаться с обжигающим ноги асфальтом. Она бежала вперед, молотя раскаленный воздух руками, как мельница. И не могла ни взлететь, ни остановиться.
Мирка бежала, бежала, а дорога все не кончалась.
Кажется, ей что-то кричали родители и тетя Вика, оставшиеся далеко позади. Она уже не различала их голоса. Мирка взлетела. Она летела в огромном черном пространстве, среди звезд и комет. Это был самый прекрасный, самый долгий в мире полет человека в открытом космосе. Серебристо-белые звезды тянули к ней свои лучи, приглашая в свой хоровод. А Мирка тянулась к ним, и ей было так хорошо, так прохладно.
Вернулась из полета она только на следующий день.
Обнаружила себя на тети-Викином диване, под одеялом. Рядом стоял ряд аптечных склянок. Зеленка. Йод. Какая-то густая вонючая мазь. Градусник. Зачем это?
Мирка пошевелилась. Отдалось болью в коленях и ступнях. Мирка откинула одеяло. Коленки были густо намазаны зеленкой. Спина – каким-то жиром. Ступни вздуты, покрыты чем-то вроде меда и обернуты пленкой.
Из нее тут что, готовили какое-то блюдо?
Мирка села, голова предательски закружилась. Что же здесь произошло, пока она покоряла космические просторы?
Тетя Вика, первая прибежавшая на шелест Миркиных ног, завернутых в целлофан, охнула, подхватила Мирку и снова засунула под одеяло. За ней прибежала и мама и тут же впихнула Мирке под мышку градусник, а в рот влила какой-то вонючий красный сироп. Мирка даже не успела опомниться и выразить сопротивление.
Вставать ей строго запретили. Объяснили, что под целлофаном на стопах у нее ожоги. Такие волдыри, как воздушные шарики с водой внутри. Ступишь на пол, лопнут, и будет больно. А если еще полежать с мазью, то пройдут и сдуются, и можно будет ходить.
А спина намазана, потому что она еще и сгорела на солнышке, и там тоже волдыри, но поменьше, как пузырьки в газировке. Пройдет еще быстрее, чем на ногах, почти прошла уже.
А то, что колени в зеленке, это потому что она упала и проехалась по асфальту, а потом опять встала и побежала.
А поймал ее Брат, который ехал на велосипеде с друзьями, мимо, вдоль дороги, и увидел ее, Мирку, несущуюся по дороге и орущую в три горла.
Брат бросил велосипед и побежал, подхватил ее и на руках унес домой. Потому что она потеряла сознание и дышала через раз. А родители и тетя Вика догнали их с Братом только у подъезда. Хотя бежали изо всех сил.
Почему же ты, Мирка, сандалии-то не надела, ведь они все время были у тебя в руке? Даже когда Брат тебя нес, ты их из рук не выпускала, хоть и без сознания. К себе прижимала и не отдавала никому. Свои сандалики.
Мирка слушала их и думала. Надо же, от раскаленной асфальтовой сковороды ее спас Брат. Лучший Брат на свете. Ее Брат.