44 подписчика

Мемуары Арамиса, Глава 318

3 июня 20243 июн 2024

9 мин

Глава 318

В своих мемуарах я пишу, в основном, лишь о том, что связано с нашей старинной дружбой, дружбой между мной, Атосом, Портосом и д’Артаньяном. Я не касаюсь своих дел по руководству Орденом Иезуитов.

Быть может, наступила пора сказать об этом пару слов.

Дела мои в отношении руководства Ордена были направлены на распространение католической веры в мире, на укрепление её. Орден не являлся инструментом власти, насилия или подавления людей, как об этом впоследствии говорили люди, не посвящённые в его дела. Конечно, иногда приходилось убирать с дороги тех, кто мешает делу веры. Но это было благо для тех, кого отодвигали в сторону. Представьте себе несущуюся на скорости карету, запряжённую великолепной четвёркой добрых коней. А теперь представьте, что на пути этой кареты сидит несмышлёное дитя. Карета не может свернуть в сторону, поскольку по обеим сторонам дороги лежат большие камни или растут деревья, либо кусты. Невозможно мгновенно остановить разогнавшихся коней. Спасти это дитя можно лишь одним способом – убрав его с пути бешено мчащейся кареты. Дело Иисуса не может остановиться, оно не может свернуть в сторону. Если этому делу препятствует какой-то вельможа, не к месту начавший своевольничать и гнуть свою линию, его можно лишь убрать с его места. Можно сделать это вежливо и нежно, если же времени и ресурса на вежливость нет, Орден убирает его одним движением, как смахиваете вы надоедливую муху со стола полотенцем. Вы не задумываетесь о том, будет ли муха напугана, или же она не получит никакой психологической травмы. Соглашусь и с тем, что вы не беспокоитесь и о том, останется ли муха невредимой, или же ваше полотенце сломает ей крылья или лапки. Она должна быть сметена со стола, другого варианта просто нет. Несмышлёного ребёнка вы можете убрать с дороги, если вам повезёт его спасти, вы будете гордиться этим. Если вы сломаете ему руку, вы сможете утешиться тем, что всё-таки спасли ему жизнь. Я боюсь рассуждать далее и проводить аналогии, поскольку иначе меня обвинят в том, что я оправдываю преступления против отдельно взятых людей. Но я ничего не оправдываю. Я – иезуит, причём, главный из всех иезуитов. Следовательно, я – слуга Господень. Я слушаю Его указания, которые даются мне в знаках, неприметных для людей невнимательных. Я угадываю Его волю, верно ли, или ошибочно, за это отвечает Он, а не я. Да и перед кем Ему отвечать, как не перед Самим Собою? И если Он позволил мне занять место генерала Ордена, следовательно, так желал Он. Если Он позволил мне стремиться к ещё большей власти, и если это моё стремление увенчалось успехом, то и в этом я усматриваю Его волю.

Да, я никогда не позволил бы посягнуть на чью-то жизнь напрасно. Но я делал это не напрасно, а во имя высокой цели. Быть может, потомки меня осудят. Но в этом случае они забывают, что я – солдат, мушкетёр, моя профессия была всегда убивать по приказу Короля. Если же я увидел, что приказы Короля не справедливые, жестокие, если я отказался убивать во имя поддержки его власти, то ради того, чтобы противостоять ему, я готов был рискнуть, прежде всего, своей жизнью, а, кроме того, счастьем, благополучием и самой жизнью людей, которых Господь вверил под моё начало. Не всеми ими, но теми, кто согласился служить Господу и мне как солдат.

Так что моими целями была вера, моим инструментом были люди, а моими методами были людские страсти, а также способы воздействия на них. Я использовал подкуп, угрозы, шантаж, я даже использовал, скажем так, сильно действующие препараты, тайно подмешиваемые к еде или питью, но это, впрочем, весьма редко. Собственно, только один раз, в отношении герцога Лотарингского, Карла Четвёртого, впрочем, он сам виновен в этом. Ведь никто не вынуждал его нарушать своё слово и ставить Францию на грань новой катастрофы, гражданской войны и мятежа. Он чуть было не допустил противостояния двух законных Королей, двух законных наследников престола, тех двух братьев-близнецов, которых родная мать и родной отец разлучили навеки ради благополучия Франции, ради мира и процветания монархии. Я не посягал на жизнь моего предшественника, генерала Ордена, передавшего мне свою власть и её реквизиты из рук в руки. Генерал умер своей смертью, никакого питья я ему не давал, это клевета в мемуарах Гримо.

Итак, я занимался делами религии, для меня это дело было священным и интересным, для моих братьев во Христе, моих прихожан, послушных моей воле, мои дела были священными, мне не угрожал бунт, слуги Ордена были вполне послушны моей воле. Вероятно, одной из причин этого было то, что я знал, от кого что можно требовать, а от кого чего нельзя и просить. Этим я выгодно отличался от Людовика XIV, который мог бы распоряжаться каждой каплей крови д’Артаньяна, при условии, что он не требовал бы, чтобы он причинил какой-либо вред своим друзьям. Скажу ещё и то, что от такого неумения понять своего капитана мушкетёров, возможно, больше пострадал сам Король, нежели его капитан. Это – наука всем монархам всех времён и народов: Знайте, от кого чего можно требовать, не забывайте об этом, помните, что даже самый послушный человек проявил послушание только до определённых границ. Мир не состоит из Авраамов, готовых принести в жертву своему господину собственного сына Исаака. Если бы сам Господь потребовал бы от д’Артаньяна, чтобы он убил меня, или Атоса, или же Портоса, то и он потерпел бы неудачу. Он потерпел бы неудачу и с Портосом, и с Атосом.

Я написал это и ужаснулся. Я никогда не думал о том, послушался ли бы я Господа, если бы Он потребовал от меня принести в жертву одного из моих друзей? Начав писать эту главу, я был убеждён про себя, что не согласился бы. Но ведь никто не заставляет меня лгать этой бумаге, которая не предназначена к тому, чтобы её кто-нибудь прочитал! Я пишу это только для себя самого, так что я должен быть честен. Я вспоминаю, что ведь я же фактически принёс Портоса в жертву своим амбициям, пусть бы даже я считал их внушённых мне Господом и богоугодными по этой причине. Да зачем же обманывать себя? Прежде всего, я хотел поменять Короля, я хотел посадить на трон Франции послушного мне Филиппа, для того, чтобы через него управлять всем государством. Я желал, чтобы моё положение было выше, чем положение Фуке и даже выше самого Короля, ведь новый Король целиком и полностью зависел бы от меня. Да, я не подумал о том, что рискую не только собой, но и Портосом! Но я был обязан подумать об этом. Да, я был убеждён в своей победе, но я должен был подумать и о возможности поражения.

Кардинал де Рец, Поль де Гонди, которого я всегда презирал, сказал как-то, что любое предприятие надо обдумывать столь глубоко, чтобы даже поражение приносило нам известные выгоды! И он таки добился своего. Фронда, выдуманная и реализованная им, потерпела поражение, но даже в результате поражения Гонди из коадъютора парижского сделался кардиналом! Следовало бы и мне брать с него пример, и столь же тщательно продумывать свои шаги!

Когда я понял, что д’Артаньян разгадал мои замыслы и намеревается возвратить Людовика на трон, я позорно бежал, поскольку не решился идти против друга.

Я оправдывал своё бегство благородными мотивами: я не хотел становиться врагом своему другу. Но я обязан был вспомнить о Портосе, который был мне не меньшим другом, чем д’Артаньян! Я должен был думать о спасении Портоса в первую очередь, а о себе забыть! Я этого не сделал. Поэтому я сейчас встану со своего удобного кресла, подойду к зеркалу из венецианского стекла в золотой оправе, и плюну в своё отражение. Так я выражу самому себе осуждение за то, что безответственно рисковал своим другом и чуть не погубил дорогого Портоса – самого доброго, самого чистосердечного и, пожалуй, самого дорогого мне друга! Господи, благодарю Тебя за то, что в ту тяжёлую пору ты не забрал его к Себе, что оставил его нам, сохранил его жизнь!

Да, я вынужден признаться, что я был тогда не таков, как сейчас. Пожалуй, я мог бы рискнуть жизнями своих друзей ради личной выгоды. Мне стыдно это говорить. Я надеюсь, что я клевещу на себя, но я должен сказать, что такое было при определённых условиях возможно. Это не то, что сейчас. Теперь, когда я, седой старец, словно какой-то летописец пишу за главой главу только лишь для того, чтобы мысленно воскресить те события, которые были самыми счастливыми в моей жизни, хотя я ещё не был тогда тем, кем являюсь сейчас, не был понтификом, теперь я таков, что не рискнул бы и мизинцем любого из моих друзей за всю власть над миром, за все сокровища мира. Теперь-то я с радостью отдал бы свою жизнь за любого из них! Но что такое теперь – моя жизнь? Сколько мне осталось? Месяцы? Недели? Дни? А, может быть, часы! Скоро воссоединюсь я с вами, дорогие мои друзья! И я надеюсь, что вы простите мне мою тогдашнюю слабость, когда я подвергнул такому риску нашего дорогого Портоса! Ваше прощение мне так необходимо! Ни один духовник не дарует мне отпущения лучше вас, Атос, надёжней вас, д’Артаньян, и проще, чем это сделали вы, Портос!

Мне кажется, что там, за пределами круга света, образуемого моими свечами, я вижу смутные тени Атоса, Портоса и д’Артаньяна!

— Ваша задумка была великим делом, хотя и преступлением, дорогой друг, — говорит мне Атос. — Но вы поступили единственно так, как могли бы поступить, потому что вы – это вы, не терзайте себя понапрасну. Быть может, вашими действиями управлял Господь, может быть, Судьба, а может быть, кто-то похуже. Но ваше раскаяние всё искупает. Утешьтесь, друг мой, и идите к нам с чистой душой и лёгким сердцем.

Атос грустно улыбается и лик его рассеивается в тени моего кабинета.

— Арамис! — восклицает д’Артаньян. — Вы поступили крайне опрометчиво! Если бы вы погубили Портоса, я, может быть, никогда бы вам этого не простил. Но, чёрт подери, Портос не погиб, и ваша вина всего лишь в том, что вы рисковали, а риск – это неизменное состояние, в котором находится каждый мушкетёр! И сколько бы вы не прикидывались аббатом, вы всегда были прежде всего мушкетёром! Единственное, в чём я вас упрекну, если вам понадобилось рискнуть чьей-то жизнью, вы обязаны были выбрать из нас троих меня! Впрочем, дело прошлое, я присоединяюсь к Атосу и предлагаю вам снять со своей души этот камень. Портосу это ничуть не повредило, и он довольно быстро наверстал потерянный вес. Господь с вами!

После этого лицо д’Артаньяна тоже заколыхалось и рассеялось в темноте.

Осталось только добродушное лицо Портоса.

— Я не умею говорить так красиво, как они, — проговорил Портос со смущённой улыбкой. — Простите меня за то, что вы так долго печалитесь, и что я стал причиной этой печали. Развеселитесь же! Пока вы живы, надо радоваться жизни! Если бы можно было всё вернуть, и если бы я знал, чем всё закончится, я всё равно пошёл бы за вами! Мы славно повеселились напоследок!

— Не уходи, Портос! — воскликнул я.

Но лицо Портоса снова смущённо улыбнулось мне и растаяло в ночи.

Уф! Кажется, я заснул!

Запишу-как я этот сон! Ведь я пишу эти воспоминания исключительно для того, чтобы вновь ощутить себя среди моих дорогих друзей! Этот диалог посреди ночи в роскошном рабочем кабинете понтифика, освещённом только пятью свечами, стоящими на столе в широком подсвечнике, ведь он – тоже часть моих встреч с ними. Сохраню же для памяти и его тоже!

(Продолжение следует)

Полностью «Мемуары Арамиса» вы можете найти тут

https://litsovet.ru/books/979343-memuary-aramisa-kniga-1

https://litsovet.ru/books/979376-memuary-aramisa-kniga-2

https://litsovet.ru/books/980135-memuary-aramisa-kniga-3

https://litsovet.ru/books/981152-memuary-aramisa-kniga-4

https://litsovet.ru/books/981631-memuary-aramisa-kniga-5

https://litsovet.ru/books/983912-memuary-aramisa-kniga-6

https://litsovet.ru/books/985284-memuary-aramisa-kniga-7

https://litsovet.ru/books/985482-memuary-aramisa-kniga-8

Также в виде файлов

эти книги можно найти тут