Про «несокрушимую и легендарную», и о том, как служилось в Советском Союзе ходит немало баек и анекдотов. Все эти присказки типа «кто в армии служил, тот в цирке не смеется», «копать будем от забора и до обеда…», «матом ругаетесь, а потом этими же руками хлеб есть будете…» или «поставьте здесь шлагбаум или смышленого майора» давно ушли в народ и стали своего рода классикой жанра.
Поэтому рассказывать буду исключительно истории, которым стал свидетелем.
Было это в середине восьмидесятых. Начнем с того, что призван я был в армию из города Брянска, уже вполне состоявшимся молодым человеком: мне исполнилось 27 лет. Сидел, как говорится, никого не трогал, починял примус. Позади был институт и три года дуракаваляния в школе, где преподавал английский язык.
И тут – бах! – нежданно-негаданно повестка. С другой стороны, в 27 лет Курт Кобейн из группы Nirvana уже руки на себя наложил, а мне всего-навсего надо в армию сходить. Ну, и пошел. «Школа жизни», как никак.
Автор статьи – журналист Алексей Хотяновский. Статья специально написана для публикации на дзен-канале «В ЖИЗНИ И В КИНО».
Надо сказать, что возраст пошел мне только на руку. Был старше половины офицеров в части, что помогло найти с ними общий язык.
Служить меня отправили в железнодорожные войска по причине неважного зрения. Был в те времена стишок «Два солдата желдорбата заменяют экскаватор». И правда, воины нашей части, как правило, автомат подержали только во время принятия присяги, в дальнейшем главными орудиями для них стали лопаты, носилки и прочее.
Первое место службы – славный город Красноярск. Опять же благодаря возрасту, меня определили в санчасть начальником аптеки(!). Это при том, что никакого отношения к фармацевтике я не имел.
Непосредственным начальником моим был капитан Сухих. Сразу скажу, что «сухим» его я не видел почти никогда. Напивался он зачастую до положения риз. При этом был добрым и безобидным человеком, и мы иной раз коротали с ним вечер за рюмкой медицинского спирта.
Да, совсем забыл сказать, что в моем распоряжении было 100 литров спирта, что еще более повысило мой статус в части. По утрам заглядывали, бывало, ко мне в аптеку подгулявшие накануне офицеры:
- Константиныч, налей грамм пятьдесят, будь другом, подлечиться…
Ну, и как тут отказать?!
В общем, все складывалось самым лучшим образом. Такая «школа жизни» меня вполне устраивала. Взял в пункте проката телевизор, и мы с санинструкторами частенько засиживались за полночь, благо отбоя для нас не существовало.
В баню ходили, когда заблагорассудится, а не в банный день. Исследовали Красноярск, этот замечательный город, ездили в заповедник «Столбы», объедались кедровыми орешками.
А потом – раз! – и нашу часть переводят в Амурскую область, на строительство Байкало-Амурской магистрали. По телеку в те годы показывали радужные репортажи про развеселых комсомольцев, которые стройными шеренгами отправлялись «строить путь железный, а короче БАМ».
Спору нет, были там, конечно, и комсомольцы. Но у меня сложилось стойкое ощущение, что основные работы выполняли тут бойцы стройбата и желдорбата.
Итак, пункт назначения – поселок Февральск. От Красноярска добирались аж 8 суток. Каким-то образом в одной плацкарте помещалось от 10 до 12 человек. Самая большая проблема – туалет. На станциях солдат не выпускали.
Но все-таки добрались. Высыпали из вагонов. Картина мрачная. Кругом – совершенно ровное и безлюдное пространство. Ни деревца, ни здания. Первое, что мы увидели – могильный камень с надписью:
Он тоже строил БАМ
Он был красив и мил.
Он умер здесь.
Зовут его Даниил.
Понятное дело, оптимизма это не прибавило.
Но все же именно тут я осознал, что благодарен армии. Прежде всего за то, что по своей воле в этих краях никогда бы не побывал. Не увидел бы, как цветет багульник, не наткнулся бы на лося в тундре, не купался бы в ледяной речке с экзотическим названием Бурундушка, не встретил бы таких интересных персонажей.
Итак, служба проходила в поселке Февральск. Это 8000 километров от Москвы. Вокруг – болотная марь, то бишь топи. Не самое комфортное для проживания местечко.
Сначала 40 суток вкалывали на путях. Конец мая, жара страшная. Работали по 10 часов. Но ребята подобрались хорошие, никто не отлынивал. Подружился там с немцем из Казахстана по имени Гарри Кнехт. Сошлись на почве музыки.
Все это называлось почему-то практика. Ну, а потом нас раскидали по разным частям. И угодил я в так называемый «черный» батальон. Если кто не знает, в них служили, в основном, представители Кавказа и Закавказья. Про пресловутую дружбу народов, о которой нам столько рассказывали, можно было забыть.
Спасло меня мое происхождение. И вот, захожу я в столовую, на меня тут же уставились 50 пар черных глаз, а один подходит и с ярко выраженным азербайджанским акцентом говорит, заранее плотоядно улыбаясь:
- Ну, и откуда ты, земеля?
А я радостно и совершенно искренне отвечаю:
- Из Баку!
Это город моего детства.
И тут же на стоящей в углу ионике (так назывался в те времена электроорган) сыграл «джи-джи-джиджалярим» (цып-цып, мои цыплятки) – это песня, которую в тех краях знают все, от мала до велика.
Всё! Дружба навек, объятия, ты мой брат – и так далее.
Определили меня во взвод охраны и тут же назначили руководителем ансамбля, благо я умел немного играть на клавишных. Командиром взвода был прапорщик Зигмунд Гирдиевский. Поляк по крови, он, тем не менее, не приобрел благородных генов от своих предков.
Зато обладал множеством других «достоинств».
Так, Зигмунд Иванович мог выпить три флакона одеколона «Саша» в течение трех минут. После этого вызывал любого старшего офицера на суд чести.
Был вспыльчив, но отходчив. Устраивал подъем взвода в три часа ночи для осмотра, не особо ориентируясь во времени. Был немногословен. Наказывая проштрафившегося бойца, не читал ему нотаций. Просто долго смотрел на нарушителя, а потом изрекал: «На г…но!», то есть чистить сортир. В общем, веселый был мужик.
Его заместителем был сержант, дагестанец Омар. Русский язык он освоил только в армии, за что был ей весьма благодарен. У него был маленький кассетный магнитофон, на который он записал целиком звуковую дорожку двух кинолент: индийской «Танцор диско» и нашей «Не бойся, я с тобой».
После этого он общался со всеми исключительно расхожими фразами из этих фильмов. Так, обидевшись на музыканта из нашего ансамбля, он цитировал слова злодея Джафара:
- Если бы я не любил музыку, я бы тебя убил.
В минуты откровения Омар показывал фото своей жены, особы весьма внушительных размеров, и говорил с гордостью:
- Это Фатима. Штангу поднимает – в два раза больше меня!
Перед самым дембелем он умудрился влюбиться в завскладом, такую же здоровенную девушку по прозвищу Петр Первый, даже хотел остаться с ней – еле отговорили.
Как известно, москвичей в армии не любят. Причины понятны. К армейским тяготам жители столицы не приучены, они избалованы и работать не любят. За что и огребают от сослуживцев по полной программе.
В нашей части был один москвич, который коренным образом отличался от своих земляков. Нет, работу он тоже не любил, но отлынивал от нее весьма своеобразным образом: ежедневно напивался.
Мало того, пил он исключительно «Кармазин», то есть жидкость от выпадения волос, за что и был прозван «директор кармазинного завода». Где он доставал ее в таких количествах оставалось тайной. Но каждый день, уже к обеду он не стоял на ногах, а скрывался от начальства почему-то все время в одном и том же месте: под крылечком штаба.
Вот оттуда его в скрюченном состоянии выволакивали на свет божий и отправляли на «губу». По-моему, на гауптвахте он провел львиную долю своего срока службы. Но бойцы «черного батальона» при этом относились к нему по-доброму. Чего с него взять?
Ну, а мы тем временем репетировали, разучивали песни, давали концерты и даже гастролировали. Замполит строго следил за репертуаром, поэтому я пошел на хитрость: писал русские тексты про Ленина и «за мир во всем мире» на песни рок-групп AC/DC, Nazareth, KISS и тому подобное. И ничего, сходило с рук.
Особенно мы любили играть на выезде. Нам давали автобус, и мы отправлялись в какую-нибудь богом забытую часть, в которой вся связь с внешним миром поддерживалась через «матюгальник на березе».
Сначала нас кормили, у нас это называлось «чифан» (в переводе с китайского - еда), потом мы давали концерт для воинов, минут на 30-40. Ну, а затем начиналось самое интересное.
К нам подходил офицер и просил после концерта задержаться и поиграть что-нибудь «для своих». В качестве главного аргумента из кармана извлекался полтинник, и мы, естественно, великодушно соглашались.
В зале появлялось начальство со своими женами. Офицеры, как правило, в трико, жены – в выходных платьях, радуясь поводу хоть раз их надеть. Танцевали с упоением. На бис исполнялась песня «Землян» - «Хорошо, что есть на свете это счастье путь домой…», под которую у женщин влажнели глаза.
Приближался дембель. «Деды» обшивали бархатом альбом, для того, чтобы спустя неделю после возвращения домой закинуть его куда-нибудь на шкаф. Приводилась в «героический» вид парадная форма: кители украшались бахромой и неимоверным количеством наградных значков, добываемых по блату у штабистов. Под манжеты брюк вшивались свинцовые грузики, чтобы при ходьбе они не колыхались. В общем, обычный армейский предотъездный дурдом.
А тут грянул очередной юбилей Ленина. Отмечался он с помпой. Репетиции, выискивание соответствующих песен, муштровка чтецов, разучивающих шедевры ленинианы.
И вот день концерта наступил. Мы отыграли своё, кто-то сплясал, женщина-врачиха прочла отрывок из поэмы Маяковского. Настало время финального номера.
Зазвучала песня "Ленин всегда живой". И под музыку на сцену выдвинулся...бюст Ильича, который надел на себя какой-то азербайджанец. Уверяю вас, это было зрелище не для слабонервных. Из-под здоровенной головы вождя торчали худые ноги в сапогах...
Я просто упал со стула.
А замполит долго аплодировал...
Дорогой читатель! Я специально избегал в этих своих зарисовках каких-то мрачных моментов. Их, конечно, хватало, но при этом полтора года в Советской Армии я по сей день вспоминаю с добрым и светлым чувством. Несмотря на весь тот абсурд, которого хватало в избытке.
И еще. Конечно же, и в те далекие времена армия была такой далеко не везде. Были образцовые части, были гвардейцы, была Кантемировская дивизия. Но – что поделать – я служил именно в таких разгильдяйских войсках.
А из песни, как известно, слов не выкинешь.
О моем детстве в Баку читайте: