Сегодня мой родной город находится не в России. А мои земляки, люди разных национальностей, разъехались по всему миру. Но каждый из нас помнит и любит свою малую Родину...
«Бриллиантовая рука» и «Человек-амфибия», Муслим Магомаев и Мстислав Ростропович, Аркадий Райкин и Людмила Зыкина, дружба народов и страшные погромы, восточные базары и дикие пляжи, хорошее вино и арбузы для утех…
Все это мой Баку. Необыкновенный многонациональный город, в котором прошло мое детство.
И мой рассказ будет о самом счастливом детстве...
1960-е гг. Старый мой уютный бакинский двор просыпался рано. Сначала раздавался зычный голос муэдзина из расположенной рядом мечети, он призывал народ на утреннюю молитву.
Автор статьи – журналист Алексей Хотяновский. Статья специально написана для публикации на дзен-канале «В ЖИЗНИ И В КИНО».
Потом еще сонный двор внезапно оглашался криками: «Стари вещь пакупай!». Это пришел дед-старьевщик, и хозяйки, подхватив ветхую одежду и ненужную утварь, спешили к нему, чтобы получить за эту ветошь какие-то копейки.
Матушка расталкивала меня, мы завтракали и шли на приморский бульвар. Я, «маленький, глупый, больной», как писал поэт Давид Самойлов, подхватил где-то коклюш, и врачи прописали чаще бывать на море.
Дом наш стоял на улице Самеда Вургуна, наискосок от знаменитого центрального рынка, который все называли по старой памяти «Кубинка». Здесь еще в досоветские времена торговали купцы из города Куба, расположенного недалеко от Баку. Много позже я побывал на разных восточных базарах, но такого не видел.
Это был своего рода город в городе, здесь можно было заблудиться. А запахи! Вся эта «зелень-шмелень», вкуснейшая баранина, лопающиеся от зноя персики, светящийся на солнце апшеронский виноград, гигантские арбузы, трещащие под руками продавцов («Эй, попробуй, это же сахар, укусишь – язык проглотишь!»).
Здесь же мы, пацаны, покупали из-под полы иранскую жвачку и первые в нашей жизни сигареты с экзотическим названием «Нефертити».
Дом наш был еще «сталинской» постройки, квартиры с высоченными потолками. Двор – квадратный, замкнутый, тенистый, а посередине двора – фонтан с небольшим бассейном, в котором детвора с удовольствием плескалась в жаркие дни.
Мы жили на четвертом этаже. Что примечательно: в туалете было окно, выходящее во двор, из него были видны окрестные улицы и где-то далеко – Каспий. Матушка шутила: «У нас уборная с видом на море». Между балконами натягивали веревки: сушили белье, прямо как на неаполитанских улицах.
Это было самое начало 60-х годов прошлого века. Во дворе жили азербайджанцы, армяне, евреи и русские. Вопрос о национальности тогда вообще не стоял, по крайней мере, мы этого не ощущали.
И друзья мои были – армяне Артур и Карен, азербайджанцы Тофик и Фуад, евреи Игорь и Леня. Мы все были бакинцами – вот и всё. И никаких различий.
Двери в квартиры никогда не закрывались. Кто куда пошел, кто с кем встречается, кто что себе купил – об этом становилось сразу же известно всему двору. Помню, женился один юноша, так на свадьбу пригласили всех соседей. Пели и плясали всю ночь.
Во дворе было три подъезда, но были и отдельные квартиры с персональными входами. Одна - у тети Кати, особы неопределенного возраста, с ярко-рыжими волосами, которые она красила хной. У нее жили две девицы легкого поведения (как бы сегодня сказали «девушки с пониженной социальной ответственностью), к которым периодически ходили благопристойные отцы семейств с обязательным арбузом под мышкой.
Конечно же, тетя Катя это тщательно скрывала, могли пришить содержание притона, но от соседей разве утаишь? К тому же к ней периодически наведывался милиционер все с тем же арбузом, так что, судя по всему, «крыша» у нее была.
Отдельный вход был и в жилище контуженного во время войны дяди Жени по фамилии Орел. Его все считали сумасшедшим, но был он совершенно безобидным, и нам, детворе, вечно дарил всякие интересные штуки, какие-то шарики, которые громко хлопали и искрились при столкновении друг с другом.
Под нашей квартирой, на третьем этаже жила Наира Гасановна, она преподавала в музыкальном училище сольфеджио у самого Муслима Магомаева. Однажды, после каких-то гастролей, он навестил ее, пришел в наш двор с огромным букетом белых роз. Это было почти второе пришествие Христа, все жильцы нашего дома вспоминали об этом много лет.
По улицам мы, пацаны, бегали босиком, не боясь ни на что напороться. Собирали абрикосовые косточки, которые валялись повсюду, а потом раскалывали их и ели вкуснейшие ядрышки. И ведь никакая зараза не липла!
Если у взрослых были свои запретные развлечения, то у нас, мальчишек, свои. Мы путешествовали по крышам, благо они примыкали одна к другой. Через два дома от нас была венерическая лечебница, и больным каждый вечер привозили фильмы. Ну, а мы их смотрели, сидя на крыше. Гоняли нас, конечно, но тяга к "важнейшему из искусств" была сильнее.
Вообще, Баку был настоящей усладой для кино-гурманов. Помимо главных кинотеатров столицы – «Низами», «Ветэн», «Азербайджан» - буквально на каждом шагу располагались маленькие клубы.
В клубах можно было посмотреть фильмы, срок на прокат которых давно закончился. Это, понятное дело, было незаконно, но директора пускались на хитрость: показ назывался «кинолекторий».
В картине обрезались титры, перед началом для отвода глаз минуты две выступал якобы лектор, который в течение двух минут на азербайджанском языке пересказывал сюжет, а затем целиком показывали фильм. И все были рады: и зрители, и руководство клуба.
В гостеприимный Баку очень любили приезжать артисты. Помню, как Аркадий Райкин читал на концерте знаменитую миниатюру про дефицит. Там был текст, который актер произнес с характерным местным акцентом: «В театре премьера. Кто в первом ряду сидит? Уважаемые люди сидят: завскладом, директор магазина, товаровед».
В зале раздался хохот, потому что в первом ряду сидели как раз эти самые «уважаемые люди». И смеялись они вместе со всем залом.
Приезжала Людмила Зыкина, которая накануне сильно простудилась и хотела отменить выступление. Как гласит байка, местные поклонники сказали ей: «Слющай, петь не надо. Ты просто ходи по сцене, туда-сюда, туда-сюда…» Да, тут всегда любили женщин в теле.
Сам великий виолончелист Мстислав Ростропович не забывал своих земляков. Он дал тут концерт незадолго до своей эмиграции. Моему дяде повезло: он пробился к Маэстро и взял у него автограф.
В Баку вообще родилось много знаменитых людей. Помимо Магомаева и Ростроповича можно вспомнить Полада Бюль-Бюль Оглы и Ларису Долину, автора «Покровских ворот» Леонида Зорина и писателей братьев Ибрагимбековых (младший, Рустам, написал сценарий «Белого солнца пустыни»), актера Эммануила Виторгана и режиссера Юлия Гусмана, телеведущего Виталия Вульфа и разведчика Рихарда Зорге. Список можно продолжить…
А еще были пляжи. Самый демократичный - Шихово, недалеко от дома. Лучше всего было приезжать туда самым первым автобусом, когда здесь еще не было ни души. Тогда можно было поплавать голышом, как на диком пляже.
Как-то раз плывем с дядькой, вдруг он оборачивается и говорит: «Мы не одни!». Как так?! А он смеется и показывает на гору, а на ней крупные буквы - «Ленин с нами».
Подальше от города располагались пляжи престижные, с прозрачной водой и раскаленным чистейшим песком - Бильгя, Мардакяны, Бузовны, Пиршаги. Когда с разбегу прыгали в воду, казалось, что она шипела.
Вечером, когда спадала жара, мы шли в город. Брали немного вина: оно продавалось везде, за исключением, разве что, книжных магазинов. Как правило, покупали "Агдам", но это была совсем не та мурцовка, которую поставляли в другие республики.
В любой столовке тебе наливали чистейшее вино из бочки, а на прилавке всегда стояло блюдечко с вареным подсоленным горохом - на закуску. Идешь потом по тенистым улочкам, а из какого-нибудь окна доносится: «Шуберт, Шуман, домой!». Да, здесь любили экзотические имена…
И везде этот запах с моря.
И старый город.
Когда в Баку приехал Брежнев, он изрек: «Баку – красавец город. Приятно жить и трудиться в таком городе». И эту фразу написали на гигантском транспаранте и вывесили его вдоль всего Приморского бульвара. Наверное, чтобы из космоса видно было. Чисто восточный размах.
Баку очень любили кинорежиссеры. Певица из «Человека-амфибии» пела знаменитую «Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» в бакинском кафе, и мы этим страшно гордились – фильм стал тогда лидером проката.
Именно здесь спасал зверушек добрый доктор из фильма Ролана Быкова «Айболит-66». И Гена Козодоев падал на бакинскую мостовую с возгласом «Шьорт поберьи!».
И развеселый приключенческий фильм «Не бойся, я с тобой», и отдельные сцены из «Тегерана-43», и мустангер - Олег Видов влюблялся в Луизу – Людмилу Савельеву во «Всаднике без головы» - всё это снималось здесь.
Да чего там, сам Джеймс Бонд, сыгранный Пирсом Броснаном в фильме «И целого мира мало», катался тут на своей машине на фоне нефтяных вышек.
Уже живя и учась в других городах, я приезжал сюда, зная, что Баку меня никогда не подведет.
И это были те светлые времена, когда мы с друзьями верили в то, что жизнь прекрасна и все люди братья.
Но пришла беда, и про братство народов люди забыли. Не буду углубляться в эту тему, лучше расскажу одну историю.
В нашей квартире, еще с Великой Отечественной войны жила армянка тетя Ася, ее подселили, как беженку. Она заняла кухню, а готовить приходилось в ванной комнате. Война давно закончилась, а тетя Ася прижилась и съезжать не собиралась.
Моя бабушка несколько раз намекнула ей, что пора бы и честь знать, но все без толку. В конце концов, они разругались и прекратили общаться.
А потом начались погромы. И как-то раз ночью к нам пришли боевики, искали армян. И моя бабка спрятала тетю Асю под кроватью, а боевиков не пустила на порог.
До этого она не разговаривала с ней 10 лет. Просто она свято верила в то, что «все мы – бакинцы». И когда я представляю себе, как моя бабушка прячет свою опостылевшую соседку, рискуя при этом всем, и жизнью, прежде всего – у меня сердце останавливается…
Так уж получилось, что я не был на родине 30 лет. И вот приехал снова. С опаской. Все-таки столько времени прошло.
Узнал, что контуженный дядя Женя кончил плохо: была гроза, ночь, у него начался приступ (он болел туберкулезом), он шел по двору и стучался во все двери, оставляя на стенах красные следы. И никто не открыл...
А дом наш уже снесли, я хоть двор успел сфотографировать.
Город стал, конечно, современнее, и английские такси резво бегают по улицам, и ночью светло, как днем - электроэнергии хватает, и полицейские все - на английском...
А в детство окунуться - не получилось.
Нет друзей, которых раскидало по всему земному шару. И никто уже не говорит: "Я - бакинец". И рыжеволосой «мамки» тети Кати с ее веселыми девицами нет. Нет и хашной на углу, куда ранним утром приходили загулявшие жители, чтобы поесть жирный наваристый суп…
Впрочем, я брюзжу, конечно.
Это роскошный город. Любимый город. И единственный.
А я - бакинец!