В последнее время мы с коллегой заметили, что обращений с детьми становится все больше и больше. И этому есть масса причин, как показал опрос, проведенный мной в соц.сетях. Но сегодня не об этом.
В этом статье я хочу сосредоточиться на тех феноменах, которые происходят при обращении родителей к психологу/нейропсихологу с детьми, которые испытывают различные трудности - от девиантного поведения (агрессия, конфликты, кражи, прогулы школы и т.д.) до серьезных клинических нарушений (депрессия, расстройство пищевого поведения (РПП), суицидальных мыслей и т.д.).
Очень грубо можно разделить происходящее в этих ситуациях на две группы:
1. первая группа родителей обращается очень поздно, успев пройтись с детьми по врачам (которые направляют нередко к психологу или нейропсихологу в зависимости от диагноза) или по социальным учреждениям и комиссиям (если речь идет о девиациях). Такие дети длительное время пребывают либо с частичной помощью, либо без оной, что не способствует улучшению состояния;
2. вторая группа родителей обращается довольно быстро и первые несколько недель испытывают большой энтузиазм, следом за которым часто следует срыв и активный саботаж терапии, делающий ее неэффективной.
Из недавнего: при обращении семьи прозвучала фраза "Мы уже у многих психологов были". И действительно были у нескольких хороших детских психологов (я их знаю, грамотные специалисты). Изменений в течение 2-3 недель не наступало (домашние задания они не выполняли, к слову), уходили.
Подобные явления в психологии зовутся сопротивлением.
Концепция сопротивления содержит три компонента, которые делают процесс амбивалентным: есть переживание опасности, есть силы, которые толкают к изменениям, и силы, которые боятся изменений и заставляют бежать от них.
У каждого члена семьи по-своему проявляется сопротивление. Но так же присутствует сопротивление всей семейной системы.
Как может проявляться индивидуальная форма сопротивления и от чего мы бежим, получая негативные оценки о состоянии наших детей?
Начну, пожалуй, с последнего вопроса.
Прежде всего, мы бежим от эмоциональной нагруженности ситуации: у моего ребенка депрессия - не самое приятное открытие и осознание.
В этом случае могут включаться как самые простые формы психических защит, так и более сложные когнитивные конструкты. Например: родители ребенка с РПП могут говорить, что сейчас все помешаны на фигуре; родители ребенка с тяжелой клинической депрессией называют его ленивым или просто уставшим; в жесткой форме в отношении ребенка с самоповреждающим поведением может прозвучать "хочешь боли, буду лупить".
При всем этом внутренне родители могут переживать целый вал чувств: здесь и чувство вины перед ребенком (я виноват, не доглядел, не доделал), и стыд перед окружающими (лучше всего это явление описано в книге "Что-то не так с Гэлвинами"), и тревога, и страх перед будущим, и страх ошибки в терапии, в выборе психолога, психиатра, в приеме медикаментов.
Так, например, родители могут отвергать даже саму возможность стационарного лечения в детском психиатрическом отделении или соглашаться, а потом тратить силы и ресурсы, чтобы "вытащить" ребенка из "этого ужаса".
И, разумеется, здесь присутствует и желание контролировать происходящее, таким образом пытаясь снизить чувство беспомощности (особенно это характерно при тяжелых диагнозах).
О сопротивлении семьи как системы и рекомендациях специалистам - в следующей статье.
Автор: Чернявцева Татьяна Александровна
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru